Незадавшееся предприятие

На сей раз Николай Евгеньевич подвизался продать большую партию юмористических журналов – с этой целью и отправился он железной дорогой на восток. Очень рассчитывал сбыть товар перекупщикам на станциях, но они, словно бы сговорившись, не давали и половины назначенного, – пришлось торговать самому.

В Иркутске сначала всё складывалось хорошо: поезд прибыл утром, извозчик попался покладистый и лишнего не запросил, а приказчик книжного магазина Посохина отпер дверь за полчаса до открытия, любезно пропустил внутрь и быстро просчитал аренду прилавка в удобном месте неподалёку от входа. Но стоило ему заглянуть за обложку одного из журналов, как от доброжелательности не осталось и следа:

– Революционной литературы не держим!

Потоптавшись минут пятнадцать на улице, расспросив прохожих, Николай Евгеньевич отправился по адресам книжных лавок и скоро уже раскладывал свой товар – как всегда, любовно и с выдумкой.

Но торговля всё равно не заладилась: к четырём часам пополудни продан был лишь один экземпляр. «Еду дальше, в Верхнеудинск!» – махнул рукой Ефимов. Нечаянная встреча с бывшим редактором «Иркутских губернских ведомостей» чуть подправила планы: было решено, что, сдав багаж, Николай Евгеньевич вернётся посидеть с Виноградовым в «Метрополе».

Но за целый вечер он так и не появился, и лишь два дня спустя из газет Виноградов узнал, что на вокзале был обыск и все «юмористические журналы» конфискованы. Самого Николая Евгеньевича, правда, отпустили, и он уехал ближайшим же поездом на Москву. Уехал, наверняка разобиженный на иркутских жандармов, хотя злого умысла тут, возможно, и не было – только предосторожность и растерянность перед шквалом хлынувшей политической «литературы». Не случайно один из знакомых полицейских чинов недавно сетовал: «Поди-ка ты с первого взгляда разберись, где тут юмор, а где – крамола!»

Жена коллежского секретаря желает издавать журнал

В последние полгода хорошо знакомые печатные издания стали вдруг исчезать, а вместо них начали появляться совершенно иные по духу и настроению. На 1906 год объявили подписку «Рабочий юморист», «Овод», «Рабочий зубоскал», «Вестник народного дома», «Голос окраины», «Молодая Сибирь». За всеми ними, конечно же, стояли определённые политические группировки, хотя формально владельцами могли значиться совершенно посторонние люди, к примеру, супруга какого-нибудь заштатного секретаря. Так же, для прикрытия, подбирались и невинные в политическом смысле названия, скажем, «Вестник старообрядца». Но при первом же взгляде на такое издание было ясно, «какой ветер дует в его паруса». Власти скоро закрывали такую газету, но вместо неё немедленно открывалась другая, разрешение на которую было взято заранее, так сказать, про запас. К примеру, у владельца «Восточного обозрения» Попова «лежали на полке» четыре издания, которые и объявлялись одно за другим. И «Верхнеудинский листок» после остановки за «вредное для общественного спокойствия направление» мог возрождаться снова и снова – всё по той же схеме.

Одно слово – временные

С вымыванием традиционной печати и газетная этика перестала быть постоянной величиной. Прежде, когда редакции располагались при квартирах издателей, когда в гостиных на «авторских диванах» сутками пили чай, обсуждая события, делясь планами, чувство неловкости за проступок перед коллегами и подписчиками было очень естественным. Теперь же, когда жизнь газеты, журнала измерялась неделями и месяцами, многие положили за правило ни за что не стыдиться. И даже на баррикады теперь звали именем Христа.

Увы, с грустью констатировал Александр Иванович Виноградов, вместе с девятнадцатым веком ушла и газета как дело жизни, каким была «Сибирь» для Михаила Васильевича Загоскина или «Восточное обозрение» для Ивана Ивановича Попова. Даже уютное слово «редакция» теперь вытеснялось «конторой», и это тоже не было удивительно: газеты всё более превращались в фабрики, производящие пользующийся спросом политтовар.

Впрочем, один небольшой плюс в нынешнем положении Александр Иванович всё-таки обнаружил: объявления с предложениями труда принимались теперь вдвое дешевле – в некоторых изданиях.

«Все сословия упразднить, а всю власть передать»

В конце января 1906 года Александра Ивановича Виноградова избрали кандидатом в члены иркутской комиссии по выборам в Государственную Думу. Он и прежде с удовольствием разбирался в изгибах отечественной политики, а теперь, когда она становилась такой непредсказуемой, это стало уже совершенною необходимостью. Чего стоил один «Проект нового управления Россией», рождённый в недрах Государственного Совета: авторы всерьёз предлагали передачу административной власти выборным земским представителям. Мало того, они полагали необходимым упразднить все сословия, введя вместо них корпорации по профессиональному признаку. На корпорацию докторов возлагалась обязанность учреждать лечебницы и аптеки, а на корпорацию педагогов – открывать школы. Даже суды замыслили перевести в корпоративное русло. Самое же «забавное», что контролировать корпорации было призвано остальное, некорпоративное население во главе с государственным контролёром, избираемым Государственной Думой.

