Второе за два года покушение на «Невский экспресс» поначалу вызвало главным образом недоумение: выходит, как написала одна из федеральных газет, выводы из первого происшествия сделали только террористы – если при первом подрыве (в августе 2007 года) жертв удалось избежать, то во втором случае одних только погибших насчитали 26 человек. Вторым «слоем» комментариев стало обсуждение на форумах и в блогах профессиональных железнодорожников, которые неожиданно (с точки зрения постороннего наблюдателя) стали рассуждать о том, что если не теракт, то что-то плохое со скоростным поездом должно было случиться. Тут якобы и слишком большая для изношенных путей скорость, и недостаточный контроль со стороны путейцев (а у тех на перегруженном направлении просто нет времени на детальный осмотр), и неудачная конструкция самого поезда. И вскоре следственная комиссия подкидывает в этот огонь дополнительное «топливо»: следователи пришли к выводу, что большинство пострадавших стали жертвами плохих креплений кресел – их сорвало с места ещё в момент торможения вместе с пассажирами.

Даже если следователи террористов не найдут, руководство РАО «РЖД» уже осуждено общественным мнением. В том числе и за то, как обошлись с другими пассажирами – их никто не информировал о катастрофе, в результате чего многие отправились в путь (затянувшийся на сутки вместо нескольких часов) без еды и лекарств. Спустя ещё пару дней в хоре комментариев появились новые ноты. Кое-кто стал задаваться вопросом – стоит ли жалеть жертв катастрофы, если «…билет на «Невский экспресс» стоит больше месячной зарплаты рабочего на заводе, а среди погибших в основном чиновники и коммерсанты, да ещё и чемодан с героином нашли»? Нельзя сказать, что это мнение было превалирующим, но оно было.

Последней каплей стал пожар, случившийся в пермском клубе «Хромая лошадь» в ночь с 4 на 5 декабря: от огня и дыма погибли 112 человек, более 130 в тяжёлом состоянии доставлены в больницы Москвы, Санкт-Петербурга, Челябинска и самой Перми. Казалось бы, трагедия, приспущены государственные флаги, отменены развлекательные передачи. Но не все согласны скорбеть, у многих этот случай объявления траура вызывает откровенное недоумение и даже негодование: «Когда сгорали дома престарелых, всероссийский траур не объявлялся. А когда сгорел вонючий наркопритон, рассадник СПИДа, …рассадник пошлости, плохого вкуса, проституции и моральной деградации, объявлен траур. …Какой такой траур?! Траур объявляют по людям, погибшим на трудовом посту, по жертвам теракта». Ещё один взгляд, с иных позиций: «Вместо того чтобы сидеть дома и молиться Спасителю, или ложиться спать, чтобы утром со свежими силами пойти на работу, помочь престарелым родителям, или зачинать новых православных граждан, эти блюдодеи предались похоти и разврату. И кара Создателя свершилась немедленно, и грешники отправились в ад. …А объявление о трауре по поводу их смерти считаю бесовской глупостью. Они что, умерли на боевом посту, исполняя свой долг перед обществом и государством? Погибли за веру или близких своих?».

Эти мнения – как водится в Интернете, анонимные – при всей своей резкости отражают реальное отношение значительной части общества к произошедшему в последние дни. Жестоко? Да. А разделить трагедии на «траурные» и «нетраурные» исключительно по количеству жертв – это что, проявление добра и милосердия, это способствует воспитанию терпимости и взаимного уважения? Озлобленность общества – это не болезнь, это только один из симптомов, что-то вроде высокой температуры. А вирус, вызвавший болезненные судороги лица и брызги слюны, – фактическое социальное неравенство при формально объявленном равенстве прав и обязанностей.

Может быть, не все это заметили, но слово «менеджер» уже превратилось в ругательство, а «эффективный менеджер» – в очень грубое ругательство. В моногородах, где месяцами не видят зарплаты и годами никаких перспектив на будущее, иначе уже не могут и от государства ждут только одного: начала массовых посадок. О чём и спросили во время прямой линии с Владимиром Путиным жители города Пикалёва. О потерявших чувство меры нуворишах Путину тоже пришлось говорить, причём сказал он именно то, что ожидало услышать неимущее большинство, – посоветовал не сверкать зазря «золотыми зубами». Путин, как и почти все мы, вырос в советское время, он понимает: если «зубы» не отнимает государство при конфискации имущества (да и на каком основании? В нашей стране богатство преступлением сейчас не считается), их запросто могут вырвать во время экспроприации очередные «народные мстители». Однако после происшествия в городе Азове, где местные власти отказали 18 ветеранам войны в предоставлении квартир, цинично предложив «звоните Путину», можно подумать, что слова премьер-министра значат не так уж много именно для тех, кому они были адресованы, – для нуворишей и близких к ним по уровню жизни высокопоставленных чиновников. Ощущение безнаказанности, неподсудности власть имущих всех мастей и категорий впиталось в подсознание всех – и власти, и общества.

