Рекламный «пролог» 

Только-только устроившись и даже не спросив чаю, Дальская поспешила в «Сибирское обозрение» и успела ещё дать объявление в номер. Дежурный бегло пробежал текст и унёс в типографию, но наборщик вчитался и долго хохотал, повторяя:

– Такое только в бабью голову могло прийти!

Дальская предлагала господам коммерсантам размещать рекламу на… занавесе Летнего театра, снятого ею в аренду на ближайший сезон. Себя она важно именовала дирекцией и вообще держалась так, словно бы её окружала многочисленная свита. На самом же деле антрепренёрша была одна во всех лицах. И даже артистам в целях экономии назначалось приехать строго в назначенный срок.

Номер в лучшей гостинице снят был исключительно из представительских целей и лишь на время сбора рекламы. От изысканной гранд-отелевской кухни Дальская решительно отказалась, отдав предпочтение недорогим, но сытным обедам в клубе приказчиков. Абонемент обеспечил ей дополнительную скидку, а кроме того, общество интересных мужчин.

Обедать приходили они из читальни, туда же обычно и возвращались, поговорив между сменами блюд. Дальская поняла, что на этот год клубная библиотека сделала превосходную подписку, но всё-таки не смогла привлечь членов общества, занятых по торговым делам. Зато посторонняя публика под видом обедов по абонементу проникала сюда и расходилась лишь в 11 ночи. Казалось, внутри сословного клуба сформировался читательский клуб. Хотя, конечно, и здесь у каждого были свои пристрастия: одни следили за театром военных действий, другие – собственно за театром, а господин Вознесенский, начальник Иркутской магнитной обсерватории, говорил исключительно об атмосфере. Да так, что Дальская даже соусницу опрокинула, заслушавшись.

Пепел от Вознесенского

А рассказывал Вознесенский о том, что в ближайшие дни в Иркутске можно ожидать дождь жёлтого или даже красного цвета. А также о том, что ночью велика вероятность увидеть светящиеся серебристые облака, а в ясный день при закате – зелёные солнечные лучи. И всё это – по причине недавнего мощного извержения Везувия.

– Мой коллега, директор Екатеринбургской лаборатории Абельс, исследовал жёлтый дождь, прошедший в Пермской губернии, и, представьте себе (Вознесенский взглянул в сторону Дальской), оказалось, что это мельчайшая пыль, поднятая в Сахаре и долетевшая до этих мест. Да-да, господа, всё дело в пыли, носящейся в верхних слоях атмосферы, а также в преломлении света, дающем удивительные эффекты. И мы тоже, может, увидим их, и нам Везувий «посыплет головы пеплом»!

На фоне таких обещаний пятно от соуса на светло-бежевом платье казалось уже совершенным пустяком, и Дальская даже не стала брать извозчика, а неспешно прошлась до гостиницы, размышляя о том, что, если бы не обеды в клубе, она, может, и не узнала бы стольких интересных вещей. Конечно, в газетах писали о Везувии, но как мы, дамы, читаем и что! 

Остаток вечера антрепренёрша была загадочно задумчива, а перед самым сном уже захотела вдруг выйти на улицу. Швейцар, пропуская её, посоветовал:

– Вы бы не отходили: поздно, холодно и опасно…

И всё же Дальская решительно перешла на другую сторону улицы, запрокинула голову – небо было тёмным, окрашенным одинаково густо, но чуть правее «Гранд-Отеля» и как бы навстречу ему плыл тонкий светящийся «крендель» – точь-в-точь такой, как и обещал Вознесенский. 

Страшные землетрясения так удачно записаны…

На другой день Дальская прибыла обедать много раньше обычного и долго сидела одна. Наконец, из читальни потянулись мужчины, но Вознесенского среди них, увы, не было. Он пришёл уже после семи, приятно взволнованный:

– Не могу не поделиться радостью: земные сотрясения, вызванные Везувием, были очень удачно записаны нашими приборами. Равно как и страшные землетрясения на Формозе и в Калифорнии. Это – очень большая удача, господа!

