Отказаться от празднования?

На 17 июня 1904 года пришёлся 50-летний юбилей  государственной службы  генерала от инфантерии, Иркутского военного генерал-губернатора графа Павла Ипполитовича Кутайсова. Служи он в Петербурге, весь июнь, начиная с семнадцатого числа, превратился бы в череду встреч; министр внутренних дел, епископ, обер-прокурор, сенаторы, губернаторы, приятели по Английскому клубу не слали бы, как теперь, телеграммы, а просто приехали, и им было бы о чём  вспомнить и что рассказать. В Иркутске же, где он только десятый месяц, юбилейное торжество неуместно, что бы там ни говорила графиня Ольга Васильевна. Но, с другой стороны, не манкировать же – здешнее общество этого не поймёт.

Всякий раз, когда граф возвращается из Петербурга, на вокзал высыпает и военное, и гражданское чиновничество,  и местное самоуправление – несмотря на протесты и прямые запреты встречать. За неделю до юбилея Иркутская городская дума провела закрытое совещание и изъявила желание дать обед в его честь. Граф решительно отказался и вообще заявил, что в военное время любая пышность неуместна. Но рано утром 17 июня город всё-таки расцветился флагами, а с 11 часов начался торжественный съезд в генерал-губернаторский дом всевозможных делегатов и представителей. К 12 часам большой зал наполнился до отказа и графиня распорядилась отвести для гостей ещё одну комнату,  а ближе к часу и третью. Ровно в час появился Его сиятельство и началось зачитывание приветственных телеграмм из Варшавы, Москвы, Петербурга. В одной из них было, кстати, и  сообщение о высочайше пожалованном юбиляру ордене Александра Невского.

Подхватив эту линию, делегат от Иркутской городской думы торжественно сообщил, что Арсенальская** улица  переименова  в Графо-Кутайсовскую. При этом он всем корпусом повернулся к генерал-губернатору, и Павел Ипполитович улыбнулся натянуто, покивал. После этого стали вручать приветственные адреса, наполненные пустыми высокопарными фразами, и только инокини Знаменского монастыря  подкупали сердечностью и искренностью интонации. Граф почти растрогался, но сдержался, умело подвёл всех к эффектной, но отнюдь не пафосной концовке и ровно в два часа изволил удалиться.

Публика расходилась не спеша, и какое-то время в коридорах оставался ещё воздух ожидания и нерастраченного торжества. Только вечером граф вполне ощутил себя дома и наконец дал сигнал для парадного обеда. Вполне семейного: к юбилею  в Иркутск приехали его дочь и зять.

Фрейлине – от императрицы

У графа было ещё и три сына, и все от удачного брака с Ольгой Васильевной, фрейлиной Её Императорского Величества. Поселившись вместе с мужем в Иркутске, она приняла на себя попечение над детскими приютами имени императрицы  Марии Фёдоровны, Базановским воспитательным  домом, равно как и благотворительным обществом «Утоли моя печали».

Когда газеты сообщали, что «от Его сиятельства поступило Её сиятельству 100 руб. на нужды благотворительности», такое публичное перекладывание денег из одного супружеского кармана в другой казалось по меньшей мере забавным.  Но после этих сообщений иркутские коммерсанты спешили повторить губернаторский жест и при первой же встрече вручали генерал-губернаторше крупные суммы. А в них была большая нужда: графиня Ольга Васильевна взяла под свою опеку и местное общество покровительства животным, и общество  защиты детей от жестокого обращения.

Всего охотнее супруги Кутайсовы посещали приюты,  при этом графиня могла подарить заботливой настоятельнице золотую брошь, а граф –  отдать все наличные деньги сиротам на лакомства. А ещё Павел Ипполитович любил наезжать к гимназистам и с удовольствием разговаривал с ними о предстоящей студенческой жизни в Казани, Москве или Санкт-Петербурге. Такие  встречи проходили в какой-нибудь  комнате старших классов, малышей же граф по обыкновению распускал по домам.  

В 1905-м он устроил для выпускников мужской гимназии бал, на который пригласили и девушек из Института Императора Николая I (иркутяне называли его институтом благородных девиц). И всё было так тонко и ловко устроено, что каждый молодой человек и каждая барышня оказались представленными друг другу. В перерывах между беседами, танцами и закусками гости развлекали друг друга концертными номерами, опять-таки получая возможность  поближе познакомиться. Разъезжались уже в шестом часу утра, прощаясь с хозяевами как с родными.

