Это – Областное государственное специальное учебно-воспитательное учреждение для детей и подростков с девиантным поведением, специальная (коррекционная) общеобразовательная школа для детей и подростков с ограниченными возможностями здоровья (задержкой психического развития и лёгкими формами умственной отсталости), совершивших общественно опасные деяния. Если у вас в семье всё в порядке, вам ни к чему знать столь громоздкое название этой суровой организации. Остальным она известна проще, по адресу – Алмазная, 20.

Чужие здесь не ходят

В конце прошлой недели Иркутск посетил популярный телеведущий, адвокат и правозащитник Павел Астахов. О его передвижениях прилежно информировали местные СМИ, но незамеченным остался визит двух его советниц на Алмазную, 20.

– Они походили по школе, всё осмотрели. С детьми, правда, общаться не стали, и так знают, что это за контингент, – рассказала по дороге в школу наша сопровождающая, заместитель начальника отдела специального образования министерства образования Иркутской области Наталья Капустенская. – Им очень понравилось. Сказали, что по пятибалльной системе они поставили бы школе твёрдую четвёрку с плюсом.

К репутации школы сейчас в министерстве образования относятся настороженно, потому что в прошлом году учебное заведение попало в неприятную историю. В конце марта 2009 года мать одного из воспитанников школы, Михаила Ганина, написала сразу несколько заявлений в правоохранительные органы о жестоком обращении с её ребёнком. Впоследствии прокурорской проверкой было установлено, что вечером 24 марта трое воспитателей-режимников устроили избиение подростков за то, что трое воспитанников ушли в побег.

Дело было передано в суд, воспитателей, принимавших участие в избиении подростков, и директора уволили, однако история попала в прессу, что болезненно сказалось на профессиональном самолюбии других воспитателей и преподавателей учреждения. Поэтому новая администрация школы пригласила автора убедиться, что не так всё мрачно, как рассказывали ему в прошлом году работники прокуратуры, – ситуация изменилась, динамика положительная, конфликт исчерпан.   

– Вы должны понимать, что в школе очень сложный контингент. Это дети из неблагополучных семей, которые с детства привыкли к бродяжничеству, тяжело переносят ограничение свободы и совершенно не приспособлены к систематическому труду и учёбе. Конечно, они очень болезненно реагируют на любые замечания и принуждение, – объясняла Наталья Капустенская по дороге. И в качестве примера рассказала забавную историю.

Посторонние в этой школе гости редкие, а журналисты – тем более. Однако пару лет назад на репортаж туда напросилась съёмочная группа одного из местных телеканалов во главе с известным в городе тележурналистом. Вошёл он в один из старших классов, окружённый свитой, а там за первой партой, развалившись, сидит здоровенный тип. Журналист его строго, с записью на камеру, спрашивает, чего, мол, развалился, учиться надо. Тот отвечает: «А я не хочу учиться!». «Чего ж ты хочешь?» – ещё строже спрашивает журналист. «Жениться хочу! – нагло отвечает оболтус, встаёт и говорит: – У меня и «женилка» отросла, хотите покажу?».

Дети стали агрессивнее

29 июня 1984 года приказом № 840 Областного отдела народного образования детский дом № 4 был преобразован в спецшколу для детей и подростков, нуждающихся в особых условиях воспитания. 6 февраля 1986 года в неё привезли первых трудных подростков. Тогда их направляли на «закрытое» обучение по решению комиссии по делам несовершеннолетних, а срок содержания не превышал двух лет. С апреля 1995 года подростки стали направляться в школу только по приговору или решению суда, а максимальный срок содержания вырос до трёх лет.

Светлана Михайловна сегодня один из старейших работников школы – она устроилась сюда в апреле 1987 года: «До этого работала в детском садике, школе. Потом получили здесь квартиру, устроилась работать поближе к дому».