Россияне, очевидно, разделены на две категории – власти социально-близких и этой же власти абсолютно чуждых: «Боря Б., 16 лет, приговорён к 2 годам лишения свободы за кражу трёх хомячков из зоомагазина; Валентина М., 38 лет, осуждена к 4 годам и трём месяцам лишения свободы за грабёж (открыто забрала у соседки клеёнку за 7 рублей); Раиса К., 48 лет, ранее судимая, осуждена на 4 года и шесть месяцев за открытую кражу (грабёж) 6 кг картошки с огорода соседки стоимостью 15 рублей; бывший вице-губернатор Приморского края Борис Г. осуждён на 3,3 года условно за растрату 12,5 миллиона рублей; к 6 годам лишения свободы условно и штрафу в размере 50 тыс. рублей приговорён главный бухгалтер производственного управления жилищно-коммунального хозяйства (ПУЖКХ) по Сунженскому району Ингушетии Салман Арчхоев, который обвинялся в присвоении более 90 млн. бюджетных средств».

В каждом конкретном случае у трагедии был конкретный виновник – и были те, кто способствовал усугублению последствий и разжиганию страстей. Кто-то это всё допустил, благословил и не исправил. Кто-то допустил, чтобы клуб «Хромая лошадь» работал, несмотря на предупреждения от пожарных, – и если этот кто-то будет отвечать за свои поступки вместе с уже арестованными владельцем, директором и производителем пиротехники, это будет удивительно. Кто-то принял в эксплуатацию вагоны скоростного поезда, в которых тяжёлые кресла крепились к полу кое-как, – и если его имя будет названо уже без названия должности, это будет очень необычно и ново. Совершенно точно известно, что в «Невском экспрессе» не было аптечек с обезболивающими противошоковыми препаратами (как нет их и сейчас во всех остальных поездах страны), которые могли облегчить участь многих пострадавших. Со слов вице-президента РАО «РЖД» Александра Тишанина известно, что иметь аптечки запретил не кто иной, как главный санитарный врач Геннадий Онищенко. Верить ли нам, что господину Онищенко дадут указание исправить ситуацию? Не знаю. Вечером в воскресенье, когда выдалась первая свободная минута, губернатор Пермского края Олег Чиркунов рассказал совершенно неожиданную историю: после того, как в Москву отправили около пятидесяти пострадавших, ему сообщили, что это предел и столичные медики для пермяков больше ничего сделать не могут – просто нет мест. Кто-нибудь в Министерстве здравоохранения Российской Федерации обратит на это внимание? Сию минуту не до того, понятно. А потом? Будет ли сказано о том, что среди причин ДТП в Иркутске, например, дорога, покрытая слоем жидкой грязи, и в этом виноват кто-то с именем, фамилией и должностью? Почти уверен, что нет.

Терпеть такое положение дел невозможно. Но и бороться с ним какими-то крайними мерами сейчас, когда одна часть населения не считает другую достойной звания «человек» (причём чувство это взаимно), – недопустимо. Это опаснее, чем играть со спичками на складе горючих материалов, потому что вялотекущий негативный настрой, грубые мысли и слова могут вылиться в не менее грубые действия. После того как министр внутренних дел Рашид Нургалиев крайне неосторожно признал право граждан на оборону от действий сотрудников милиции, уже несколько человек воспользовались этим сомнительным и опасным высказыванием. Все милиционеры заранее под подозрением, наименее уравновешенные граждане готовы драться с ними – что же говорить о безопасной (как кажется) травле чиновников через Интернет? И власть, и общество должны признать, что пора остановиться и дать возможность закону сыграть свою уравновешивающую роль. Никто не может быть признан преступником до суда, но каждый осуждённый должен ответить за свои действия только по закону. И неосуждённый, но причастный, создавший условия для совершения преступления – тоже. Но сначала этого причастного нужно найти, доказать его причастность и рассказать о ней, оставив возможность защищаться от клеветы и необоснованных обвинений.