Из короткого разговора с Сергеем Костроминым стало понятно, что
эксплуатационные леса в Заларинском районе пока ещё хоть и есть, но «не
про нашу честь». Местным жителям они недоступны, поскольку сданы в
аренду под вырубку «с целью извлечения прибыли» четырём частным
компаниям. Трём зиминским и одной заларинской. 

На вопрос, много ли древесины заготавливают эти компании, Сергей
Анатольевич ответил коротко: «Много». Однако конкретизировать объёмы
вырубки отказался: «Такие цифры по телефону не даём». Хотя подтвердил,
что для обеспечения муниципальных нужд в соответствии с законом
Иркутской области от 07.10.2009 № 67/33-оз «Об исключительных случаях
заготовки древесины на основании договоров купли-продажи лесных
насаждений в Иркутской области» лесов здесь не осталось.

Представители частного лесного бизнеса из соседнего района сегодня
успешно «извлекают прибыль», докашивая последние боры за огородами
заларинских деревень. А районные лесные и муниципальные власти в ответ
на заявки местных жителей, нуждающихся в материале для ремонта и
строительства нового жилья, разводят руками. С осени прошлого года
люди, живущие здесь, не имеют права заготовить себе на законных
основаниях ни одного кубометра деловой древесины в ближних лесах. Даже
для того, чтобы обновить штакетник, им, по словам председателя районной
Думы Сергея Земляничкина, приходится ехать за материалом в Балаганск
или ещё куда подальше.

– Обидно, – признаётся он. – Даже вокруг населённых пунктов лес или
сожгли, или вывалили. Раньше человеку просто в голову не приходило этот
лес рубить. Как можно?! Вон тайга, езжайте и пилите там. А теперь он
идёт в привычное место за грибами и видит, что там вместо живого леса
лежат сучки да вершинник. То ли арендаторы, то ли «чёрные лесорубы»
похозяйничали. Четырёхметровки увезены, остальное брошено. А ещё
пожары. Кое-где, похоже, умышленные, чтобы на очистку лесосек от
порубочных остатков время и деньги не тратить. Уходишь оттуда чёрный.
Раньше в борах около Заларей отдыхали люди, теперь тех боров
практически не осталось.

В ста километрах от райцентра есть посёлок Хор-Тагна, который по
старой привычке считается таёжным. Когда-то там располагался участок
леспромхоза «Зималес». По словам Сергея Земляничкина, в начале 70-х
годов прошлого века он заготавливал до 400 тысяч кубометров деловой
древесины в год. Ещё в пределах 20 тысяч кубов готовил Черемшанский
ЛЗУ. Ещё 20–25 тысяч – Заларинский ДОК. На территории района
располагались два лесхоза – государственный и межхозяйственный. Они
тоже помаленечку рубили лес, в пределах 15–20 тысяч кубометров. Ну и
колхозы-совхозы – кто по пять, кто по две, кто по одной тысяче
кубометров леса в год заготавливал для собственных нужд и на дрова
жителям своих деревень. В общей сумме годовые объёмы лесозаготовок
приближались к полумиллиону кубометров, и казалось, что лес здесь не
закончится никогда. Тех предприятий, рубивших лес по жёсткому плану,
больше нет. Только лесу от этого не прибавилось.

– В 80-е годы у нас в колхозе многие и не знали, как в лес за
дровами ездить, – с улыбкой вспоминает Сергей Фёдорович. – Написали
заявку, а через несколько дней приезжает трактор К-700 и вываливает
около усадьбы столько дров, сколько просил хозяин, да ещё и с запасом.
Лесозаготовители спилят дерево, а оно с гнильцой. Его – в деревню, на
дрова населению. Ну и все берёзы на лесосеках, разумеется, тоже на
дрова шли. В лесу древесину старались не оставлять.

Если бы в то время кто-то сказал, что у жителей заларинских деревень
скоро появятся проблемы с деловой древесиной для строительства и
ремонта жилья, а уж тем более с дровами, его бы на смех подняли и
знаменитой фразой прихлопнули: «Этого не может быть, потому что не
может быть никогда». Лес – ресурс возобновляемый. Он растёт, и при
правильно рассчитанной лесосеке, при разумном хозяйствовании не
закончится никогда.

Расчётная лесосека – показатель особый. Это святая святых для
лесников старой формации, которых в связи с последними реорганизациями
лесного хозяйства и новым лесным законодательством, принятым в
интересах лесного бизнеса, но вопреки интересам живого леса, остаётся
всё меньше. Этот показатель – основа основ в организации рационального
лесопользования, защищающая леса от истребления.

