– Редакция журнала расположена в Новоспасском монастыре в Москве. Это, конечно, очень символично. Но монастырские стены не мешают общаться с читателем? Насколько хорошо вы представляете себе своего читателя?

– Монастырские стены помогают. Над вопросом о целевой аудитории мы бились пару лет, а потом решили его отложить. Сейчас наш главный редактор о. Максим Первозванский отвечает: «Неравнодушные люди от 8 до 80 лет». Дело в том, что понятие «молодёжь» сегодня перестало быть возрастным. Мы видим седых лысеющих байкеров, видим пенсионерок в мини-юбках – кто они? C другой стороны – человек 14–24 лет, абсолютно равнодушный к судьбе окружающего его мира, желающий только потреблять. Что с того, что он молод? На мой взгляд, люди, впервые в 40–60 лет прочитавшие Евангелие так, что оно заставило их поменять свою жизнь, гораздо «моложе» его. Они сохранили интерес к жизни и, главное, способность к развитию. Вот эти два качества, на наш взгляд, характеризуют нашего читателя. Это человек, который ещё не устал от жизни, который куда-то стремится. И каналы обратной связи это подтверждают. Мы организуем ежегодные творческие конкурсы. Работы, присланные на них, дают довольно красноречивый портрет нашей читательской аудитории. Это люди, которым не всё равно!

– Насколько я понимаю, редакции приходится лавировать между Сциллой церковной цензуры (кстати, в какой форме она ведётся?) и Харибдой читательского вкуса. Как это удаётся совмещать и каковы основные проблемы? Есть ли темы, которые провалились?

– Вкус – тоже своего рода цензура. Попробуйте спеть романс Алябьева на «Евровидении» – вас же разнесут вдребезги. На моей памяти ещё не было такого, чтобы нам позвонили «сверху» и сказали: «Мы запрещаем вам это делать!». Зато возмущённых читательских отзывов довольно много. Напечатаем, к примеру, фотографию Путина, и сразу: «Прислуживаете властям!». Или более неожиданный упрёк: «Лица и поступки ваших героев слишком идеальны, в жизни так не бывает!». Мы не считаем, что в таких случаях надо сразу перестраиваться. Раз отзывы идут, значит, наша работа достигла цели.

Провалившихся тем пока не было. Как может провалиться, допустим, тема «Любовь»? Да и тема «Простота» отнюдь не провальна. Но время от времени бывает, что мы делаем холостые выстрелы. Надеемся, к примеру, на какой-то выдающийся материал или снимок, долго обсуждаем его подачу, печатаем, а в ответ тишина или читательское недоумение. Люди увидели совсем не то, на что мы рассчитывали. Такие уроки не проходят даром.

– Как вы оцениваете качество позиционирования Православной Церкви в светских СМИ?

– Основная проблема: о церкви часто продолжают писать люди, ничего в её жизни не понимающие и, самое странное, этим своим невежеством гордящиеся. Вы представьте себе, что материал об автоматической линии на заводе послали делать человека с биологическим образованием и он описал работу станков как поведение животных. Это же нелепость или скандал. «Волны падали стремительным домкратом» – это уже классика литературного жанра и образец безграмотной журналистики. Никто с этим не спорит. А напишут: «Святой отец мерно размахивал паникадилом, стоя на алтаре», – и не только не хотят извиниться, но и возмущаются: «Буду я ещё учить ваши допотопные правила». То же касается так называемой светской «церковной аналитики». Зачастую она просто смешна. Люди с умным видом рассуждают о том, что догмат о Троице «содержит в себе элементы язычества». Надо хоть почитать что-нибудь по теме, кроме «карманного спутника атеиста», перед тем как выдавать подобные перлы.

Очень редко случается, когда взгляд нецерковного человека на церковные события действительно бывает «свежим». И тогда читать очень интересно. Ведь человек видит то, чего не замечаешь или к чему привык. Не обязательно при этом хвалить, но в сотый раз читать избитые ещё в XIX веке штампы очень утомляет.

Журнал «Наследник» вырос из небольшой, едва ли не школьной, православной молодёжной газеты. У истоков издания стоит священник о. Максим Первозванский, который и сегодня является главным редактором журнала. В кадрах ролика о журнале он вспоминает, что газету начинали делать «буквально на коленке», а «издатели» регулярно выкраивали по три тысячи рублей из семейного бюджета, чтобы выпустить очередной номер. Молодым авторам, в основном старшеклассникам, для которых газета была чем-то вроде экспериментальной площадки, и в голову не могло прийти, что у них какая-то там «миссия». Они просто жили взахлёб и пытались рассказать о своей жизни в церкви другим людям. Словом, никто не мог предположить, что газете суждена жизнь достаточно бурная. Хочется добавить – долгая. Но 10 лет газетной жизни, честно говоря, – это не очень много.

