В нашей стране изучать методику детекции лжи начали лишь в 70-х годах прошлого века с «лёгкой» руки Юрия Андропова, руководителя КГБ, озабоченного провалом советских разведчиков за рубежом. До 90-х эта тема оставалась тайной за семью печатями. Впервые открыто полиграф в России был применён при расследовании убийства священника Александра Меня. Детектор лжи позволил установить, что признавшийся в совершении этого преступления Бобков оговорил себя под нажимом следствия.  Тогда же, в 90-х годах, на базе Московского института электроники был создан национальный Центр детекции лжи, где до сих пор обучают специалистов-полиграфологов. 

[/dme:img_group]

До последнего времени эту научную методику в России использовали только в процессе дознания, как способ психологического давления, помогающий «расколоть» преступника. Но сегодня всё чаще о назначении психофизиологических экспертиз выносят постановления судьи и следователи. За последние три года исследования на полиграфе приняты в качестве доказательств виновности в совершении тяжких и особо тяжких преступлений в 78 приговорах судов Иркутской области. В целом по России таких приговоров вынесено более трёх тысяч. Кроме того, полиграфы всё чаще используются различными организациями для получения дополнительной информации о сотрудниках. Например, детекторы лжи поступили в распоряжение 14 региональных управлений Следственного комитета прокуратуры – с помощью этого устройства здесь проверяют на служебное соответствие тех, кто собирается устроиться на работу в органы. Заказы на тестирование поступают также из коммерческих организаций при утечке информации, пропаже денег и в других подобных случаях. 

В Приангарье полиграфы появились лишь в 2006 году – их получил отдел технического обеспечения ГУВД. Однако доморощенные специалисты умели тогда разве что включать-выключать умный прибор. Первым, кто прошёл обучение методикам использования детектора лжи для сбора доказательств в уголовном процессе, стал доктор медицинских наук, профессор Юрий Солодун. К нему на кафедру организации и методики уголовного преследования Юридического института, филиала Академии Генеральной прокуратуры РФ, мы с фотокором Дмитрием Дмитриевым и направились – провериться на детекторе лжи и написать об этом репортаж.

Сначала я не ставила перед собой цель обмануть детектор лжи, а потому специально к испытанию не готовилась. Иначе, конечно, прочла бы в Интернете множество советов, как обставить умный прибор. Но Юрий Владимирович сам рассказал мне об этих способах. Одни испытуемые, говорил он, кладут кнопку в ботинок, чтобы в нужный момент вызвать боль и, соответственно, фальшивую физиологическую реакцию. Другие приходят под кайфом, наглотавшись психотропных препаратов, вызывающих заторможенность. Третьи, чтобы сбить машину с толку, задерживают дыхание, группируют мышцы и т.д. Профессор дал понять, что не стоит даже пытаться перехитрить полиграф – ведь им управляет специалист, который сумеет отделить плевелы от зерна. Собственно, сам эксперт и является детектором лжи, поскольку аппарат лишь регистрирует состояние подозреваемого в ходе допроса. Современный полиграф способен учитывать до 20 различных физиологических показателей, но сам не может выявить ни лживость, ни, тем более, виновность опрашиваемого.

[/dme:img_group]

Профессор честно рассказал, как «жертву» готовят к «экзекуции». Хотя вряд ли подэкспертного можно назвать жертвой: чтобы подвергнуть человека проверке на детекторе лжи, требуется его добровольное согласие. В соответствии со статьёй 51 Конституции РФ, никто не обязан свидетельствовать против себя. В предтестовой беседе подозреваемого знакомят с процедурой, объясняют принцип действия прибора. Даже обсуждают вопросы, которые будут предложены в ходе тестирования, и дают возможность заранее обдумать ответы – очень важно, чтобы они были правильно поняты. 

Специалист успокаивает испытуемого: бояться, мол, нечего, прибор абсолютно безвреден для здоровья и даёт шанс доказать свою непричастность к преступлению. При этом, признаётся Юрий Владимирович, полиграфолог старается исподволь внушить собеседнику, что умная машина непременно высветит сокрытое в глубине его души, сделает тайное явным. У добропорядочных граждан часто удаётся таким манером снять тревогу, зато тех, кто намеревается обмануть эксперта, доводят подобным «успокаиванием» до нужной кондиции. Многие  уже на этом этапе созревают до чистосердечного признания: «Да верну я деньги, которые спёр, только снимите с меня ваши провода!». 

Следующим этапом в обработке обследуемого лица должно стать, по словам Солодуна, «маленькое чудо»: психологически подготовленного человека окончательно убеждают в бесперспективности противодействия умной машине путём несложного тестирования. Например, пытаются с помощью полиграфа угадать его имя или возраст. Обычно это удаётся. При этом ловят двух зайцев: доводят до нужного состояния «клиента» и устанавливают чувствительность сенсорных анализаторов, величину реакции на ложь и правду.   

Я напросилась к профессору на сеанс только ради репортажа – чтобы рассказать читателям, что чувствует человек, когда машина выворачивает его душу наизнанку. Но, услышав про «маленькое чудо», мне ужасно захотелось сломать доктору медицинских наук весь кайф – обмануть прибор, в возможности которого эксперт-психофизиолог, как я убедилась, свято верит. 

