«От телевидения нет иммунитета»
«Телевидение – неизлечимая болезнь», – говорит директор филиала ВГТРК ГТРК «Иркутск» Леонид Гунин. Этот диагноз он сам получил в сорок лет. Редактор большой региональной газеты в 1999 году принял предложение тогдашнего председателя Иркутской государственной телерадиовещательной компании Александра Голованова и стал его заместителем. «Кто заразился, кто увидел это броуновское движение и ему понравилось, отсюда никуда не уйдёт. От телевидения нет иммунитета», – обещает Гунин почти как доктор.
«Газетчику на телевидении хочется рассказать больше, чем нужно»
– Очень редкое явление, когда газетный журналист вживается в телевизионный ритм, принимает его.
– Я по духу и сейчас газетчик. Когда редактирую, подсознательно больше обращаю внимание на слово, хотя в телевидении первична картинка. Газетчику на телевидении хочется рассказать больше, чем нужно. А картинка, она же говорящая. Когда журналист этого не понимает, он пересказывает видеоряд. Хотя мне кажется, что журналистика всегда остаётся журналистикой везде – в газете или на телевидении.
– При каких обстоятельствах вы оставили газету?
– Для меня это было очень неожиданно. Я работал в «Номере Один», и мне нравилось то, что я делаю, и газета нравилась. Это было как раз после объединения с «Молодёжкой». Газета тогда очень поменялась. С 1997 по 1999 год она выходила до пяти раз в неделю. Мне там довелось быть редактором собственной информации, а потом главным редактором. А в 1999 году Александр Иванович Голованов, которого тогда же назначили председателем ИГТРК, неожиданно для меня самого предложил стать его заместителем по телевидению. Я долго сомневался, думал, а потом рискнул. А Александр Иванович стал для меня учителем, наставником и, надеюсь, другом.
– Насколько неожиданным было предложение, к тому времени у вас был какой-то опыт работы на телевидении?
– Систематического не было. Были эпизоды. Был эпизод, когда мы с Серёжей Игнатенко, фотокором, ездили в командировку в Чечню, брали с собой камеру и по возвращении при помощи профессионального тележурналиста Надежды Зайцевой смонтировали трёхсерийную передачу. Так она и называлась – «Командировка на войну». Это был такой самый первый опыт работы с телевизионным материалом.
– Учитывая боевое прошлое в Афганистане, у вас было с чем сравнить.
– Это совершенно разные вещи, и взгляд разный. Одно дело – взгляд изнутри, когда ты сам участник – 18-, 19-летний пацан, и когда ты уже человек с жизненным опытом и смотришь не изнутри, а со стороны. Это, конечно, разные вещи. Афганистан – чужая страна, а Чечня – территория России. Что бы ни говорили, внутренние мотивы у солдат отличаются. В Чечне было труднее. И психологически, и вообще просто труднее.
– Сейчас можно говорить о том, что война изменила вашу жизнь?
– Конечно, очень многое. И то, что я волей судьбы оказался в Афганистане… Армия многое изменила. Я совершенно по-другому стал воспринимать жизнь, отношения с людьми, для меня это была серьёзная школа. Здесь появились друзья. Как раз в армии окончательно решил, что буду журналистом.
В последний раз мы вспоминали службу с Колей Коробейниковым, он позвонил из Магадана (это мы раньше переписывались, теперь созваниваемся). Припомнил, как я затерроризировал всех с книжками. Просто в месте дислокации нашей части я нашёл палатку, у нас, оказывается, в полку была библиотека. Ходил туда и приносил книги на весь свой взвод. Читал сам и терроризировал народ чтением.
Служба в Афганистане явно не относится к числу топовых тем в разговорах с Леонидом Гуниным. Поэтому он предпочитает быстро её свернуть. «Вы не опасаетесь, что сложится впечатление, будто сидели вы в Афгане в палаточке и книжки читали?» – очень неловко шучу по этому поводу. «Вот пусть так и будет», – весело отвечает он, деликатно промолчав о полученном в Афганистане боевом ранении. На самом деле это и неудивительно. Рассказывают, что он и в университет после демобилизации поступал на общих основаниях.
