– Начало моей актёрской жизни, – говорит актриса, – строилось только на везении. Я поступала в студию при драматическом театре, там меня и приметил главный режиссёр черемховского театра Яков Фролов, пригласил на работу. Он говорил: «Пойми, здесь на тридцать студентов один педагог, я с тобой буду заниматься индивидуально». Предложение сразу стать артисткой было лестным. Отработав два года,  в Иркутске пробовала стать диктором телевидения, но быстро поняла: не моё это дело.

И снова везение. В Иркутске я никого не знала, наугад пришла к директору театра юного зрителя Николаю Лысенко, который витиевато переспросил: «Вы хотите предложить нам себя в качестве актрисы?». Я растерялась, поначалу даже не поняла смысл вопроса. Тут в кабинет вошла инспектор управления культуры Ая Зиновьевна Левикова, которая видела меня в спектаклях черемховского театра, она-то и повлияла на мою судьбу.

В театре юного зрителя  вышла замуж за Виктора Егунова, который блистал тогда в роли Олега Кошевого. Летом поехали на биржу в Москву, устроились работать в Могилёвский театр Белоруссии.

– Наверное, в этом месте надо остановиться, вспомнить момент биографии, который мог бы повернуть судьбу.

– В Могилёвском театре я блистала, обо мне писали в газетах, поступило предложение на работу в Минский русский драматический театр. К сожалению, места для Егунова не было, надо было ждать. Мы приехали в отпуск в Иркутск, устроились в драматический театр и с той поры своей профессиональной судьбы не меняли. Причём директор Осип Александрович Волин предложил мне параллельно с работой учиться в театральном училище.

– Тамара Ивановна, вспомните, пожалуйста, ощущения абсолютного счастья и несчастья в своей жизни.

– Счастье – когда родилась дочь. Наверное, каждая женщина переживает это чувство, но у меня оно было острым, пронзительным, поднимающим на вершины облаков. Несчастье – сиротство, ощущение которого было постоянным, депрессия на всю жизнь. Из многочисленных детей нашей семьи в живых осталась я одна, папы и мамы, по сути, не знала. Рождение дочери означало для меня обретение настоящей семьи. Наташа подарила мне четырёх внуков, двух из которых воспитываю я. Мне часто говорят: ты устаёшь, выглядишь не так, как могла бы. Я соглашаюсь: «Да, устаю, но к этому я стремилась, я хотела, чтобы у меня была большая семья. Дети сколько отнимают, столько и дают, они делают меня счастливой».

– В юности в основном вы играли героинь, которых оставляют мужчины. Они были идеальны, как говорится, без страха и упрёка. Как вы думаете, почему драматурги в стране, где «не было секса», в своих пьесах создавали подобные образы и чем они были интересны?

– Ничем. Пресные, книжные девушки, с которыми хорошо говорить о звёздах и больше ни о чём. Они растворялись в мужчинах, пытались стать их частью, понять и простить всё, что те делали. Помните «Таню» Арбузова – эта героиня стала интересна только тогда, когда её бросил муж. Таня начала учиться, стала хорошим врачом; только проявив характер, она смогла состояться как личность. Ни одна из моих героинь этих человеческих качеств не проявляла, они были просто хорошенькими куклами, как им казалось, способными любить, но, увы, не сумевшими быть любимыми. Хорошо бы сегодня показать одну из подобных героинь гламурным барышням, которые, следя за собой и занимаясь только этим,  норовят поскорее выйти замуж.

– Когда произошёл поворотный момент в характерах ваших героинь?

– В спектакле «От щедрости сердца», поставленном по пьесе иркутского драматурга Беллы Ливантовской, заболела исполнительница главной роли. Актёр и заведующий труппой князь Юренев (по происхождению и манерам, с которыми держался) посоветовал ввести меня, уверяя всех, что актриса не раскрыта. Мне так надоело играть жертв любви, так захотелось быть на сцене настоящей женщиной, что всю не израсходованную ранее энергию я вложила в образ этой героини. Спектакль играли на выезде, в Иркутск вернулись в приподнятом настроении, только и говорили обо мне. С этого момента я стала актрисой на роли настоящих героинь.

– В каких случаях вы испытываете чувство полного удовлетворения собой?