Горожанам, не связанным с лесозаготовками, поясню, что в теории
расчётная лесосека, если отбросить некоторые поправочные коэффициенты,
равна объёму среднегодового прироста древесины на единице площади. То
есть если на каком-то конкретном участке эксплуатационного леса в год
прирастает 100 кубометров древесины, значит, и заготовить здесь можно
именно 100 кубометров. В этом случае, при своевременном проведении
работ по лесовосстановлению, качество леса не изменится. Недоруб
расчётной лесосеки в спелых эксплуатационных лесах ведёт к его
старению, снижению качества древесины. Переруб – к истреблению лесов.
При плановой экономике и то и другое считалось грубейшим нарушением в
ведении лесного хозяйства и строго наказывалось. Но в сегодняшних
реалиях отношение к лесу, на мой взгляд, определяют не разум и
прагматичный расчёт, а неуёмная тяга бизнеса к быстрому и максимальному
извлечению личной и корпоративной прибыли. Пусть даже за счёт
истребления лесов, которые для местного населения были и остаются вовсе
не банальной окружающей средой, а жизненной средой обитания.

– Беда у нас! – говорит Олег Бородин, глава Троицкого муниципального
образования Заларинского района. – Не дают нам теперь ни леса, ни дров.
У меня восемь деревень! При установленной норме 25 кубов дров на каждый
дом нам по закону требуется 21 тысяча кубометров дровяника в год. А мне
лимитов на всё про всё отпускают… 800 кубов. В двадцать с лишним раз
меньше реальных потребностей. Народ, конечно, мучается. И с лесом для
ремонта хозяйственных построек та же история. Куда ни обратишься –
«леса нет!».

– Но всё равно в ваших деревнях, наверное, хоть что-то строится и ремонтируется?

– Я же говорю: беда! Не строится и не ремонтируется. А если кто-то
что-то где-то и берёт, то… я не знаю где и как. Знаю только, что
официально деревенским жителям лес взять нельзя. Даже при наличии
актов, что гражданину действительно необходимо отремонтировать старый
дом или построить новый.

Иван Кунц, глава администрации Моисеевского сельского поселения,
нашего разговора с О. Бородиным не слышал, но отвечает, по сути, теми
же словами с похожими примерами.

– Мы проводим обследование и составляем официальный акт, что человек
действительно нуждается в срочном ремонте дома, – объясняет он
ситуацию. – Подаём заявки с полным пакетом документов, а они (судя по
контексту, чиновники. – Г.К.) начинают ссылаться, что якобы нет у них
лимитов на деловую древесину. И с дровами такая же картина. Бывшие леса
государственного лесхоза сданы в аренду предпринимателям. Кто работает
там, мы не знаем. И лес увозят неизвестно куда. А население в этих
лесах ничего взять не может. Раньше покупали пиломатериал у своих
фермеров, но в прошлом году им тоже фондов не дали. Есть закон «Об
исключительных случаях…», есть постановление губернатора, есть порядок
отвода лесных насаждений для нужд местного населения, есть нормы, но
лес, говорят, кончился…

Чтобы хоть внешне немного смягчить ситуацию, показать сегодняшних
чиновников чуть «белее и пушистее», в этом месте можно было бы
написать, что проблема истребления леса зародилась здесь ещё в
советское время, а современные местные и региональные исполнительные
власти, замотанные бесконечными заботами о повышении качества жизни
местного населения, спохватились поздно. Только это было бы абсолютной
неправдой, потому что они, судя по заларинской ситуации, не
спохватились до сих пор.

В том-то и заключается беда, о которой говорят главы сельских
поселений Заларинского района, что все площади, где лес рубить пока ещё
можно, сданы в аренду. Сунутся туда местные жители, а чужие им хором:
«Место заколочено – сто рублей уплочено». Чиновникам, уполномоченным
принимать практические решения, невыгодно видеть даже то, что очевидно
любому крестьянину: лес у нас теперь не заготавливается, а осознанно
истребляется «с целью извлечения прибыли». И, скорее всего, не в одном
только Заларинском районе.

– Мы тему по выделению леса для нужд населения в Заларинском районе
давно поднимали, но, как я понял, она непробиваемая, – делает печальный
вывод Сергей Земляничкин. – Депутатские группы создавали, ездили,
смотрели, как у нас лес пилится. Но это уже в прошлом. Никому это не
нужно. Пилят да пилят. Никто не хочет контролировать.

Сказал и засмеялся. Не потому, что смешно. Потому, что горько и
очень обидно. Беседуя со мной как лицо официальное, Сергей Фёдорович
избегает даже общеизвестных фактов, которым у него нет документальных
подтверждений. Зато жители местных деревень в поисках причин
сложившейся ситуации так и сыплют словами «взятка», «коррупция». В
качестве примера высшей несправедливости несколько человек поминали
недобрым словом тёщу. Не свою – чужую, для которой, в отличие от них,
лес в Заларинском районе не закончился.

– Дошло до того, что у нас в Заларях кубометр бруса стоит пять
тысяч. Один брус – тысяча, – с горькой ухмылкой рассказывает С.
Земляничкин. – Жители таёжной Хор-Тагны, где раньше леспромхоз
находился, теперь за сто километров в Залари, в лесо-

степную зону едут, чтобы пиломатериал для штакетника купить. А нам
говорят: «Стройте дешёвое жильё по программам сельского жилья, ветхого
жилья». И удивляются, почему у нас даже в деревнях квадратный метр
иногда уже и за 20 тысяч рублей зашкаливает.