«В смутное время надо быть ближе к земле»
«Мне всегда везло и сейчас везёт на хороших, интересных людей в профессии», – говорит Гунин, с удовольствием перечисляя имена своих наставников и коллег, припомнив даже преподавательницу высшей математики ИСХИ, которая, прочитав в институтской многотиражке фельетон студента-второкурсника инженерного факультета Гунина, сказала: «Слушай, мне кажется, что тебе надо идти в журналистику». На самом деле он мечтал о журналистике со школы. Но после десятого класса «что-то не рискнул после сельской школы» и по примеру приятеля отдал документы в ИСХИ, где с первого же курса стал внештатным корреспондентом газеты «Нива». Итог: после второго курса бросил институт. В конце семидесятых это означало одно – загреметь в армию. Что и произошло через год. А этот свободный год он провёл дома, в селе Манзурка. Весной и летом работал трактористом, комбайнёром и даже имеет «ленточку чемпиона жатвы». Зимой – в кочегарке.
– Каким был ваш первый редакторский опыт?
– Это была газета Восточно-Сибирского речного пароходства «Ударная вахта». Уникальная газета. Многотиражка, а распространялась на два региона – в Иркутской области и Бурятии. Командировки – от Иркутска до Братска, по всему Байкалу, Селенге. Работать было просто замечательно. А какая у нас была редакция! Фотокорреспондент «Ударной вахты» – Серёжа Филипчук (сейчас первый заместитель генерального директора телекомпании АИСТ. – «Конкурент»). Убедил своего друга-приятеля Мишу Дронова (генеральный директор медиа-группы «БайкалТелеИнформ», шеф-редактор. – «Конкурент») перевестись на заочный и стать корреспондентом. Я сам к тому времени учился на заочном. Ещё одним автором был Игорь Подшивалов (известный журналист, лидер иркутских анархо-синдикалистов, погиб в 2006 году. – «Конкурент»). Его труднее всего было устроить на работу. Не в том смысле, что его было трудно убедить работать, напротив, он журналист очень хороший. Возникли сложности в отделе кадров. Он уже тогда не скрывал своих взглядов. Анархист в советское время, представляете, как это воспринималось. Работал у нас и поэт Игорь Перевалов. Оба Игоря и Миша – участники редакции самиздатовского альманаха студентов ИГУ «Свеча», с большим скандалом закрытого в начале восьмидесятых. Публиковали мы стихи моего друга и одного из лучших, на мой взгляд, современных поэтов Миши Резинкина (известный оренбургский поэт, лауреат премии имени Бажова, учился на филфаке ИГУ. – «Конкурент»). Лет десять назад он ушёл в кришнаиты, отдалился, и контактов таких, как раньше, уже нет. Но это ничего не значит, он остался моим другом. У него стихи просто поразительные. Сейчас приведу пример.
Детей с тобою не крестил.
Не запрещаю.
Себе б я это не простил.
Тебе – прощаю.
Или:
Как думал, так и вышло,
пока искал ночлег,
перерубили дышла
у всех моих телег.
Есть шуточные:
Быть может, ревнивый супруг мой и прав,
и это не буду скрывать я.
Но всё же обидно, что ласковый граф
всю ночь пролежал под кроватью.
Мы с ним познакомились, когда я после армии приехал поступать в университет. Дело было так. Сижу в общаге филфака, что на улице 25 Октября. Один в четырёхместной комнате. Голодный. Готовлюсь к первому экзамену. Вдруг открывается дверь, на пороге появляется паренёк с плетёной авоськой, полной книг. Среди них замечаю порезанный кусок колбасы и полбулки хлеба. Мы познакомились. Поели. Потом на сытый желудок почти до утра разговаривали о поэзии. (Сам Гунин в среде коллег слывёт знатоком поэзии «Серебряного века». – «Конкурент»).
– Как случилось, что вы уехали из Иркутска?
