издательская группа
Восточно-Сибирская правда

«К войне с Японией готовились тайно, чтобы был фактор внезапности»

Илья Архипович Кузнецов был призван в Красную Армию в 17 лет. Его и других таких же молодых мальчишек готовили на Западный фронт. Но потом выяснилось, что молодые бойцы нужны на востоке, где в строжайшей секретности начали готовиться к войне с Японией. За время, проведённое в Приморском крае, он успел поработать связистом, стать свидетелем того, как американцы сбросили на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы, а после того, как финка диверсанта, летевшая в него, попала в катушку с запасным кабелем на его спине, – понять, что в жизни ничего случайного не бывает.

Илья Архипович Кузнецов – один из самых молодых участников войны. «Мой год рождения – 1927-й – призвали в Красную Армию в конце 1944 года, больше уже просто было некого призывать». Сначала он нёс службу в городе Бийске Алтайского края, где стоял 24-й запасной артиллерийский полк. Там солдат, сержантов и офицеров готовили для отправки на Западный фронт. Но в конце 1944 года обстановка там изменилась и полк решили передать на восток в состав Тихоокеанского флота для подготовки к войне с Японией.

«Из Бийска до Владивостока ехали 23 дня в товарных вагонах из-под угля. Людей было много, ехали лежа. Двигались медленно, потому что железная дорога была очень загружена», – вспоминает ветеран. Перед отправкой с них сняли одежду, которая ещё не успела потрепаться и износиться, а взамен дали «старую, худую, снятую с убитых бойцов на передовой, с заплатками из холщовой ткани». Такое решение объяснили тем, что бойцов из наркомата обороны передают в наркомат Военно-морского флота.

По дороге останавливались в Иркутске, чтобы помыться. «Около Ангарского моста есть железнодорожная баня, где во время войны был санпропускник, – рассказывает Илья Архипович. – Дело было в декабре, стоял трескучий мороз, нас высадили на станции, повели в баню, а там горячей воды нет. Командиры приказали мыться холодной водой.  Мы были грязные, все в угле, холодной водой окатились, а грязь осталась». «Никто не заболел, не умер после этого?» – спрашиваю я у ветерана. «О таких случаях не слышал. Солдаты вообще редко болели. В Бийске всё время по-пластунски по снегу ползали, в казармах неотапливаемых жили, а простуды не было. Выносливые были».

На востоке Илья Архипович попал в десятый артиллерийский зенитный полк 280-й бригады противовоздушной обороны Тихоокеанского флота, в 64-й дивизион, который дислоцировался на побережье Охотского моря, в самой восточной части Приморского края. Он служил на командном пункте дивизиона связистом. «Мы держали связь с командным пунктом 10-го полка, принимали все распоряжения, приказы, которые поступали», – вспоминает он. Весной 1945 года активно начали проводиться боевые учения с выполнением боевых стрельб. Зенитчикам надо было попасть в конус из плотной ткани, который цеплялся к летящему самолёту. «Наши офицеры узнали, что один зенитный снаряд стоит столько же, сколько хромовые сапоги. И с началом стрельб шутили: «Вон очередные хромовые сапоги полетели», – вспоминает Илья Архипович.

В апреле 1945 года бойцов перевели на повышенную готовность, нужно было круглосуточно нести службу на командном наблюдательном пункте. Боевые учения шли сутками с небольшими перерывами. Но до самого начала боевых действий командиры дивизиона не говорили бойцам, что их готовят для войны с Японией. Упоминалось вскользь, что им придётся воевать с вероятным противником. «Видимо, в целях конспирации не позволяли разглашать план. К войне с Японией мы готовились тайно, потому что фактор внезапности имел важное значение», – вспоминает Илья Архипович.

