Игорь Альтер: Как вы считаете, у наших региональных издателей есть реальные основания вывести такую формулу: власть плюс пресса равняется взаимопонимание?

Александр Гимельштейн: Ну, я бы сказал так: власть плюс СМИ равно понимание. Это, наверное, неплохо. Иркутская область в этом смысле действительно уникальна, в ней всегда была политика, начиная с 1987 года. Без малого 25 лет прошло,  и всегда в нашем регионе была достаточно свободная пресса, и даже если доходило до элементов конфликта с властью, не припоминаю ни одного случая зубодробильного отношения со стороны власти к региональной прессе в Иркутской области. Хотя знаю огромное количество таких случаев за пределами нашего региона.

Можно, конечно, красивую цитату привести: «Свобода приходит нагая». Как только она начинает одеваться, у неё сразу возникают ограничения – этические, эстетические, какие угодно. Свобода прессы всегда объективно ограничена экономическими условиями. Здесь есть определённый парадокс. С одной стороны, казалось бы, от экономических условий не зависит государственная пресса, но именно в силу того, что это рупор государственного аппарата, это в меньшей степени как раз является прессой. А пресса, которую условно можно назвать независимой как минимум от государственного влияния, она, конечно, зависит от экономических условий, бизнес-эмоций владельцев, издателей и т.д., которые живут на реальной земле. И при всём при том быть независимым –  я всегда это говорил и продолжаю говорить – выгодно. Быть независимым выгодно, потому что ниже склонишься – больше потеряешь.

[width=»40%»]
Я за медиа как бизнес, когда не 16-й департамент корпорации или управление краевой администрации выпускает газету, а когда эта газета или эта телекомпания существуют как самостоятельный бизнес.
Когда у неё есть прибыль, доходность, когда она обеспечивает себя сама и уважение к себе формирует не потому, что она департамент корпорации «Газпром», которая всех нас обеспечивает газом.

И.А.: Печальная примета нашего времени состоит в том, что в последние годы журналистика вошла в число самых экстремальных профессий, рискованных для жизни. Как зарубка на человеческой памяти всегда останется трагический уход из жизни Влада Листьева, Анны Политковской и десятков других наших коллег. Как вы думаете, дальше такими же темпами будет расти список тех, кто в редакцию не вернулся?

А.Г.: Даже два приведённых примера – и два достойных человека, но, я думаю, генезис этих трагедий разный. В одном случае погиб крупный медиа-менеджер, в другом, без всякого сомнения, Политковская прежде всего журналист, она погибла как раз за позицию, за журналистские расследования, т.е. от врага, а не от конкурента. Конечно, и тот и другой случаи – это и трагедия, и катастрофа, в первом вообще не нашли преступника, во втором приговор отменён. Это всё очень неприятно и грустно и говорит о слабости государственной власти. Потому что в случае с Политковской было демонстративное убийство в день рождения действующего президента Российской Федерации, в тот период В.В. Путина. Это был действительно выпад против системы и государственной власти и просто убийство человека. И конечно, без всякого сомнения, влияет на скорбные цифры количество «горячих точек». От этого очень многое зависит: до тех пор, пока у нас не «замирен» окончательно российский Кавказ, я думаю, будет множиться число жертв и среди военнослужащих, и среди гражданского населения, и среди журналистов, которые выполняют свой долг. С одной стороны, для профессии, может, это и хорошо, и даже красиво, что вернулось понятие «фронтовой корреспондент», потому что действительно выросло поколение, которое не могло появиться в мирной жизни, и это профессионалы высочайшего класса, и их достаточно много. С другой стороны, было бы легче нам всем и семьям этих блестящих фронтовых корреспондентов, если бы они занимались чем-то более спокойным.

И.А.: Мне уже не раз приходилось говорить, что где-то в 90-х, с моей точки зрения, вторая древнейшая поменялась местами с первой. И стала успешно работать, если не по вызову, то по заказу. Сейчас, спустя годы, в этом процессе произошли какие-то подвижки или всё продолжает двигаться по инерции?

