«Гуроны» и «гидроцефалы» на улицах и в переходах
Мы ходим мимо них каждый день и старательно не замечаем их назойливых помощников, которые суют нам под нос какую-нибудь шапочку и просят всегда одно и то же: «Поддержите начинающих музыкантов!». А они поют своего бесконечного Цоя и счастливо жмурятся на солнце, являя завистливым менеджерам и прочему офисному планктону реализованную мечту – когда отдых становится работой. Это – уличные музыканты Иркутска, сорняки, проросшие сквозь асфальт и бетон, потерянная для общества молодёжь, которая живёт в коммунах, питается пивом и сигаретами, а в ответ на разумный призыв идти поступать в вуз и поискать работу посерьёзнее невразумительно отвечает: «Панки хой!». «Иркутский репортёр», не удовлетворённый этой сложившейся из стереотипов лубочной картинкой, попытался посмотреть на них изнутри – кто они, как и откуда попадают на стрит. И сколько зарабатывают.
Аскер должен улыбаться
«Стритовать», или «выйти на стрит» (от английского street – «улица»), на сленге значит «петь под гитару на улицах, в местах массового посещения, за добровольную плату прохожих». Этот вид уличного концертирования существует во всех крупных городах России статусом не меньше областного центра.
На стрит выходят три основные группы людей. Первая – это настоящие музыканты, или окончившие музыкальную школу, или даже студенты училища искусств. Они на стриту подрабатывают не всерьёз, скорее оттачивают мелкую моторику, хотя и деньги никому ещё не мешали. Вторая – это люди, которые действительно с этого живут. Это бабушка, которая на углу Торгового комплекса, выходящем на Тимирязева и Центральный рынок, играет на гитаре какие-то русские народные песни, это безногий инвалид с аккордеоном.
Это девочка Катя, которая в этом году окончила девятый класс. Днём она училась в школе, а вечером играла в подземном переходе на Лисихе, неподалёку от своего дома. Живёт она в обычной двухкомнатной «хрущёвке» с мамой. Мама, сама старая панкуша, работает в школе уборщицей. Дома – обычная панковская коммуна, куда любой неформал может «вписаться» в любое время суток. Для этой семьи совершенно нормально, что Катя зарабатывает деньги в скудный семейный бюджет, играя Цоя на гитаре в переходе. У нас в стране, как известно, любой труд в почёте.
Третья категория – собственно панки. Нельзя сказать, что они голодают – многие из хорошо обеспеченных семей. Так что наличность они зарабатывают сразу по нескольким причинам: это и адреналин, и попытка доказать себе, что можешь обойтись без родителей, и свобода и воля – покупать пиво и сигареты не из карманных, а из собственноручно заработанных денег. К тому же, как признались некоторые «Иркутскому репортёру», грядёт очередной «фест» – рок-фестиваль «Байкал-Шаман», и многие просто копят деньги на поездку.
Сегодня «на стриту» по Иркутску работают порядка 50–70 человек, причём это не только музыканты, но и их устойчивые компании, которые приплясывают рядом. Минимальная, она же оптимальная, численность – два человека, исполнитель и аскер (от англ. ask – «спрашивать» или «просить». – Авт.), или, по-другому, «шляпник», потому что ходит в народ с головным убором в руках. Главная проблема – найти удачное место, где одновременно большая проходимость и отсутствие сильного уличного шума. Например, по второй причине в последнее время вообще не стритуют на Карла Маркса, где ещё несколько лет назад в разных местах появлялись девочки-хиппушки – в шляпах и с дудочками.
Сегодня места, где можно «встать на стрит», определены и жёстко регламентированы. Это Урицкого от Дома быта до прокуратуры, площадь у Торгового комплекса и пять подземных переходов вдоль улицы Байкальской.
Закреплённых за конкретными исполнителями мест нет – даже за «ветеранами», которые работают на стриту годами, молодые признают право на авторитет, уважение, но не на место. Принцип совершенно бытовой – «кто первым встал, того и тапки».