В ночь на 9 августа получили команду завести журналы учёта боевых действий. Сначала по телефону, а потом и по радио сказали, что СССР объявляет войну Японии. «Нам была поставлена задача не допустить проникновения в воздушное пространство Приморья самолётов противника и обеспечить прикрытие дивизиона наших торпедных катеров, который стоял в бухте Разбойник Охотского моря, – рассказывает Илья Архипович. – В ту же ночь катера на высочайшей скорости прошли по бухте Разбойник, проливу Стрелок, вышли в открытое море и двинулись в сторону корейских портов, где стояли военные японские корабли. В портах они, не останавливаясь, на полном ходу выбросили торпеды, затопили  японские корабли и благополучно вернулись на свою базу».

Через два-три дня после начала боевых действий сообщили, что в сторону дивизиона движется японская эскадра в составе крейсера, нескольких эсминцев и подводных ло-док. Возможно, эскадра должна была высадить на советской территории десант. Первой должна была принять на себя удар зенитная батарея, которая стояла на мысе Сысоева. А связи с ней не было, хотя за полтора месяца связисты проложили новый телефонный кабель. «Меня и ещё одного солдата, Николая Новикова, отправили найти и устранить повреждение, – вспоминает мой собеседник. – Мы шли по линии от самого командного пункта, она была проложена по сопкам и кустарникам, невысоким, но плотным. В одном месте обнаружили повреждение: кабель был перерезан, а концы его заброшены по разным сторонам. Мы начали его стягивать. И тут в меня попала финка. Правда, угодила она в катушку с запасным кабелем, которая была у меня на спине. Спасло то, что мы крутились на одном месте, сращивая кабель. А прицел был в грудь. Мы обстреляли всё кругом из винтовок, походили по зарослям, но никого не нашли. Так и не узнали, попали в кого-то или нет. Вернувшись, доложили о диверсанте, перерезавшем кабель, показали финку, но командованию было не до того – все думали об эскадре».

А эскадра, так уверенно двигавшаяся в сторону советских войск, остановилась буквально за несколько миль. Скорее всего, она не могла идти дальше без сопровождения авиации. А его не было. За несколько дней до этого американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки. «Это была катастрофа, деморализовавшая всю Японию, – считает ветеран. –  Такая растерянность повлияла на всю систему управления японской армией, поэтому, думаю, эскадра и оказалась без сопровождения авиации».

Илья Архипович помнит, как в конце войны в Приморский край привезли  много пленных японцев, палатки-времянки стояли на всём берегу. «Японцы к советским людям в те времена с какой-то невероятной ненавистью относились. У них и до сих пор отношение к нам прохладное, мягко выражаясь, – говорит он. –  Они не забывают, что в августе 1945 года мы напали на них и нанесли им огромный урон. В плен только было взято 600 тысяч человек, а сколько из них потом умерло в Советском Союзе, в том числе и в Иркутской области? Они никогда не забудут эту обиду».

После войны Илья Архипович почти семь лет ещё служил в армии. Уволился только в 1951 году. Сразу после демобилизации его вызвал военком и спросил, успел ли он найти работу. «Я ответил, что ещё не успел, – вспоминает ветеран. – Тогда он сказал: «Приглашаю тебя в МГБ (Министерство государственной безопасности СССР) работать, не дашь согласие – обратно в армию отправлю». А в это время действительно призывали из запаса, потому что началась война между Северной и Южной Кореей. Так я попал на службу в милицию, которая входила в состав министерства». Там наш собеседник отработал 37 лет и ещё десять лет, будучи на пенсии. Сначала был заместителем начальника милиции по политчасти, а потом, в общей сложности 20 лет, – начальником милиции в пяти районах и городах Иркутской области: Кировском сельском, Балаганском, Куйтунском, Кировском в Иркутске и в Братском ОВД.

«В милиции иногда трудно было удержаться. Работа сложной была, причём не столько из-за преступников, сколько из-за отдельных должностных лиц. Два раза в ЦК писал объяснения, но во всех случаях выходил победителем», – вспоминает Илья Архипович. «А с женой как познакомились?» – интересуюсь я. «Как обычно, в молодости. Мы уже 55 лет вместе живём. Состарились оба,  дочь у нас уже пожилая, а внук врачом работает. Так и живём».

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры