Старший лейтенант милиции Виктор Фролов, пропахав ногами несколько километров глубокого снега по периметру деляны, вытирает со лба пот и сообщает результат осмотра: «Опять загранка! Там, за визирами, вот такие (раскидывает руки в стороны) балабасы». В переводе с милицейского сленга на русский литературный это означает, что милиционер обнаружил за границами лесосеки свежие пни очень толстых деревьев. Вальщик либо крайне непрофессионален – не следит за визирными вехами и рубит подряд всё, что видит, либо, что встречается гораздо чаще, он жаден и бессовестен. За границу лесосеки выскакивал умышленно, чтобы свалить стоящие неподалёку прямые и мощные деревья  для увеличения заработка, потому что у них «кубатура хорошая»: уронишь на землю один ствол, а получишь как за два-три обычных. 

В этот раз, появившись на деляне внезапно, милиционеры привычную схему сломали. Теперь вальщику вместо дополнительных денег грозит судимость и, в лучшем случае, крупный штраф. Вообще-то  260 статья Уголовного кодекса («Незаконная порубка деревьев и кустарников») не исключает даже тюремного заключения, но по сложившейся практике суды к нарушителям лесного законодательства относятся снисходительно. Может быть потому, что, по их мнению, «леса в России много, весь не вырубить». 

На территории Мальтинского военного лесхоза милицейская рейдовая бригада оказались почти случайно. На лесосеку нас вывел треск бензопил и гул трелёвочного трактора. Оказалось, что древесина здесь, на двух расположенных рядом делянах, заготавливается официально. По крайней мере, милиции было представлено несколько комплектов договоров купли-продажи лесных насаждений и древесины. И вначале меня смутил только крайне неряшливый вид большинства лесорубов. А вскоре выяснилось, что назвать их кадровыми рабочими и, тем более, трудовым коллективом, невозможно в принципе. Все вместе они – не более чем случайно и где попало собранные люди для выполнения случайно подвернувшейся работы. Никто из них, как оказалось, не знает толком да и не очень хочет знать название организации, в которой  они будто бы работают. О руководителях вообще представления не имеют. Они даже друг друга знают в лучшем случае по именам, и лишь некоторые оказались в состоянии вспомнить одну-две фамилии работающих с ними «коллег».  

Старший лейтенант Андрей Алексеев в тесной передвижной теплушке с дощатыми нарами и крохотным столиком ведёт допрос нарушителя, уличённого в незаконной рубке деревьев за границами лесосеки.

– Второго вальщика зовут Володя, – отвечает тот. – Фамилию не знаю, он недавно приехал.

– Как вам начисляется заработная плата?

– Да не знаю толком. С куба вроде. 

– Значит, чем больше срубишь, тем больше получишь? 

– Ну да. Наверное. Так вроде обещали.

– Сколько рублей платят за один куб?

– Да не говорили. Ну, наверное, рублей 120.

– Значит, за границей лесосеки деревья валил специально, чтобы больше заработать?

Вальщик со вздохом кивает, но тут же спохватывается: «Слушай, ты… вы лучше напиши…те в протоколе, что я нечаянно, что по ошибке за вехи залез…».

– А деляну-то вам кто-нибудь показывал? Кто-то объяснял, где, как рубить надо? Где можно, где нельзя – сказали?

– Ну да. Он привёз, показал, объяснил.

– Кто «он»? Мастер? Бригадир? Лесничий? Из какой организации? Как зовут?

– Забыл. А фамилию я и не спрашивал. Он нам показал деляны, показал вехи, по которым граница проходит, да и уехал…

Отчаявшись получить хоть малую толику конкретной информации, устав от бесконечных «забыл», «не знаю» и «кажется», я ушёл в милицейский «уазик», чтобы попытаться разобраться в ситуации по ксерокопиям документов, которые передали нам лесорубы. Но легче не стало. 

По документам выходило, что Шелеховское военное лесничество, расположенное в Чистых Ключах, продало этот лес под вырубку Мальтинскому военному лесхозу. Но дело в том, что лесхозы, как военные, так и «гражданские», специализируются не на рубках главного пользования,  а на услугах, которые они по определению оказывают государству (за бюджетные деньги) по ведению лесного хозяйства, по уходу за живым лесом, по его сохранению и восстановлению после вырубок, пожаров, повреждения лесными вредителями. При ведении специализированных рубок ухода в лесхозах может образовываться некоторое количество деловой, ликвидной древесины, которую предприятие имеет право переработать или реализовать в круглом виде и получить дополнительный доход… 

Но (в моём представлении, по крайней мере) лесхоз может продать именно древесину, полученную при проведении санитарных или иных рубок ухода, а не живой лес, который и по новому Лесному кодексу остаётся собственностью государства… Хотя действующий сегодня Лесной кодекс многое поставил с ног на голову.

…Из подъехавшего «уазика» вышел мужчина и представился: «Станислав Петрович Лоскутников, представитель фирм «Лайм» и «Виктория». Я обрадовался его появлению в надежде получить наконец-то вразумительные объяснения многим «непоняткам».

– Мы купили этот лес в военном лесхозе, – объясняет он и подаёт пачку ксерокопий. – Приобрели вот по этому договору. Там всё указано. С одной стороны – акционерное общество «Мальтинский военный лесхоз», директор Н.Н. Лебедев, с другой – ООО «Лайм», Н.Б Давыденко. Продавец обязуется предъявить древесину. Вот, все реквизиты, все объёмы указаны. По одному договору указано 647 кубов, по второму – 490. Общий объём – немного больше одной тысячи кубометров древесины…

Вчитываюсь в документ и сразу натыкаюсь на несуразность.