– Когда по окончании спектакля стоишь на сцене, видишь  улыбающиеся лица зрителей, слышишь аплодисменты. Пусть мои героини не идеальны, совершали множество ошибок, но они искренне страдали и были полны веры. У режиссёра Вячеслава Кокорина в «Лесе» Александра Николаевича Островского я играла Гурмыжскую – взрослую даму, влюбившуюся в семнадцатилетнего парня. Представляете состояние, в котором даже самой себе трудно признаться?

Мне не стыдно за Раневскую в «Вишнёвом саде», сыгранную в спектакле Сергея Болдырева, за работу в антрепризных спектаклях «Сори» и «Бульварный роман». Этот период творчества могу назвать счастливейшим.

С большой благодарностью я вспоминаю всех режиссёров, которые работали со мной, следили за профессиональным ростом, верили в меня. Актёры – люди без профессии, без режиссуры они никто, и только с режиссёром их работа может состояться. Низкий поклон Александру Шатрину, Александру Терентьеву, Григорию Жезмеру, Сергею Болдыреву, Вячеславу Кокорину, Артуру Офенгейму, да простят меня те, о ком забыла упомянуть. 

– Тамара Ивановна, в 1991 году вы стояли в рядах защитников Белого дома. Как это могло случиться?

– Случилось. С дочкой Наташей в Москве мы были в гостях у нашего друга, театрального критика Константина Березина. Остались ночевать, рано утром раздался телефонный звонок. Костя ответил, ему что-то говорили, он молчал. Положил трубку, произнёс: «В Москве переворот». Из чувства врождённого любопытства я начала собираться, хотелось посмотреть, как происходит процесс свержения законной власти. 

У Белого дома вместе с москвичами простояла всю ночь. Было холодно, страшно и весело одновременно. Резали бутерброды, передавая их по рядам… Помогали из автобуса выносить бутылки с зажигательной смесью… Грелись у костров, разожжённых из ящиков… Если бы у меня спросили, что я хочу доказать своим поступком, не задумываясь, ответила бы: «Я отстаивала право русского народа на свободу!».

– Тамара Ивановна, не только у меня, у многих зрителей вызывает настоящее потрясение ваш образ старухи в спектакле «Олеся» по Куприну. Кажется, вы знаете секреты заговоров, обладаете умением чувствовать и понимать параллельные миры. Так ли это?

– Я могу остановить зубную боль, знаю заговор на смерть. Если первую свою способность частенько проявляю, то второй не воспользуюсь никогда. Женщина, передавшая мне секрет заговора, хвастливо рассказывала, как хоронили её обидчика, тело которого деформировалось, не вмещалось ни в один гроб. Это грех, за который вечно гореть в аду. В пылу гнева или злого умысла люди часто совершают непоправимое. Предназначение человека – творить добро. 

Раньше я гадала на картах, уступая просьбам подруг, сегодня делать этого не могу – не потому, что разучилась, просто не стоит загадывать судьбу, она будет такой, какой будет. Некие магические знания у меня от бабушки-мадьярки, которая умела заговаривать многие болезни, лечила травами и молитвами. Чтобы практиковать,  надо посвятить этому жизнь, быть безгрешной. Я – грешная, как всякий земной человек. Могу только радоваться видениям, которые приходят наяву. В спектакле «Вишнёвый сад», когда Раневская узнаёт, что усадьба продана, я долго стояла на авансцене, беззвучно плакала. Слёзы были настоящими, застилали глаза, именно в этой сцене часто видела, как откуда-то с яруса начинает плыть огромный букет синих роз с зелёными листьями – это был привет из другого мира.

– Чего вы больше всего боитесь в жизни?

– Никогда не скажу. Произнесу вслух – и притяну к себе то, чего боюсь. Всё на земле подчиняется закону всемирного тяготения, в том числе и слово. Мысли тоже подчиняются этому закону, поэтому они материальны: как мыслишь, так и живёшь.

– Когда придёт время и вы предстанете перед Богом, что скажете ему?

– Обязательно попрошу за детей, чтобы были здоровы и по возможности счастливы. «Господи, – скажу, – я готова исполнить любую волю твою».

На снимке: Тамара Панасюк