[/dme:img_group]

И вот меня уже опутали проводами для измерения артериального давления и амплитуды дыхания (верхнего, грудного и нижнего – животом). Умею ли я врать не краснея, должен был показать приборчик на пальце, регистрирующий спазмы мелких кровеносных сосудов – капилляров. Датчик на другом пальце, который эксперты прозвали «мёртвые не потеют», призван зафиксировать электрическую активность моей кожи. В ожидании процедуры я уже начала постукивать пальцами по коленкам, из чего Солодун сделал вывод: «клиент» готов. Первый тест должен был помочь профессору определить наиболее значимые для меня параметры: какие именно рецепторы и как реагируют на перемены в моём эмоциональном состоянии. Заодно планировалось показать «маленькое чудо» – угадать мой возраст. Договорились, что мне зададут пять вопросов: «Вам 52 года? Вам 54? Вам 56?». И так далее. Я должна каждый раз отвечать: «Нет». Соврать, получается, мне предстояло всего лишь раз – отвечая на вопрос о моём истинном возрасте. При этом несколько раз мне предлагались контрольные вопросы типа «Сейчас весна?» или «Вы сидите в кресле?». 

Прежде всего, я испробовала физические способы сбить машину с толку: задерживала дыхание, корчила рожицы. Но поймать «продвинутый» прибор на такие примитивные уловки надежды было мало, поэтому я решила использовать более надёжный способ: впасть в ступор. Этому способу сокрытия своего эмоционального состояния учит сама жизнь – думаю, не меня одну. Иногда она подбрасывает такие испытания, что приходится, спасаясь от душевных мук, отключать часть сознания, как бы впадать в спячку с открытыми глазами. При этом все обязанности ты выполняешь автоматически: умываешься, принимаешь пищу, правишь чужие тексты. И ни о чём не думаешь. Теперь я просто автоматически, не думая, отвечала «нет» на любой предложенный мне вопрос.

А вот ещё один приём, использованный мной для проверки умственных способностей прибора: отвечая на невинный вопрос о возрасте, я думала о том, что меня всерьёз волнует. Конечно, тем, кто хорошо владеет системой Станиславского, много проще сыграть бурную эмоцию на ровном месте, выдать на заказ хоть смех, хоть слёзы. Мне же пришлось вспоминать реальную обиду, которую хотелось на самом деле забыть, и бередить при этом не до конца зажившую рану – чего не сделаешь ради эксперимента!

«Маленького чуда» не получилось – полиграфолог ошибся при определении моего возраста. Это было тем более приятно, что «детектор лжи» дал мне меньше лет, чем есть на самом деле. 

Юрий Владимирович пояснил, что графики, отражающие моё психофизиологическое состояние, вели себя особенно бурно, когда я откровенно пыталась перехитрить прибор с помощью задержки дыхания и манипуляций с телодвижениями. В остальных случаях картина оказалась не совсем ясной. Помочь распознать, что скрывается за моими внешними эмоциональными реакциями, должен был следующий простенький тест – на имя. Естественно, профессор знает, как меня зовут. Мы знакомы с ним больше десяти лет. Специалист по проблемам борьбы с наркоманией и наркомафией, медик, правовед и педагог не раз выступал в редактируемом мной выпуске «Дурман», участвовал в «круглых столах» и «горячих линиях» «Восточки». Теперь он спрашивал как ни в чём ни бывало: «Вас зовут Людмила?». И я опять должна была всё отрицать: и своё имя, и чужие. 

– Ну и как, умею я врать? – поинтересовалась я, когда подготовительный этап завершился и эксперт определился с проявлениями моих психических реакций. 

Патологическим лгуном он меня не назвал, но способности мои в этой области признал. Артериальное давление у меня от вранья не подскакивает, дыхание в зобу не спирает, и в пот меня от необходимости говорить неправду не кидает. Единственной методикой, которая помогла вывести меня на чистую воду, оказалась так называемая плетизмограмма – фиксация изменений в капиллярном кровотоке. Я оказалась из тех, кто врёт и не потеет, но – увы! – краснеет.   

[/dme:img_group]

После этого началось собственно тестирование по значимому для меня вопросу: готова ли я уйти на пенсию? Ответа на этот вопрос я и сама не знала. Но Юрий Владимирович заверил, что это не важно: значимость для меня тех или иных обстоятельств, раздражителей покажет прибор. Он вытащит на свет божий то, что скрыто в моей черепной коробке, в тех глубинных структурах мозга, которые контролируют его низшие отделы, отвечающие за физиологические функции организма. 

Мы опять вместе составили вопросник: «Боюсь ли я, что мой уход на пенсию отразится на моём здоровье?», «Тяготит ли меня необходимость в будущем жить на одно пособие?», «Переживаю ли я, что с выходом на заслуженный отдых потеряю статус, известность?». Последний вопрос я выбрала как наиболее для меня значимый. При тестировании чистосердечно ответила на него утвердительно: да, я переживаю, что обо мне сразу все забудут, как только уйду на пенсию. 

Профессор, однако, мне не поверил. Анализируя показания прибора, он пришёл к выводу, что на самом деле в глубине души меня вовсе не волнует, будут ли помнить меня любимые коллеги и скучать без моих статей любимые читатели. Что ж, подсознанию, наверное, виднее.