Дальская уронила ложку, но никто не заметил – все уже обсуждали предстоящую экспедицию местного отдела Географического общества: 

– В Тункинскую долину командированы два сотрудника для раскопок, а известно, что там обширное зоологическое кладбище. Постоянно перемещающиеся пески буквально вскрывают могильники – представляете, какая там открывается картина?

– Да, пески и на кладбище могут быть удивительно продуктивны! – авторитетно отозвался Вознесенский. – В сущности, это просто находка для исследователя; да и сами кладбища, концентрируя разнообразный материал…

Дальская тихо вышла из-за стола и направилась к выходу. 

Скучно жить на свете, господа!

Многие знали, что поверенный Криль очень не любил понедельники, и отнюдь не по общей причине – в его профессии отдых вообще был понятием относительным. Просто по понедельникам Крилю не хватало газет, то есть, собственно, хроники, с коей он сверял свои собственные ощущения и вносил коррективы в составлявшуюся картинку мира. 

В два последних года она устаревала как никогда быстро. Ещё не всех отличившихся в войне с Японией наградили, а медали предлагались уже по сходной цене – 1 руб.50 коп. за штуку. Перекупщики не скрывали, что надеются выгодно перепродать их коллекционерам. 

Криль давно уже не заблуждался относительно человеческой природы, но всё-таки: пока шла война, сама мысль, что медали могут продаваться, показалась бы совершенно кощунственной, а сейчас это стало просто расхожею мыслью. 

Ещё недавно в Иркутске была мощная «городская партия», состоявшая из весьма состоятельных, равно как и совсем небогатых людей, устраивавших благотворительные спектакли, лекции, бесплатные кружки. Теперь же в городе обосновались представители разных партий, одинаково равнодушные к Иркутску и живущие только энергией конфликта. 

В ночь на 13 апреля 1906 года один социал-демократ, подъехавший к дому г-жи Ивашевской на углу Дёгтевской и Троицкой улиц, не захотел расплатиться с извозчиком. И в ответ на недоумённый вопрос несколько раз ударил малого тростью. На крики сбежались проснувшиеся жильцы, в том числе и один из эсеров. Тотчас распознав в нём политического противника, социал-демократ снова бросился в драку. Понадобился целый наряд полиции, чтобы «рыцари ночи» разошлись, наконец, потрёпанные, но готовые к новым схваткам. 

Просили записать Скалозубова, а получили Шильднер-Шульнера!

Тем временем иркутские члены Русского Собрания распространяли прокламации о масонах и старательно составляли списки желательных кандидатов на выборы в Государственную думу. 5 апреля в Тихвинской церкви выбирали представителя в Государственный совет от иркутского городского духовенства – но при этом многих из духовенства «забыли» пригласить. «Если уж в церквях такие страсти, можно представить, каковы будут общие выборы», – скептически размышлял Криль – и тут же находил подтверждение в «Сибирском обозрении»: «Учителя Тобольской мужской гимназии Никольский и Гашинский так усердно посещали знакомых и незнакомых обывателей, предлагая подать голоса за Г., что из одного дома их просто выпроводили. Во время выборов в прихожей стоял столик, а за ним – чиновник, вписывавший фамилии за неграмотных крестьян. Было подсмотрено, что крестьянин просил записать Скалозубова, а чиновник записал совершенно другого». 

«Конечно, в этом случае можно настаивать на составлении протокола, – думал Криль. – А ну как не составят? Поднимется шум, и его, по меркам военного положения, очень быстро представят «беспорядками»; глазом не успеешь моргнуть, как объявят тебя противником существующего режима – со всеми вытекающими последствиями». 