 Как и полагается поварам, она имеет добродушно-усталый вид, а к подопечным относится снисходительно: «Эти детишки всю жизнь голодные, поэтому поваров они всегда любят». Но, сравнивая воспитанников школы, прошедших через её столовую за эти два десятилетия, она категорично утверждает:

– Раньше дети были лучше. Когда я пришла работать, в школе было до двухсот воспитанников. И никогда не было такого количества конфликтов, как сейчас, всегда можно было договориться. Вот говорят, что подростки в школе живут «по понятиям». Но если раньше мальчик, что-то обещая, говорил: «Слово пацана!», то ему можно было верить, что он его сдержит. Сейчас пообещать и обмануть – в порядке вещей. Теперь понятия такие: «Я малолетка, с меня спроса нет». А ведь это те же самые «понятия».…

Парадоксально то, что сейчас в школе нет ни одного насильника или убийцы, а воспитатели говорят о том, что дети стали гораздо агрессивнее, они неуправляемы и жестоки. Времена, когда дети были добрее, но в школе содержались малолетние убийцы, сейчас вспоминают едва ли не с ностальгией. Светлана Михайловна даже припомнила первого убийцу, попавшего в школу в начале 90-х, – семиклассника из Ново-Ленино, который зарезал на перемене ученика 10 класса.

– Потом было много убийц, – вспоминает повар. – Были два брата, убившие свою бабушку, были пацаны, убившие соседку.…А такого беспредела тогда не было!

Когда в 1995 году приняли решение определять в школу только по приговору суда, количество воспитанников стало резко уменьшаться. Смета расходов на этот год рассчитана на 60 человек.  

Неуправляемый контингент

Новый директор школы Сергей Сергеев «на хозяйстве» находится первый месяц, но с подопечными уже познакомился хорошо:

– В основном у нас сидят за воровство, грабежи и мошенничество. Меньше – за нанесение тяжких телесных повреждений. Те, кого привозят из посёлков и деревень, ещё незамысловатее – фантазии хватает только залезть к соседу домой или в машину. Это поколение очень тяжёлое для воспитания: подавляющее большинство подростков из неблагополучных семей, многие – из неполных, воспитывались матерями-одиночками. Они ничего хорошего в жизни не видели – есть такие, кто спал по очереди в одной кровати. У мамы – перевалочная база для случайных знакомых. Конечно, они с детства курят, пьют, бродяжат. Взрослые для них враги, никакого авторитета не имеют.

Сейчас в учреждении находятся 45 человек, из них девять девочек. Изначально школа была только для мальчиков, для девочек, совершивших преступления, спецшкола до последнего времени располагалась в посёлке Тельма. В позапрошлом году её расформировали – в ней оставалось всего 12 воспитанниц, и содержать для них штат и хозяйство оказалось нерентабельно. Девочек с сентября 2008 года переселили на Алмазную, а в Тельме открыли обычную коррекционную школу. Девочки живут сейчас с мальчишками на одном этаже жилого корпуса, отделённые железной дверью. Дверь выгнута в сторону девочек настолько, что пришлось её укрепить, приварив поперечную балку.

– Конечно, они влюбляются, – подтверждает Сергей Михайлович. – Девочек мало, сегодня она любит одного, завтра – другого. Парни, случается, дерутся.

– В школе сегодня нервозная обстановка отчасти и из-за соседства девочек, – комментирует Наталья Капустенская. – Они с мальчишками ещё не прижились, не притёрлись. Всё-таки с одними мальчиками было проще, спокойнее.  

– Верховодят всё равно мальчишки, – рассказывает воспитатель Валентина Бирюлина. – Они определяют, когда что делать, куда поехать – мы вывозим их на ёлку, на каток, в театр, младших воспитатели берут на увольнительные в город. Девочки слушаются. Проблема в том, что старшие парни всегда настроены на отрицание авторитета воспитателей, отказываются прибираться в комнатах, убирать территорию, делать уроки. Карцеров у нас нет, физическую силу мы не применяем – это нарушение прав ребёнка. А младшие на них равняются.

При этом воспитатели отмечают, что сегодняшнее поколение воспитанников гораздо менее развито интеллектуально, чем прежние, – не любят читать, рисовать, учиться. И в то же время уверены, что воспитатели им «обязаны». Это называется «иждивенческая позиция».

