В нашей семье есть любимый пирог – капустный. Такие пироги пекли на родине моего папы Евгения Галанина в начале двадцатого века. Мы восстановили рецепт и теперь наслаждаемся. А родился отец в городе Тейково Владимирской губернии, неподалёку от знаменитого своими ситцами Иваново. В тех местах очень чистая вода в речках, что важно для ткацкой промышленности. И папина мама, и его тётушки работали ткачихами, а отец был токарем по металлу.

Тейково стоит между Суздалем и Ростовом Великим, от него до Москвы почти триста километров. Кругом дремучие леса, болота. Рыбный, ягодный, грибной край. Тогда, в начале двадцатого века, на улицах было зелено и пусто, на весь городок приходился один автомобиль. Мальчишки целыми днями бегали за ним по пятам: это было настоящее чудо техники. Зимой можно было лихо прокатиться, зацепившись проволочным крючком за его борт.

А ещё они любили отдыхать в пионерлагере «Красный остров» – он стоял на берегу озера, по которому плавали торфяные острова, настоящие острова, с соснами. Острова славились клюквой. Иногда целые отряды пионеров попадали в ловушку: стоит остров у берега, ребятишки перебираются на него, чтобы клюквой полакомиться. Ветер подует – сосны острова, как паруса, поймают его кронами, и остров тихонько плывёт к другому берегу.  Приходилось догонять путешественников на лодках.

Когда началась война, папа и его друзья пошли в военкомат, прося срочно отправить на фронт. Их не взяли – ещё молоды, по 16 лет. Они пошли в райком комсомола, но и это не помогло. Предложили поработать на военном заводе. Парни согласились и отправились в город Ковров на завод имени Кирова. Евгений Галанин стал токарем, как и его отец. Рабочий день был двенадцать часов, без выходных. Зарплата по довоенным меркам была очень неплохой – четыреста рублей, но буханка хлеба на рынке уже стоила сто рублей, а по карточкам продуктов выдавали мало. Но всё это можно было терпеть. Сразило парней другое: они так ждали, когда же им наконец исполнится восемнадцать и их отправят в армию, а тут вдруг узнали, что с военных заводов на фронт не берут. Бронь! И они снова рванули на фронт. Всем общежитием. Папа и четыре его друга недалеко уехали, только до города Александрова, где их и поймали. И вернули на завод.

А в это время уже шла Сталинградская битва. Мальчишки не выдержали, пошли к конструктору оружия, депутату Верховного Совета Дегтярёву, прося помочь. Он помочь не смог. И тогда они снова убежали на фронт. В это время вышел указ, который гласил: «За самовольный уход с работы – трибунал». Под него беглецы и попали. Каждому дали по пять лет. Как заключённых, их увезли уже на другой военный завод, в город Нижний Тагил. Там клеили фанерные фюзеляжи самолётов Ли.

Примерно месяц папа, которому уже исполнилось восемнадцать, делал самолётные корпуса. И вдруг вызов в контору, а в конторе сидит группа военных. Листают его дело. Порасспросили, что да как, а потом поинтересовались, что будет делать осуждённый Галанин, если его освободят. «Конечно, на фронт сбегу», – объяснил им папа. «Идите, работайте!» – посоветовали ему. А через день вызвали снова, выдали справку об освобождении, деньги на билет и сказали, чтобы ехал домой, военкомат заждался.

Вот так папа наконец-то попал на фронт. Но не сразу на передовую. Сначала их отправили в Гороховецкие лагеря около города Горький. А 3 марта 1943 года с маршевой ротой он прибыл на Воронежский фронт под город Елец. Так он стал солдатом 436-го полка 155-й Московской дивизии 40-й армии. Прошёл от Ельца до Польши, всю Польшу, был в Чехословакии, Германии.

В это время на фронте было затишье. Немцы готовили операцию «Цитадель», реванш за поражение под Сталинградом. Наши войска тоже усиленно готовились. Папу отправили в окопы на передовую. Каждую ночь человек пятнадцать–двадцать отводили на полтора километра в тыл, где в дубовых рощах усиленно готовили из молодых бойцов командиров отделений. И к началу наступления немцев 5 июля 1943 года папе уже было присвоено звание старшего сержанта. Предстояло сражение на Курской дуге. Немцы начали наступление на их участке фронта и левее (восточнее) прорвали фронт в направлении Обоянь – Прохоровка. Наши, и папино подразделение в том числе, удерживали свой участок до середины июня, а потом сами перешли в наступление на Белгород и Харьков.

Первый город, в который они вошли с боями, был Грайворон. Папе запомнились болота и меловые горы под Белгородом, а в Харькове поразил собор, у стен которого они провели ночь: золотые цепи спускались с креста до земли. В городе Ахтырка в спину папе воткнулся осколок, но это была царапина. Бои продолжались всё лето, двигались к Днепру южнее Киева. Кого-то убивало, кого-то ранило, и в начале октября в роте осталось два человека – командир роты старший лейтенант Попов и командир отделения старший сержант Галанин.  И командир роты предложил папе поехать на курсы младших лейтенантов.  На попутных машинах папа добрался до города Нежин. Собрали курсантов в гимназии, где учился Николай Васильевич Гоголь, папа посидел на его парте. Началась учёба в городе Сумы. После освобождения столицы Украины курсантов перевели в Киев, затем в Славуту – они постоянно двигались за фронтом. После курсов папе присвоили звание младшего лейтенанта и в мае 1944 года отправили в 4-й гвардейский танковый корпус, 3-ю мотострелковую бригаду командиром взвода автоматчиков.