В режиме пережима

Недавно заключённому Александровского централа отказались передать рубаху только лишь потому, что она «революционного» красного цвета. Это – явный пережим, как и высылка из Иркутска гимназистки Фриденсон, и без того уже  отсидевшей в тюрьме три месяца за самовольное участие в педагогическом совещании. А разумнее было бы барышню оставить в семье и даже допустить до занятий – тогда раскаяние не замедлило бы явиться и, возможно, уже навсегда отбило бы охоту к «эмансипе». После высылки же и скитаний «в людях» это будет уже законченная нигилистка. Глупо, глупо, тем более что ситуация переломилась: в Общественном собрании, где четыре месяца назад проходили военные митинги, теперь судят их участников, офицеров и нижних чинов.

По делу проходит более 100 человек, и процесс грозит затянуться. Вообще, политика страшно затягивает, уводит от настоящих, невыдуманных забот. Особенно ловко этим пользуются мошенники. Недавно начальника станции Иркутск перевели в Читу – и заступивший на его место Черников обнаружил 720 мест багажа без документов, около 200 вагонов без документов и 150 документов, по которым не отыскалось вагонов. Даже предварительные расчёты показывают, что убытки потянут на сотни тысяч рублей. 

На железной дороге катастрофически не хватает обходчиков, контролёров, кассиров, инженеров, начальников станций. Министерство путей сообщения формирует комиссию по обратной приёмке на работу «случайно» уволенных. Их много, и едва ли не каждый сейчас «бьёт челом» в Петербург.

Кстати, к этим жалобам и он, Криль, прикладывал руку, причём денег не брал. Несмотря на врождённый скептицизм и якобы равнодушие к мнению окружающих, поверенный ощущал потребность считаться вполне порядочным человеком – и всегда умел убедить себя, что именно таковым и является. Он не верил ни в конечное торжество добра, ни в героев-одиночек, но при этом не раз наблюдал, как в уже разыгранной партии зла какой-нибудь неприметной фигурой делался неожиданный ход – и всё менялось. Учительница Третьякова объявляла строительство Детского домика на площадке за городским театром – и солидные иркутяне, словно бы под гипнозом, давали деньги, материалы. А некто Станиловский вызывался читать бесплатные лекции для детей, проводить экскурсии по окрестностям. Криль всегда усмехался, встречая его, но отчего-то страшно огорчился, узнав, что Станиловский умер. 

Для самого поверенного опасный период, начавшийся с забастовок и приведший к военному положению, завершался на редкость благополучно: он не только жив-здоров, на свободе, но даже и списков на высылку миновал, в отличие от коллег. Ещё немного, и отправится за границу – отогреться, подлечиться, набраться впечатлений, начитаться иностранных газет. Кстати, издатель «Восточно-Сибирского календаря» Сеглин на днях получил разрешение на «Торгово-промышленный листок», продаваться который будет по понедельникам, когда остальные из иркутских газет не выходят.

Сослать в… столицу

За столь приятными мыслями и застал поверенного курьер из жандармского управления. Криль взял паузу и держал её непростительно долго. Пообещав «тотчас быть», он, действительно, нанял извозчика, но поехал окольным путём – и успел-таки подготовиться к разговору. То есть, собственно, убедить себя, что ничего страшного не произошло: если бы его думали арестовать, то, уж верно, сделали бы это; расстрел тем более не грозил. Самое худшее, что может произойти, – высылка, но и это ведь как посмотреть… Криль старательно сосредоточился, вспоминая разные повороты и щели законодательства. На порог жандармского управления он ступил со спокойным, даже чуть отстранённым лицом.

Жандармский офицер внимательно оглядел его, немного подумал и уже с оттенком извинения в голосе сообщил, что о нём весьма благоприятные отзывы, однако в силу военного положения, в силу известного приказа генерал-губернатора и т.п… Одним словом, не угодно ли ненадолго выслаться из Иркутска?

– Из Сибири в Сибирь – какой в этом смысл? – с удивлённой улыбкой спросил поверенный.

– Вовсе не обязательно, чтобы это была Сибирь. Вы, должно быть, знакомы с тем положением, по которому…

– Да, я очень хорошо ознакомился, и поэтому местом высылки избираю… Петербург.

«Куда и уехал вчера», – известило «Сибирское обозрение» в номере от 15 апреля. 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой работы и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.