Портреты в замкнутом интерьере

Спецшкола на Алмазной – учреждение областное. Сегодня в ней содержатся подростки из Иркутска, Ангарска, Усолья-Сибирского, Усть-Илимска, Железногорска. Один парень – из Бодайбо, его так и зовут – Миша Бодайбо. (Забавная особенность спецшколы в том, что все мальчишки имеют прозвища, но их нет ни у одной девочки.) И одна воспитанница из Петропавлавска-Камчатского.

Необъяснимой аномалией является то, что самое большое количество подростков в учреждение поступает из Братска и Братского района. Необходимо отметить, что никогда подростков в эту школу не отправляют после первого же эпизода совершения общественно опасных деяний. Сюда попадают «малолетние рецидивисты», давно и прочно стоящие на учёте в ИДН за бродяжничество, пьянство, отказ учиться, серии мелких правонарушений – кражи, грабежи, драки.

По внутренней статистике школы, в ней сейчас содержатся подростки, осуждённые по следующим статьям: 28 человек – по ст. 158, за кражу. Шестеро – по 116-й, за побои. Трое – за угон машины, «завладение без цели хищения». Проще говоря, взяли покататься. Одна девочка попала за сбыт наркотиков. Ей 15, её зовут Зоя, она наполовину цыганка. У неё три класса образования. Отец-цыган умер от передозировки героина. Мать-русская бросила её в таборе и исчезла в неизвестном направлении. У неё три тетки. Одна сидит в женской колонии в Бозое за торговлю героином. Две другие занимаются тем, за что сидят тётка и Зоя. Сейчас девочка навёрстывает упущенное в учёбе – стыдно быть глупее других.

Девочка Оксана из Петропавловска – маленький светлый человечек. Очень симпатичная, добрая, живая, общительная. В школу попала за серию краж, грабежей, побоев. Курит, употребляет алкоголь, хроническая токсикоманка. В девять лет её изнасиловали. Мать не стала писать заявление в милицию, и обстоятельства этого гнусного преступления так и остались никому не известными. С тех пор Оксана, как деликатно выразились воспитатели, «ходит по рукам». Кроме того, в её активе бродяжничество и издевательство над животными.

Когда мы разговаривали с Оксаной в мастерских школы, казалось, что всё, что написано выше, говорили про другого человека.

– Ты правда ненавидишь животных?

– Да, терпеть не могу. Особенно собак.

– Покусали в детстве?

Оксана кивает головой.

– Скоро домой?

– 28 апреля 2011 года, – чётко рапортует девочка и неожиданно добавляет точное число дней, которые остались до освобождения. Дома её ждут мама, папа и три брата.

Два подростка попали в школу по ст. 167, за умышленное уничтожение или повреждение имущества. Один из них, Максим по прозвищу Обезьяна (или в просторечье Безя), удивил даже многое видавших воспитателей спецшколы. Максим из очень благополучной усть-илимской семьи.  В школу его направили после того, как он поджёг в своём городе рынок. А сам сидел и заворожённо смотрел, как горят павильоны.

Четыре человека в школу попали за нанесение лёгкого вреда здоровью («Ничего серьёзного, одно касательное ножевое», – отмахнулась секретарь школы, читая нам статистику), ещё трое – за угрозу убийством (как нам объяснили, угрожали ножом или отвёрткой, никаких пистолетов-пулемётов). Семеро – за мошенничество. На практике это те, которые, говоря на сленге, «угоняют дудки» или «отжимают мобилки». Это даже не грабёж – попросили позвонить и смылись.

Сёстры Наташа и Марина в школу попали по одной статье – «Действия, унижающие честь и достоинство». Воспитатели долго отводили глаза и уклонялись от разговора, за что же конкретно девочки были наказаны. Отец сестёр умер в заключении, мать лишена родительских прав. В компании подростков девочки «на почве внезапно возникнувших неприязненных отношений» с невероятной жестокостью издевались над своей знакомой. Её заставили раздеться догола, избили, тушили о тело окурки, а потом, как выразился директор Сергеев, «посадили на торчком воткнутую в землю култышку» (култышка, объяснил он, это то, чем хозяйки раскатывают тесто). А чтобы култышка поглубже вошла в тело девочки, сёстры садились ей на плечи. Сёстры были инициаторами и исполнителями этого средневекового зверства, остальные подростки просто стояли и смотрели. Ни один не заступился.