В переходах ещё смешнее – здесь действует правило живой очереди. Но не из зрителей, послушать, а из музыкантов, чтобы поиграть. Выходят на стрит после обеда, к двум часам. Место в переходе всего одно. Поэтому к тому, кто успел первым, подходят коллеги и спрашивают, сколько он ещё будет работать (обычная «смена» уличного музыканта составляет три часа). После этого либо «отмечаются», что будут играть после него, либо идут пытать счастья в соседний переход. Никаких конфликтов. Кстати, переходы – это единственное место, где стритуют даже зимой.
В этом году уличные музыканты неохотно идут работать на набережную, «к Александру», говорят, что там «стрит неудачно идёт», никто не знает почему.
Список исполняемых песен никто себе не составляет, и репетиций перед выходом на стрит тоже не проводят – есть какой-то свой репертуар, который обычно поют на тусовках, его и переносят на уличные выступления. Единственное требование к песням – чтобы были погромче, никакой лирики, на улице этого просто не услышат. Поэтому поют «ДДТ», «Гражданскую оборону», «Кино», какие-то «Адаптацию» и «Коридор», и даже эстетский «Animal Jazz».
– Не важно, что петь, – признался один из уличных исполнителей. – Главное – хороший аскер. Аскер должен улыбаться. А говорят все одну и ту же фразу: «Помогите начинающим музыкантам». Лучшие аскеры – девушки.
В среднем вечером в будний день при погожей погоде стритовщики могут заработать 700 рублей – вообще в зависимости от удачливости диапазон составляет 200–1000 рублей. Говорят, что в праздники можно получить до двух тысяч. В плохую погоду на Урицкого зарабатывают меньше, зато заработок, вместе с прохожими, уходит в подземные переходы. А вот в праздники переходы пустуют и заработков, соответственно, почти нет.
Идея кончилась, и «панки превратились в гидроцефалов»
В истории иркутского стрита если и нет легенд, то есть свои ветераны, работающие годами. Это саксофонист Сильвестр, скрипач Чума, гитарист Алекс.
На звание «легенды» тянет только Сергей Хукер, человек-оркестр. В этом году он практически не выходит на стрит. «Возраст, – вздыхают на стриту. – Ему уже за полтинник». Про него рассказывают, что сам он из Шелехова, когда-то работал на ИркАЗе, уволился после травмы – ему раздробило большой палец на правой руке.
После этого он вроде где-то и работал, но жизнь прожил в стиле бременских музыкантов – играл, балансируя на цирковых цилиндрах, создал группу «Хукер-бэнд», гастролировал по области, записывал диски. Сегодня фигуры, равной ему, на иркутском стриту нет. Другие времена – другие песни. Современные стритовщики, может, и не такие яркие, но не менее интересные. Вот Вова Мокрый. Сейчас ему 17, и он уже три года стоит на стриту. Мальчик из хорошей семьи – папа физик, мама врач, а сам Вова – выпускник музыкальной школы. Всё началось с того, что связался он в недобрый час с «гуронами».
«Гуроны» – сами по себе группа легендарная. Когда-то это была команда ролевиков, которая при этом состояла из панков – уже эклектика неимоверная, Толкиен под Летова, гремучая смесь.
Сами ролевики рассказывают про это, катаясь от хохота по полу. Однажды на ролевую игру по мотивам «Острова сокровищ» явилась команда панков и заявила, что они будут «за индейцев», то есть племенем гуронов. Никто не мог понять, где на «Острове сокровищ» были индейские племена, но, отдавая дань известной доли вариативности, их приняли в игру. Через год ролевики стали готовить новую игру – «Подвески королевы», Франция XVII века, по мотивам произведений Дюма. И снова явилась команда панков и заявила, что они будут играть. Гуронами. Племя краснокожих с томагавками в руках и скальпами на поясах в средневековой Франции показалось ролевикам сюжетом посильнее «Фауста» и вообще всего творчества Гёте. Поэтому панков вежливо отшили, и с тех пор в среде иркутских ролевиков «гуронами» называют любых людей, которые ничего не понимают в исторической подоплёке ролевых игр.