Словом, газета росла вместе со своими корреспондентами и постепенно стала поднимать фундаментальные темы. В 2004 году она была названа в числе пяти лучших православных изданий, на неё обратил внимание патриарх Алексий. При этом газета выходила на скрепке, в ней было 40 листов. Стало понятно, что издание переросло свою форму и нужно что-то менять. «Мы не искали работы, работа сама нас нашла, – утверждает о. Максим Первозванский. – И мы не могли отказаться». Так в 2005 году появился журнал «Наследник». Каждый номер – это отдельная тема. Например, «Счастье» или «Война и мир», «Дело», «Красота». Словом, те самые вечные темы и вечные ценности, о которых сегодня упорно молчит молодёжная пресса.

– Жёсткая разбивка по темам – это не было маркетинговым ходом?

– Это вообще не было ходом, и даже не было осознанным шагом с точки зрения печатного продвижения продукта. Было только желание вернуть основным понятиям нашей жизни их традиционный смысл и показать его. Мы пытаемся создать некое смысловое поле и понять, что входит в него и что не входит, а является подменой или искажением сути. Например, когда мы делали номер «Красота», поняли, что красивыми мы зачастую называем просто ужасные вещи. Формат творческого проекта идеально подошёл для раскрытия этой идеи. Мы не пытаемся давать готовых рецептов и жёстких определений. В нашем случае некоторая недосказанность и незавершённость даже необходима, ведь проект молодёжный. А молодой человек только начинает познавать мир, у него и не должно быть завершённости.

Сегодня «Наследник» нельзя назвать коммерчески успешным продуктом, и такая задача на ближайшую перспективу даже не ставится. Если бы мы сейчас снизили тираж, наверное, смогли бы выйти на самоокупаемость. Но тогда миссионерская направленность проекта исчезнет. Задача знакомить людей с нашей точкой зрения, где-то за пределами пребывания традиционных православных СМИ, не может быть коммерчески успешной. Распространяем журнал по подписке, через редакционную почту, в церковных лавках, в некоторых регионах – в киосках «Союзпечати».

Артём Ермаков попал в коллектив «Наследника» в 2005 году, когда назрела необходимость менять форму издания. Причём это нужно было делать быстро, профессионально, технично. Артём окончил исторический факультет МГПУ им. Ленина и в то время как раз учился в докторантуре МГПУ. Сфера научных интересов – история России первой половины 19 века. К тому же у него уже был опыт работы в журналистике: он автор публикаций по истории образования и культуры в журналах «Мир образования», «Школьное обозрение», в «Учительской газете» и так далее. Целиком уйти в журналистику, по собственному признанию, всегда было страшновато, но опыт очень пригодился.

– Почему миссионерскому журналу вы сказали «да», а профессиональной журналистике – всё-таки «нет»?

– Показалось очень интересным участвовать не только в наполнении журнала, но и в формировании его «лица». Черта современной журналистики – как можно быстрее сделать «нечто», чтобы как можно быстрее об этом забыть. На мой взгляд, это очень неправильный тип жизни, который с человеком делает что-то непоправимое. У нас нет этой спешки. Как правило, задача молодёжной прессы – выстрелить. Потом выстрелить ещё раз. И ещё. А наша задача – попасть. Может быть, поэтому мы и стреляем на порядок реже. Но надеемся, что наша продукция, за счёт того что реже выходит, медленнее устаревает.

Для нас даже негативные отклики – это победа. Потому что человек, который ищет правды, даже делая ошибки, в этом мире гораздо ценнее того, кто не ошибается, но и не ищёт. Если в наше время, когда люди привыкли экономить душу, энергию, эмоции, человека вдруг настолько зацепило издание, что он взял и написал что-то, значит, мы достигли цели. Цель не в том, чтобы читатель «проглотил» информацию, но чтобы пошёл внутренний процесс, связанный с осмыслением жизни.

– Что самое трудное в работе лично для вас? Это трудно – делать миссионерский журнал?