– Как командир взвода, я воевал с пулемётом Дегтярёва (а ординарец за мной носил две сумки, в каждой по три диска, в диске по сорок одному патрону), – рассказывает он об одной почти хулиганской выходке. – Засядешь с пулемётом в удобном месте, наблюдаешь за противником. Ждёшь, когда обед привезут. Когда показывается лошадь, запряжённая в повозку с бачками, из окопов выскакивают немцы, по одному от каждого подразделения, два ведра в руках. Бегут к полевой кухне. Ты лежишь и ждёшь. А когда немец с полными вёдрами еды добирается до своего окопа, даёшь длинную очередь. Вёдра с обедом летят в разные стороны! Подхватываешь пулемёт – и в свои окопы, потому что тебя засекли и сейчас по этому месту начнут бить миномёты.

В составе 4-го корпуса ему довелось участвовать в знаменитой Броденской операции. Эту операцию он запомнил навсегда. Четвёртый гвардейский танковый корпус находился в Тернопольской области совсем близко от Славуты. Бригада была на формировке, ждала пополнения, недели две отдыхала. Но в начале июля их по тревоге подняли и ускоренным маршем направили к городу Золочеву. Оказалось, что восемь немецких дивизий, окружённых у города Броды, прорвали окружение и уходят на юг. Папин батальон занял окопы на западной окраине Золочева, а два других – оборону вдоль шоссе Тернополь – Львов, перекрыв путь в Карпаты. Скоро появились и немцы. Шли они густыми цепями, три или четыре цепи в восьмидесяти – ста метрах одна от другой, а за ними колоннами двигались штабные машины, госпитали, повозки, полевые кухни. Прикрываясь от бригады небольшими отрядами автоматчиков, они ударили по батальонам, защищающим шоссе, чтобы уйти в горы. Немцы были совсем рядом – и машины съезжали передними колёсами в кювет, наклоняясь, чтобы миномёты били прямой наводкой по врагу.

Это не походило ни на артобстрел, ни на пулемётные очереди, низкий вой «уа-уа-уа-у» стоял над полем. Очень скоро всё было кончено: на шоссе вместо людей и техники лежал мясной фарш. Те из немцев, кто остался в живых, побросали оружие и, сбившись в кучки, стояли с поднятыми руками. Наши бойцы, покинув окопы, сгоняли пленных в колонны и под командованием их же собственных офицеров направляли в город Золочев.

Кровавое шоссе обходили полем. Как позднее сообщили из штаба бригады,  там погибло около 30 тысяч человек, а 20 тысяч было взято в плен. Бригаду срочно направили на Львов, но было уже поздно. Пока боролись с Броденской группировкой, Львов был освобождён. Наши войска пошли по Европе. Там папа был ранен трижды довольно легко, а вот последнее, четвёртое, ранение с лихвой перекрыло все предыдущие.

29 февраля 1945 года при наступлении на небольшой немецкий город пуля попала папе под правый глаз и вышла из левой скулы. Он ослеп. Его увезли на Кавказ в Кисловодск, где он пролечился пять месяцев до августа 1945 года. «Зрение стало понемногу восстанавливаться, – вспоминает он. – Медсестрички в госпитале были молоденькие, бегали по вечерам на танцы. А для красоты капали себе в глаза атропин (зрачки от него расширялись). И вот как-то сделали мне процедуру, глаза открываю – и ничего не вижу. Ну всё, думаю, ослеп окончательно… И тут медсестра обнаружила, что пузырьки перепутала!». Всё обошлось. После длительного лечения зрение восстановилось, но только на правый глаз. В августе же он вернулся в армию, в Центральную группу войск, расположенную в Австрии, в городе Баден-Баден, а через месяц демобилизовался и приехал домой.

После войны папа сначала работал художником на Тейковском хлопчатобумажном комбинате, а потом отправился в Москву учиться на геолога. Учился хорошо, получал сталинскую, повышенную стипендию и окончил институт цветных металлов и золота (МИЦМиЗ) имени М.И. Калинина с отличием. Ещё во время учёбы работал в Читинской области. Писал по тем месторождениям диплом.

Уехал в Сибирь. Думал, ненадолго, а выяснилось, что на всю жизнь.  Были Саяны, реки Белая, Ия, Бирюса.  Искали редкие металлы, рассыпное золото, ртуть.

Выйдя на пенсию, папа продолжал работать в Северо-Байкальской геолого-разведочной экспедиции художником-оформителем. Его картины до сих пор хранят в посёлке Нижнеангарск. В 2004 году мы переехали в Иркутск, где учились на геолога мама, моя сестра и где училась на историка я. Папа как-то рассказал, что перед отправкой на фронт столкнулся с цыганкой, которая предложила ему погадать по руке. Цыганка сказала, что с войны он не вернётся. Это предсказание тогда срабатывало в девяти случаях из десяти. А он вернулся. И не верит ни в бога, ни в чёрта, ни в предсказания гадалок.