В минувшем году, как подсчитал С. Земляничкин по действующим нормам,
жителям района нужно было заготовить 82 тысячи кубометров древесины на
дрова и девять с половиной тысяч кубов для строительства и ремонта
жилья. Но из лесничества депутатам ответили, что расчётная лесосека на
девятый год по лиственным породам деревьев (это дрова) составляет
только… 13 тысяч кубометров. А по хвойному хозяйству (деловая древесина
для строительства и ремонта жилья) – голый ноль.

– Кто вам сказал, что у нас есть проблема с дровами? – вместо ответа
спрашивает меня по телефону Сергей Костромин, руководитель Заларинского
лесничества. – Кто вам мог такое сказать?!

Его, как чувствую по интонации, возмущает не сложившаяся ситуация,
которую я склонен расценивать как чрезвычайную, а сам факт того, что
кто-то посмел рассказать о проблеме журналисту, вынес её за пределы
территориального лесничества. Из своей практики знаю, что если вместо
конкретного ответа на прямой вопрос собеседник начинает интересоваться
источником информации, значит, проблема есть, только он не хочет, чтобы
о ней знали все.

– Не слышал я пока, чтобы у нас кто-то замёрз от нехватки дров, – «срезает» меня С. Костромин неоспоримым фактом.

– С дровами для населения проблема в целом стоит пока не так остро,
– соглашается в заочной полемике с руководителем территориального
лесничества глава районной Думы. – Замёрзших у нас нет, потому что
дрова пока ещё и уворовать не очень трудно.

Кое-кто из деревенских жителей, по словам С. Земляничкина, тихонько
рубит сухостоины в ближнем лесу. Кто-то оставленными сучками и
вершинником с лесорубочных делян перебивается. Кто-то, из особо
запасливых и экономных, свои давние запасы дожигает. Печки, слава богу,
топятся, и до смерти ещё никто не замёрз. Другое дело, что большинство
людей ловчить и тем более воровать не хотят. Они хотят честно, никому
не кланяясь в унизительной просьбе, получить официальное разрешение и
законно заготовить себе и своим престарелым родителям нужное количество
дров, желательно с запасом, чтобы потом всем жить спокойно.

– А вот с деловой древесиной проблема серьёзнее, – продолжает Сергей
Фёдорович. – 125 кубометров строевого леса просто так не уворуешь. Ещё
в начале эпопеи по сдаче всех оставшихся эксплуатационных лесов в
долгосрочную аренду, мы, районные депутаты, обращались и в
Законодательное Собрание, и к администрации области (тогда она ещё не
называлась правительством) с просьбой, чтобы хоть вокруг деревень
оставили, зарезервировали лес для нужд местного населения, – вспоминает
председатель районной Думы. – Это же, по сути, были зоны отдыха. Там
деревенские и дрова пилили, выбирая сухостой, кривулины и больные
деревья. Только наша просьба осталась даже без ответа.

Теперь, по образному выражению Земляничкина, арендаторы валят лес
едва ли не в огородах. Он приводит примеры, когда они «даже водоохранку
цепляли под вырубку».

– А потом, весной, нам говорят:  идите скорее лес тушить, а то
сгорит ваша деревня. Да кому из местных этот лес теперь нужен, если он
по закону чужим стал. Там чужие хозяйничают, пусть они его и тушат, и
деревенским платят, если огонь на дома перекинется. Может, хоть
благодаря пожару кому-то новое «дешёвое» жильё в деревне построить
удастся…

С. Земляничкин рассказывает, что «раньше перед сдачей лесов в аренду
согласие района спрашивали. А теперь нас никто даже в известность не
ставит. Главы поселений нам вопросы задают – что да почему, а мы и сами
не знаем, кто и для кого наши леса вырубает».

Сергей Фёдорович не подвергает сомнению официальные цифры расчётной
лесосеки (ноль по хвойному и 13 тысяч кубометров по лиственному
хозяйству), оставшейся на неарендованных площадях. Зато сильно
сомневается в реальности цифр расчётной лесосеки на площадях
арендованных. Он не исключает, что вырубаемые сегодня тысячи кубометров
древесины хвойных пород уже давно являются перерубом, потому что точных
цифр, чего и сколько в лесу осталось к настоящему времени, никто
достоверно не знает. Последнее лесоустройство, без которого лесосеку
рассчитать невозможно, проводилось здесь киевлянами ещё лет 20 назад.
Но с тех пор много леса сгорело, много украдено, а ещё больше
вырублено…

Не думаю, по крайней мере не уверен, что во всей этой истории есть
состав серьёзных административных нарушений или тем более уголовного
преступления. Выводы пусть делают профессиональные юристы из
правоохранительных и надзорных органов.  Основываясь не столько на
фактах, сколько на логике, считаю, что умысел в отлучении местных
жителей от лесов, которые они привыкли считать своими, всё-таки есть.
Чем меньше будет у сельского населения законных возможностей заготовить
недорогую древесину для собственных нужд, тем больше вероятность, что
рано или поздно люди всё-таки поедут к «тёще», чтобы купить втридорога
столбик для забора, дощечку для штакетника, несколько брёвен для замены
подгнившего венца дома в таёжной деревне. А это кому-то выгодно.