«Гуроны» после этого распались как команда ролевиков, зато как панки существуют до сих пор, время от времени выходя на стрит. Вот Вова три года назад и «вышел на аск». Говорят, его вывел сам Кит, капитан «гуронов». Сейчас-то Кит уже отошёл от дел, женатый человек, детей нарожал. Но «гуроны» по прежнему существуют, стритуют, двое в этом году уехали автостопом по стране, сейчас в Анапе гастролируют.
И внешне всё хорошо у уличных музыкантов, только единства нет и идея объединяющая куда-то девалась. А ведь была! Звучала как «Destroy for Creation», то есть «К созиданию через разрушение». Идея не новая – «Мы старый мир разрушим до основанья, а затем…». Но хоть такая была. Сейчас вообще никакой. Панки говорят про себя: «Мы понимаем, что ничего не можем изменить в этом мире. Мы больше не панки. Мы обычные гидроцефалы». Лирическое отступление имеет непосредственное отношение к уличным музыкантам.
Исчезновение основной идеи привело к появлению «говнарей», спившихся панков. Так называют большую группу уличных музыкантов, которые сутками тусуются на лавочке перед Домом быта, часть из них стритует, зарабатывает мелочь, которую потом все дружно и безыдейно пропивают.
– Из-за них нормальные стритовщики тянутся в переходы работать, – признался «Иркутскому репортёру» один из этих самых нормальных стритовщиков. – Понимаешь, если работать на Урицкого, то пропьёшь больше, чем заработаешь. Сначала они подходят, выпрашивают мелочь себе похмелиться, и отказать нельзя, не поймут – для панков же братство дороже последних денег. А потом, когда отработаешь, всё равно они с собой тусоваться утащат и всё заработанное идёт в общий котел, на пропой.
Так что это иллюзия, что нет ничего незамысловатее и бесхитростнее работы уличного музыканта.
No problem
Художника обидеть может каждый – это не про стритовщиков. Перестроечный кинематограф, увлёкшись молодёжной тематикой, рассказывал сплошные ужасы: уличные музыканты все до одного наркоманы, их убивают через одного, остальных каждый божий день забирают в милицию, и только тех, у кого бандитская «крыша», не трогают. Но эти, считай, в рабстве у братвы. И такие стереотипы живут до сих пор – именно об этом говорят учителя родителям тех подростков, которые замечены на стриту, а ведь там встречаются и дети из приличных семей, обременённые музыкальным образованием.
Так вот, наши источники этого не подтверждают. С милицией неприятностей практически не случается. Патруль может подойти, послушать музыку и молча прошествовать мимо. Под поганое настроение, без объяснения причин, могут и погнать: «Пошли вон отсюда!». В таких случаях панки предпочитают не спорить, а тихо удалиться – в случае пассивного сопротивления их могут на несколько часов забрать в отделение милиции. Но и это всегда заканчивается только моральным давлением, отеческим внушением и сакраментальным «Пошли вон отсюда!». Известны отдельные эпизоды, когда проходящий патруль мог, наоборот, защитить музыкантов от пьяной гопоты.
Как ни странно, но естественные враги панков в природе, гопники, дети рабочих окраин, музыкантов тоже задевают редко. От некоторых представителей этой опасной породы местного населения «Иркутскому репортёру» довелось узнать необычное объяснение: по пацанским понятиям, западло приставать к парню, когда он идёт с девушкой, и к музыканту.
Сами музыканты говорят, что чаще гопники, будучи трезвыми, относятся к ним толерантно – подходят, слушают, могут заказать песню. Пьяные, бывает, могут привязаться, отобрать заработанную мелочь, избить, но это единичные случаи. Чаще они «просят помочь» – выпрашивают 10–20 рублей на пиво. Бесконфликтные музыканты предпочитают мзду открытому конфликту. Единственные явные недоброжелатели музыкантов на Урицкого – это охрана магазинов, но она только гоняет их от входов в пафосные бутики, чтобы приличной публике свет не застили.
А понятия «крыша» на стриту просто не существует. Никто никогда не слышал ни о братках, ни о рэкете. Так что живут стритовщики по пушкинскому принципу из «Цыган»: «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивает долговечного гнезда». Пока окончательно не сопьются. Или, как оно чаще всего и бывает, пока не повзрослеют и не станут добропорядочными гражданами.