Ничего более абсурдного Виноградов никогда не читал, и он не сомневался, что этот прожект не дойдёт даже и до приёмной Витте. Но сам факт, что такие фантазии зародились и имели хождение не где-нибудь, а в ближайших к Государственному Совету кругах, говорил о многом. И можно было не сомневаться: они окончательно не уйдут, а будут возрождаться опять и опять, в ещё более уродливых формах – вот какие настали теперь времена.

А если обратно, к Сперанскому?

В конце января до Иркутска дошло известие, что делегация забайкальских бурят побывала у главы министерского кабинета Витте, ходатайствуя о двух местах в Государственной Думе и о возвращении к административному устройству, существовавшему со времён Сперанского вплоть до нововведений 1902 года.

Витте сразу почувствовал, что второй вопрос – главный, болезненный, и быстро сделал пометку на календаре: «Адм. устр. бурят». А касательно мест в Государственной Думе выразился настолько неопределённо, что как бы и вовсе ничего не сказал.

Напротив, иркутский городской голова усиленно приглашал «отнестись с особым вниманием к выборам в Государственную Думу, первую в России». Обращался он как бы ко всем, но избирательный ценз на предстоящих выборах вовсе не предполагал поголовного участия. Как и в выборах городского самоуправления, право голоса даровалось главным образом налогоплательщикам (владельцам недвижимости, коммерсантам) и служащим.

По-прежнему избирательного права не имели наказанные по суду, исключённые из сословия, утратившие духовный сан или звание, так называемые «злонамеренные несостоятельные», бродячие инородцы и, конечно, иностранцы. Не изменился и возрастной ценз, не допускавший участия в выборах до достижения 25 лет. Но что всего важнее, сохранилось ущемление избирательного права женщин. То есть они всё так же не могли избирать и быть избранными; правда, за собственницу или владелицу предприятия вправе были проголосовать её муж или сыновья (!).

Да здравствует госпожа Белозёрова!

Механизм же для выборов предлагался такой: от каждого округа должны были выдвигаться по 80 выборщиков, которым и выпадала честь избрать члена Государственной Думы. Желающих удостоиться такой чести было достаточно, но им требовалась поддержка большинства, а оно оставалось пассивно. Обыватели устали от пережитой войны и никак не кончавшейся революции, от постоянного страха за близких и непрекращавшегося роста цен. Даже общие бани, не отличавшиеся удобствами, за короткий срок вздорожали от 7 до 12 копеек за вход. Людям трудно было надеяться на лучшее и, отвлекшись от привычных забот, задуматься о государственном обустройстве.

К концу января 1906 года город только-только начинал приходить в себя. Мелкие чиновники радовались открытию абонементов «Первой сибирской кухни общедоступных обедов госпожи Белозёровой». Более состоятельные господа приветствовали открытие новых «дворянских номеров» с ваннами и бассейном в ивановских банях. Жизнь потихоньку налаживалась, и, верно, дошло бы и до разъяснительных лекций о предстоящих выборах, но с переводом Сибири на военное положение самых образованных и активных стали высылать, натурально, лишая их права голоса и права на пропаганду. Так, 5 февраля летучим отрядом, прибывшим на станцию Зима, были арестованы три врача, учитель, заведующий общежитием школы, священник. Не говоря уж о том, что парализовали работу самой железнодорожной станции, оставив её без начальника участка, его помощников, машинистов и мастеровых.

Взяли больше, чем смогли унести

Наблюдая за происходящим, Александр Иванович Виноградов приходил к безотрадному выводу, что власть не знает, как ей быть, и действует просто из инстинкта самосохранения, одной рукой подавляя бунт, а другой проводя обещанные в минуту слабости демократические реформы. Александр Иванович и сам за них ратовал ещё осенью 1905 года, раздавая листы «Манифеста» о гражданских свободах. Но теперь он, увы, понимал, что тогда все взяли больше свобод, чем могли осмыслить. Особенно показательным для него стало заседание Иркутской городской думы 16 января. Тогда речь зашла о предстоящих выборах, и гласные энергично высказывались о нужности этого института; в том числе и гласный Тышко, директор Иркутского промышленного училища. Однако когда кандидатом в избирательную комиссию предложили его преподавателя, Тышко тотчас же встал в оборону, резко заявив:

– Мой педагог не захочет во всём этом участвовать, а если и захочет, то я его не пущу!

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой работы и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.