– Но здесь указано, что вы покупаете у лесхоза заготовленную древесину на верхнем складе в хлыстах. А я не вижу запасов хлыстов. Я вижу только живой лес, который вырубают неизвестные, где попало собранные люди, которые даже не знают, кто именно их нанял на эту работу.

– Ну… Как бы… По договору – да. Военный лесхоз на корню нам лес не продаёт, а продаёт товарную древесину в хлыстах, – немного смущается Станислав Петрович. 

– Значит, ваши фирмы вообще не имеют права рубить лес. Его должен срубить лесхоз, который, как минимум, умеет делать это правильно и аккуратно, не выходя за границы отведённых делян. Для лесхоза заготовка древесины с минимальным ущербом для живого леса – дело профессиональной чести. 

– Ну, по идее, как бы да. Заготавливать лес должен как бы лесхоз. Но такого не бывает. Мы только оформляем хлысты, а получаем деляны…

– Не понимаю. Тем более что в пункте пятом договора между военным лесничеством и военным лесхозом прямо указано, вот читайте: «Переуступка прав пользования по настоящему договору третьим лицам запрещена. Заготовка древесины третьими лицами считается незаконной рубкой».

– Я по этому поводу ничего не могу вам ответить. Это же не наш договор. Пусть лесничество с лесхозом сами разбираются. А я купил лес в лесхозе по другому договору. У меня своих специалистов и мощностей для заготовки нет, поэтому я нанимаю людей и технику на заготовку и на вывозку. Вот и всё. Эта схема давно такой была в военном лесхозе.

– Но и в вашем договоре с лесхозом тоже написано совсем не то, что я вижу собственными глазами. Вот, пункт 1.1: «Продавец обязуется передать в собственность покупателя древесину в хлыстах, далее – товар. А покупатель обязуется принять и оплатить данный товар в соответствии с условиями настоящего договора…». 

– Так сложилось. По-другому не получится. В самом начале я уже пояснил это…

Перед прощанием с С. Лоскутниковым спрашиваю, какую штатную должность он занимает в фирме «Лайм», ведущей заготовку леса. 

– Да в фирме я совсем не устроен, – отвечает. – Просто представитель. Работаю по доверенности. Занимаюсь документами, счетами, договорами, проплатой… 

Похоже, что порочный круг истребления российского леса замкнулся. При явном несоответствии практических действий заключённым договорам и закону виновных «как бы» нет, потому что «такого не бывает», «так сложилось» и «по другому не получится». Потому что люди, конкретные встреченные нами на лесной деляне физические лица с бензопилами, тракторами и документами, вырубающие лес от имени фирмы «Лайм», ни при чём. Хотя один виновник всё-таки установлен. Это тот вальщик, который из жадности свалил за границей своей деляны десяток понравившихся ему «балабасов». Похоже, что именно ему и придётся отвечать за всех.

– Доложите руководству фирмы, что у вас обнаружена загранная рубка вот на этой деляне, — обращается к представителю фирмы «Лайм» Виктор Фролов, руководитель милицейской рейдовой бригады. – Поскольку у вальщика, допустившего нарушение, нет личных документов, мы забираем его в Усольский РОВД для установления личности. В качестве вещественного доказательства забираем бензопилу, а всю остальную технику, которая теперь тоже является вещдоками, оставляем вам под расписку на ответственное хранение. Организуйте её охрану… 

Едва попав на лесосеку, я обратил внимание на второго вальщика, работавшего на соседней деляне. Высокий, прямой, бородатый. Он вызывал симпатию ещё и каким-то необъяснимым ощущением чувства собственного достоинства. Милиционеры, тщательно осмотрев его деляну, ни одного нарушения не выявили. И тогда вальщик сам подвёл их к повороту волока, расковырял палкой укатанный колёсами снег и показал: «Вот здесь я одну лишнюю лесину свалил. Не для заработка. Она мешала технике проехать». Милиционеры удивились и… не стали включать нарушение в акт. 

Улучив момент, подошёл к бородачу, познакомился. Спросил, давно ли работает он на лесозаготовках.

– Да уж лет 10 «на разных хозяев» работаю.

– На хозяев? А на нормальных предприятиях, на официальных должностях работал? 

– 18 лет был штатным охотником в Забайкалье. Потом был вынужден сюда переехать. И началось…

– А в этой фирме официально на работу принят? Трудовая книжка есть?

– Да кому она теперь нужна, моя трудовая. Возраст, говорят, не тот. Работаю по договору. По устному.

– Так сколько же вам лет?

– Полтинник. До пенсии ещё десять лет, но куда бы ни обращался, говорят: по квалификации нас устраиваешь, но было бы тебе хоть 35… Раньше было государство, закон работал. А теперь всё продаётся, всё покупается…

Вальщик чуть помолчал и попросил негромко: «Если можно, не указывайте моего имени в газете. Стыдно, что я участвую в этом».

Практический результат очередного рейда лесной милиции оказался невелик: десять «балабасов» повалено в «загранке». Зато это преступление легко доказать в суде. Значит, польза есть, потому что виновный будет наказан и для кого-то этот случай станет наглядным уроком на будущее. Только главная проблема, как мне думается, заключена не в чрезмерной жадности отдельно взятых вальщиков, а в том, что гораздо больше российского леса заготавливается хоть и в границах официально выделенных лесосечных делян, но за гранью разума и самого закона. Это легко увидеть, но вряд ли получится доказать. С 2000 года, с фактическим развалом устоявшейся системы государственного управления лесами, таёжная «загранка» разрастается, как стригущий лишай. Но компьютер считает это слово «не свойственным литературной речи», а власть, судя по бесконечному выхолащиванию природоохранного законодательства, не захочет признать и само явление «свойственным» для современной российской действительности.