– Можно сказать, что в Качуг я уехал вслед за Юрием Анатольевичем Левицким. Я вообще очень плохо с людьми схожусь, но если сошёлся, то это надолго. Сейчас всего три-четыре человека, которых я могу назвать своими близкими друзьями. Один из них – Левицкий. Он и сейчас со своей женой Любовью Яковлевной живёт в Качуге. Уже давно на пенсии. Человек просто уникальный. Он родился в Китае в 1936 году в семье инженеров КВЖД. В 1938 году его семью репрессировали. Отца и деда расстреляли. Мать – на 10 лет в лагеря. Он и старшая сестра каким-то образом оказались не в детдоме, а добрались до Магнитогорска, где стали жить у родственников. Там Юрий Анатольевич окончил семь классов, пошёл работать на завод газовырубщиком, затем, когда пришёл срок, четыре года служил на Северном флоте на крейсере «Александр Невский». Вернулся, окончил вечернюю школу и удивил всех: уехал в Москву, поступил в МГУ на факультет журналистики. Работал корреспондентом, стал главным редактором региональной газеты, а потом собкором «Советской России» по Восточной Сибири. А когда началась перестройка, в 1985 году переехал из Иркутска. Сказал в обкоме: не хочу, надоела, мне такая журналистика, отправьте меня в самый неперспективный район Иркутской области. Ему предложили Качуг, где он стал редактором районной газеты. В 1986-м в Качуге оказался и я. Помню, Юра Елсуков (известный иркутский спортивный обозреватель. – «Конкурент») очень удивился такому решению. Я ему сказал, что в смутное время надо быть ближе к земле и писать повести смутного времени. И уехал. Работал в газете с Левицким, который стал моим главным учителем по ремеслу. Потом вообще уходил из журналистики на пять лет. Преподавал в местной школе, а поскольку учителей не хватало, кроме русского языка и литературы вёл ещё и историю.
«Журналист постоянно на работе»
– Телевизор так непрерывно и работает?
– Наш канал фоном идёт постоянно, я просто звук иногда убавляю.
– И дома?
– И дома. Когда захожу домой, иногда слышу: телевизор работает, но какой-то другой канал. И пока в коридоре, жена успевает переключить. Неизменно работает «Россия».
– То есть вы всегда на работе?
– Мне кажется, что журналист никогда не сможет переключиться с работы. Он постоянно на работе. Даже когда читаешь, а я очень люблю читать, читаю по-прежнему много, не отключаешься. Исключение – рыбалка. Говорят, что время, проведённое на рыбалке, не засчитывается в срок жизни. Люблю рыбалку на Лене. На исторической родине. Сам я родом из Качугского района. Есть такая маленькая деревушка таёжная – Аргун. Оттуда мои деды-прадеды. Не случайно в деревне много плотников: «аргун» в переводе с древнерусского – «плотник». Раньше Гуниных было много в Аргуне. Сейчас осталось несколько семей. И до сих пор там живёт Гунин Пётр Фёдорович. Мой дядя. Недавно отец написал книгу об истории деревни. Надеюсь, получится её издать. Сейчас дописывает вторую книгу, о работе в деревенской школе. Он сорок два года учительствовал.
– Как семья воспринимает вашу профессию?
– Семья нормально воспринимает. С пониманием.
– Из родственников кто-нибудь пошёл по вашим стопам?
– Не знаю, как у сына сложится. Он увлёкся психологией и учится на психологическом факультете в Санкт-Петербурге. Мне кажется, у него могло бы получиться. А так, есть родственники – действующие журналисты. Две племянницы: одна – студентка, другая уже работает.
– Вы помогаете?
– Опосредованно. Советом. Иначе нельзя. Это особая профессия, где любая другая помощь может боком выйти.
«Заставил автора взять псевдоним «Нетаньяху» после ошибки»
Однажды, ещё в бытность работы Гунина главным редактором газеты «Номер Один», сотрудница редакции допустила досадную ошибку, перепутав имя и фамилию премьера Японии с премьером Израиля. Бывает такое. В спешке никто эту ошибку не заметил. Следующий номер газеты вышел с извинениями, а под одним из материалов стояла подпись «Наталья Нетаньяху».