А.Г.: Наверное, мне было бы странно, занимаясь практической журналистикой, говорить о том, что двигаемся в негативном направлении. Я всё-таки полагаю, что в какой-то степени российская журналистика адекватна времени со всеми издержками этого времени. Но при этом существуют две журналистики, и обе достойные. Одна развлекает, другая разговаривает с нацией. Развлекать тоже нужно, это уважаемая работа, и я всегда говорил, что у российских таблоидов даже в самом минимуме есть одно достоинство: они формируют у людей привычку продолжать чтение.  Читает таблоид – может, возьмёт и газету общего интереса. И та и другая работа достойная, но я в основном представляю ту часть журналистики, которая стремится разговаривать с нацией.

И.А.: Как вы, Александр Владимирович, относитесь к коммерциализации в журналистике? Не тормозит ли она её развитие? Могу тут употребить слово «творческое», но уж очень не люблю его. Как говорится, кто заказывает музыку, тот её танцует.

А.Г.: Тут ситуация достаточно простая. Я за медиа как бизнес, когда не 16-й департамент корпорации или управление краевой администрации выпускает газету, а когда эта газета или эта телекомпания существуют как самостоятельный бизнес. Когда у неё есть прибыль, доходность, когда она обеспечивает себя сама и уважение к себе формирует не потому, что она департамент корпорации «Газпром», которая всех нас обеспечивает газом.

И.А.: А вот ещё к вопросу о журналистской скромности. Раньше все газеты над заглавием помещали незатейливые слова «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Такая была установка, такая была задача. В последние годы в иркутской прессе меня поразило изобилие слоганов. Например, одна газета уверяла читателей: «Копают все, но мы копаем глубже». Другая газета убеждала в том, что для неё нет запретных тем.  И обе лукавили, да ещё как. Для вас, Александр Владимирович, есть запретные темы?

[width=»40%»]
Накануне дня рождения вы сделали себе прекрасный подарок. У меня в руках пилотный выпуск новой газеты, которая начнёт выходить 22 января. Называется она «Иркутский репортёр». Сразу хочу сказать, что, с моей точки зрения, очень удачно найдена сама ниша, это первое замечание.
Есть второе – что кризис, как я понял, на вашу издательскую деятельность подействовал благотворно.

А.Г.: Ну конечно, есть. Прежде всего это все темы, которые запретны в соответствии с законодательством РФ. Кроме того,  помимо законодательства это всё, что связано с вопросами этики. Это исключительно моё восприятие запретного, потому что я отвечаю за каждую строчку, за каждую букву, которые выходят в тех газетах, которые я издаю. То, что находится в моём восприятии за пределами этики, – это запретная тема. И опять-таки слоган – это всего лишь слоган. Может быть, люди тянутся именно к этим словам. Мы тоже, примерно раз в год, когда  у нас день рождения газеты «Восточно-Сибирская правда», используем слоган (правда, не ставим его в титул). Мы говорим: «Мы делаем новость событием». Достаточно скромно, согласитесь.

И.А.: Вообще, как вы считаете, уже пришло время, когда рентабельной становится только честная и независимая журналистика, или мы пока ещё находимся на пути к ней, как когда-то на пути к коммунизму?

А.Г.: Не стоит обольщаться: рентабельной будет не только честная журналистика, рентабельной будет и бесчестная, продажная журналистика. Она тоже может быть рентабельной.

И.А.: Думаю, что для журналиста во все времена, так мне кажется, самым трудным было, по-моему, оставаться  самим собой и как можно меньше зависеть от погоды на дворе, хотя это очень сложно. Как вы считаете?