Когда мы ехали в школу, то были уверены, что с максимальным сроком в ней находится абсолютное меньшинство подростков. Всё оказалось с точностью до наоборот – 80% воспитанников находятся здесь со сроком содержания три года. Оставшиеся проценты отсиживают сроки от двух с половиной лет и выше. Только один парень в школе, братчанин Даня по прозвищу Лопата, получил один год содержания.

Свобода и «доширак»!

На 15 февраля, когда мы были в школе, 14 человек числились в бегах. Эта цифра постоянно меняется – кого-то ловит милиция, кого-то приводят родители, кто-то возвращается сам. И постоянно кто-то срывается в побег.

– Они отравлены свободой, – объясняет Сергей Михайлович. – Их раздражает ограничение в передвижении. Они и бегут-то не с конкретной целью, а просто хоть час пошататься по улице, на воле.

На содержание одного воспитанника школы, включая питание, одежду и коммунальные платежи, в год расходуется государством 340000 рублей. У них пятиразовое питание в сутки – на сумму 97 рублей 50 копеек. Они каждый день получают фрукты и кондитерские изделия. И всё равно бегут. Рекордсмен – Ваня по прозвищу Чурка. У него восемь побегов за прошлый год.

17 января этого года его отпустили в увольнительную к маме. В тот же день он украл у неё 47000 рублей, которые мама взяла в банке в кредит. На следующий день его поймали в Братске. Скорее всего, говорит директор Сергеев, он добрался туда на такси.

– Но он чаще, как нагуляется, возвращается сам, – пожимает плечами Сергей Михайлович. – Обычно подростки приходят к воротам, колотят пяткой, мол, открывайте, я вернулся. А Ваня как уходит, так и приходит – через забор. Обычно с пакетом, в котором варенье, конфеты и обязательно – лапша «доширак».

– Конфеты понятно, но лапша-то ему зачем?

– Не только ему. У нас все подростки заражены этим «дошираком», они его до бесконечности есть могут.

Парадоксально, но, поставив в школе новый трёхметровый забор, администрации учреждения запрещают укрепить его по верху колючей проволокой – говорят, что это нарушает права детей. По этой причине подростки очень любят физкультуру, а забор они преодолевают, по наблюдениям воспитателей, за семь секунд. Только четверть населения школы не склонна к побегам. Остальные бегут вне зависимости от погоды и времени суток. Меньшая честь «бегунков» может наслаждаться свободой до полугода – это максимальная продолжительность побега. Большая часть сбежавших находится на воле от двух дней до двух недель.

Механизм побега у каждого отработан уже до автоматизма. Если бежит один, то хватает любые жёрдочки, ветки, обломки досок, чтобы прислонить их к забору, разбежаться, подпрыгнуть и перемахнуть через препятствие. Если бегут вдвоём, то используют «спецназовский» приём – один встаёт второму на плечи, забирается на гребень забора, подаёт второму руку, подтягивает его наверх, и оба исчезают.

Были в школе свои виртуозы, которые могли взобраться на стоящие в паре метров от забора столбы для электропроводов и по-обезьяньи перепрыгнуть на верхушку ограждения. В школе к этому относятся философски – это ведь хоть и закрытое учреждение, но не тюрьма всё-таки. Если подросток собрался сбежать, его не удержишь.

В споре «добрых» правозащитников со «злыми» воспитателями-режимниками трудно, но необходимо найти золотую середину. Бывший депутат Государственной Думы известный наркоборец Евгений Ройзман говорил про наркоманов, которых в реабилитационном центре приковывают к кроватям наручниками: «Это же не лауреаты Нобелевской премии, мы ведь их сюда не по кастингу набираем!». Воспитатели понимают, что в спецшколе на Алмазной, 20 находятся хоть и преступники, но всё же дети. Наверное, правозащитники, говоря о жестоком обращении с ними, должны учитывать, что это хоть и дети, но всё же преступники.  nnn

Все имена и фамилии воспитанников изменены