– Самым трудным оказалось именно то, что в начале было самым привлекательным. Когда ты не можешь списать на условия работы некоторый недостаток душевности в письме, формальность в раскрытии темы, работать очень трудно. Если редакционная политика определяется не тобой, очень легко оправдать себя внешними причинами: меня зажимают, вынуждают играть по чужим правилам, идти на компромиссы, какой с меня спрос. Здесь таких отговорок быть не может. Мне стало понятно, например, почему загибаются многообещающие издания. Раньше казалось, что они пали под натиском внешних причин, попали под какой-то пресс. Теперь на себе вижу, как циклически иссякает творческая энергия. И она никаким законам не подчиняется.

Думаю, вне церкви вообще ничего «миссионерского» писать невозможно. Поэтому пребывание внутри богослужения, молитвы является непременным условием того, что тебя время от времени вообще что-то посещает. Как следствие, возникают новые требования к собственной церковной жизни. Ты больше не можешь быть просто потребителем, то есть приходить по воскресеньям «батарейки подзарядить». Так уже не получается, нужно занимать какую-то активную позицию. В конечном итоге, всё дело в том, какие у тебя сегодня отношения с Богом. Если твоя душа не горит, ты никак не сможешь имитировать горение и эта холодность немедленно и очень тяжело отразится на твоём творчестве. Но при этом у тебя есть издательский цикл и ты должен его тянуть.

А когда ты являешься руководителем, слава Богу, не главным, но всё-таки, твои проблемы транслируются на коллектив. Вот это и есть самое сложное. Приходится ориентировать других людей, и твоя духовная жизнь, которую в принципе ты никому не обязан предъявлять, кроме духовника, в какой-то момент перестаёт быть личным делом.

– Это окупается?

– Помните страшную строчку из Наутилуса «Они любят свои лица в свежих газетах, а на следующий день газеты утонут в клозетах»? Это квинтэссенция газетного и телевизионного процесса. Когда ты принимаешь участие в создании продукции хоть сколько-нибудь длительного срока годности, это радостно. Ещё радостнее оттого, что совокупность материалов иногда весит больше, чем каждый материал в отдельности, то есть один плюс один получается три.

В журналистике на самом деле мало творчества. Нужен творческий разгон, а в самих статьях превалирует какой-то информационный повод, зачастую эмоционально-манипулирующий. По сути, журналистика не ставит перед собой никакой иной задачи, кроме того, чтобы статья была прочитана. Для этого делаются и бьющий заголовок, и «врез», и иллюстрации. Совершенно всё равно, что будет с человеком после прочтения. Это даже не умысел, просто душевных сил у журналиста не хватает подумать ещё и об этом. А нам не всё равно, что будет после. По сути, это самое главное. Для нас не так важно, чтобы журнал прочли, как то, чтобы после этого что-то случилось в душе. На это работает всё, в том числе и качество написанного.

Огромная проблема у редакции – обновление творческого состава. С самого начала было ясно, что издание загнётся, если не будет привлекать людей со свежими взглядами, которые не привыкли писать. У людей пишущих «набивается рука», что необходимо для профессионализма, но очень вредно для свежести восприятия. Но когда важные вещи описываются дежурными словами, смысл написанного нивелируется. Привычка – очень опасное состояние для творчества.

Однако распределение активности в читательском кругу пока идёт не так, как хотелось бы редакции. Это выглядит примерно следующим образом. Журнал кидает клич: «Пишите, мы вас ждём». Первыми отзываются люди, которые… лучше бы ещё немного подумали и побыли просто читателями. Но проблема не в них. Проблема в том, что значительная часть по-настоящему талантливых людей почему-то не испытывает жажды быть услышанными.

– Почему так получается, для меня загадка. Может быть, ещё одна задача нашего журнала – творческую активность читателей из категории потенциальной перевести в актуальную. Внутренняя потребность высказаться есть, но она блокируется, прежде всего страхом. «Я не готов, не имею права, меня не так поймут…». В итоге человек решает, что лучше пока подержать в себе. Это очень обидно, потому что эти люди могли бы не только стать нашими потенциальными авторами, но и сильно украсить окружающий мир во всех смыслах…

Наверно, здесь не всё так просто. С одной стороны, самоутверждение – это не очень православная ценность. Не хотелось бы людей переформатировать на некие протестантские взгляды, когда человек себя презентует, презентует и презентует… Это утомительно, и, главное, никакого творчества в этом нет. Но если человек понимает, что его талант презентует не его самого, а Творца, – включается совсем иная мотивация. Каждый из нас отвечает за то, как он данным ему талантом распорядился – мир украсил, ближнему помог или в землю зарыл. Это очень даже православный взгляд. Но он не срабатывает, и это одна из главных проблем, более тяжёлая, чем финансовая.