А.Г.: Понимаете, тут есть элемент парадокса. С одной стороны, русская классическая журналистика – это журналистика мнений, журналистика о позиции. С другой стороны, вроде бы опять-таки журналистика конца 20-го века, западная журналистика – журналистика факта. Принято считать, что журналистика мнений якобы не просто ушла на второй план, а устарела. Я считаю, что параллельно с журналистикой факта всё-таки должна оставаться журналистика мнений. Я не уверен, что эта журналистика объективна, как не уверен в том, что существует некая высшая объективность, к тому же высказываемая одним журналистом, двумя или журналистским коллективом. Это субъективно, но это та субъективность, которую читатель хочет слышать. Такой субъективности он доверяет.

И.А.: Чем вы объясняете то, что сегодня на страницах газет стало намного меньше глубокой аналитики и публицистики? И почти исчезли такие сочные жанры, как очерк, фельетон? Жалко, по-моему.

А.Г.: Конечно, жалко.  Однако всё циклично. Может быть, исчезло, может быть, вернётся. Я думаю, эта проблема появилась от перенасыщенности информацией. Вот я был по приглашению в Швеции на семинаре, который проводили коллеги. И у шведов есть такие исследования. Они снабжали человека прибором, который устанавливался на голове и фиксировал, где останавливается взгляд дольше, отслеживал, что он читает в газете (а классическая  шведская газета – это полос так 60). И получалось: заголовок, врез, конец материала, последний абзац. И ситуация, чтобы человек зацепился и прочитал большой материал до конца, очень редко бывала. Поэтому то, что крупные жанры теряются, это ещё и проблема темпа жизни.

И.А.: У нас всё как-то галопом по Европе. Из самой читающей страны  мы превратились в страну, где 35% жителей вообще ничего не читают.

А.Г.: Вроде бы да. Но с другой стороны, это был всё-таки штамп, что мы самая читающая страна,  потому что деклассированных людей было очень много. Их никто не считал. А сейчас стали считать. Постоянно бываю в книжных магазинах, выписываю книги в интернет-магазине, цифровые книги сейчас активно читаю. Я просто смотрю, сколько там людей, сколько покупается литературы. Да, наверное, люди приобретают 50% барахла. Но покупают.

И.А.: Накануне дня рождения вы сделали себе прекрасный подарок. У меня в руках пилотный выпуск новой газеты, которая начнёт выходить 22 января. Называется она «Иркутский репортёр». Сразу хочу сказать, что, с моей точки зрения, очень удачно найдена сама ниша, это первое замечание. Есть второе – что кризис, как я понял, на вашу издательскую деятельность подействовал благотворно. Скажите, пожалуйста, что будет представлять собой новое издание?

А.Г.: Это наша форма борьбы с кризисом. В Иркутске не хватает иллюстрированного еженедельника. Газеты вот такого странного формата, близкого к формату «Огонька», но не журнала, а именно еженедельника. Недаром появилось название «Иркутский репортёр», в этом издании будет жизнь, оно будет, может быть, не очень аналитичным, но очень оперативным, в нём будет придуманная нами идея: «Город, который вы ещё не знаете». Попробуем узнать этот город – Иркутск. Надеюсь, у нас получится. А решать только читателю.

И.А.: Закончился год, что вас обрадовало и что огорчило?

А.Г.: В прошедшем году было что-то беспрецедентное. Это уход из жизни достойных людей. Перед Новым годом мы похоронили нашего бывшего обозревателя Виктора Павловича Отинова, совершенно неожиданная кончина, было очень жалко и печально. Много людей ушло, и это грустно. В какой-то степени это последствия кризисного состояния общества. А если говорить о том, что порадовало… Говорю это без конкурентной зависти: меня радует, что ни одно достойное СМИ в Иркутской области не погибло под напором кризиса. Всё нормально, движение идёт, где-то поджались, где-то переформатировались, но все выстояли. Надеюсь, что дальше будет лучше.

И.А.: Слоганом к нашей сегодняшней передаче пусть будет высказывание Льва Николаевича Толстого «Степень правдивости человека есть указатель степени его нравственного совершенства». Я знаю, что до этой границы, где написано: «Вход – нравственное совершенство», нам ещё шагать и шагать…