– Это ваша была идея?
– Я заставил автора взять псевдоним Нетаньяху после ошибки. Журналистка отнеслась к этому с юмором и согласилась. Ошибки в нашей работе неизбежны. Самое главное – журналист не должен бояться и стесняться извиниться. Это уважение к себе, к людям, к профессии. Ведь допущенная нами ошибка может повлиять на восприятие информации.
– Вам бывало стыдно за работу?
– Не скажу, что часто, но бывало. В меньшей степени было стыдно, когда я был действующим журналистом, в большей степени – как редактору.
– У вас есть цензура?
– Такая же, как у всех, – самоцензура. Это не цензура. Это другое. А самоцензура необходима. Мы и так в последнее время перекормили население криминалом, жестокостью. Не только в новостях, но и в кино.
«Теперь мы зайдём в «Вести». Это самое моё любимое подразделение. Я его фактически формировал», – рассказывает Леонид Гунин. Он до сих пор сам каждый день проводит планёрки у новостийщиков.
Сегодня профессиональное существо Леонида Гунина рвётся между двумя ипостасями: крепкого хозяйственника и творческого человека. Он ведёт нас по коридорам телерадиокомпании, на ходу бросая: «Если бы не кризис, мы бы здесь уже всё отремонтировали». В ремонт своей недвижимости в этом году компания вложила немало. В приведённое в порядок здание на Горького, 15, переехала вся редакция информационного вещания, представленная главным образом программой «Вести-Иркутск». Плюс в рамках федеральной инвестиционной программы ИГТРК наряду с ещё шестью телекомпаниями получила новое студийное оборудование на сумму около 2 млн. евро.
«Это аппаратура, которую мы получили. Это пять камер, пять мониторов. Там сзади звуковой пульт. На нём можно симфонический оркестр записывать. Это наша серверная. Студия у нас пока в процессе отладки», – показывает и объясняет Леонид Гунин. И если в своём кабинете глава компании на вопрос «Будут ли появляться теперь на ИГТРК новые программы?» уклончиво сообщил: «Надеюсь, что будут», то в обновлённой студии наш визави позволил себе большее: «Пока здесь записываются только новости, но у нас есть задумка сделать универсальную студию. Я мечтаю возродить ток-шоу «НКВД» – «Народный комментарий внутренних дел». Эта передача выходила в прямом эфире до 2003 года».
– Сейчас телевизионщикам в Иркутске, наверно, сложно работать, конкуренция в последнее время ослабла. Драйв не теряется?
– Драйв, он в новостях всегда есть. Я вообще по духу информационщик. Хотя количество информационных программ сократилось в последнее время, но конкуренция есть, у нас четыре компании делают новости. В 1999 году мы заказывали исследования, тогда наш основной вечерний выпуск новостей был аж четвёртым. Начиная с 2003–2004 года, когда Gallup пришёл в Иркутск и начал составлять свои рейтинги, мы на первой строчке. Приятно.
– По какому принципу предпочитаете брать к себе на работу людей?
– Профессиональных журналистов всегда было немного. Сейчас, когда СМИ стало больше, профессионалов тем более на всех не хватает. А прийти к нам на работу может любой желающий. По крайней мере, у новостей такой принцип действует с 1999 года.
Вот человек приходит и говорит: я хочу у вас работать. Иди работай. Сначала он смотрит, наблюдает день-два за нашим броуновским движением. Если за это время не убежал, его ничего не напугало, начинает выезжать на съёмки. Ещё проходит неделька-другая, глядишь – сам сюжет делает. Я всегда радуюсь, когда у нас появляется молодая звёздочка. Телевидение – это неизлечимая болезнь. Кто заразился, кто увидел это броуновское движение и ему понравилось, отсюда никуда не уйдёт. От телевидения нет иммунитета.