Умудрённые опытом люди понимали, что Кутайсовы  скучают по внукам, что остаток жизни им очень хочется провести среди близких. К моменту назначения на Иркутское генерал-губернаторство  Павлу Ипполитовичу Кутайсову было уже шестьдесят шесть лет, и после года службы в Сибири в августе 1904-го он был вызван к царю на беседу. Вышел от Государя членом Государственного совета, но с оставлением в должности генерал-губернатора.

Обмелевшие полномочия

К той поре война с Японией вошла в спокойное русло –  цены перестали подскакивать, фронтовой пожар приутих и как бы отдалился от Иркутска. В свободное время граф ездил теперь по городским пожарным частям, объявлял сбор-тревогу. «Иркутские губернские ведомости» писали, что «быстрота запряжки и состояние обоза доставляли Его сиятельству большое удовольствие». Читая это, Павел Ипполитович усмехался и думал о том, что два года  резидентства в Англии его научили-таки совершенно  скрывать свои чувства.

В последнее время графа не покидала тревога, которой он не мог и не хотел делиться с окружающими. Он думал о том, что лучшие из его предшественников на посту губернатора первым делом отправлялись для обозрения вверенного им края и по три, по четыре месяца  колесили по бездорожью Якутии, Енисейской губернии, Забайкалья, Приамурья. Он же лишь год спустя  смог позволить себе задуматься о поездке до Енисейска. Каждый из предшественников оставлял в Иркутске свой след, но как дополнение к  главному, важному в масштабах всего генерал-губернаторства, а с началом войны все проекты свернулись и над столицей Восточной Сибири нависла  угроза превращения в прифронтовую перевалочную базу с неизбежными эпидемиями, нехваткой продовольствия, топлива, взрывом преступности и недовольства.

Правда, тёплым летом 1904 года в это не хотелось верить: в Иркутске открывались новые гостиницы и рестораны, в Интендантском саду устраивались карнавалы, в самом центре города появился новый сад с символичным названием Порт-Артур, а магазины ломились от изысканнейших товаров и деликатесов. Однако в разговорах предпринимателей нет-нет да мелькало уже, что вагон с крупчаткой остановили в Зиме, пропуская военные эшелоны, а потом и вовсе загнали в тупик; вагоны же с мясом и искать нет смысла, ибо это и не мясо уже…

Иннокентьевский беспредел

Более всего грузов застопоривалось в нескольких верстах от Иркутска, на станции Иннокентьевская. Вагоны с товарами, направлявшимися в Иркутск, откатывались в тупик. Привезти их оттуда было делом нехитрым, но железная дорога была на военном положении и заботы её были исключительно фронтовые. Вагоны накапливались, занимая подходы, проходы, образуя чрезвычайно запутанный узел.

В думе много шумели по этому поводу, но ничего серьёзного предпринять не смогли. И обращались к начальнику края Кутайсову – напрямую, в обход губернатора Моллериуса.

В мирное время иркутский гражданский губернатор давал думе всевозможные рекомендации, на чём-то настаивал, о чём-то напоминал,  и не было случая, чтобы гласные игнорировали его, – теперь же, перед угрозой голода, всякий пиетет  был растерян.

В январе 1905-го Иркутск, переживший уже перебои с продуктами, но пока ещё сытый, счастливо избежал отголосков «кровавого воскресенья». Генерал-губернатор, взяв ответственность на себя, убедил Петербург не вводить в Иркутске военное положение. К весне ссыльные социал-демократы и эсеры развили бурную деятельность, и в иркутской классической гимназии вспыхнул бунт. Павел Ипполитович, лучший друг всей учащейся молодёжи, одним ловким движением развязал этот незатейливый узелок. Но ему уже не достало ни силы, ни времени распутать продовольственные узлы в тупиках железнодорожных станций.

Война вступала в свою самую драматическую стадию, и рельсовая дорога работала только на фронт. Петербург рекомендовал коммерсантам возить свои грузы по Московскому тракту, как-то  забывая о том, что возить уже не на чем:  лошадей, так же как и их хозяев, мобилизовали и давно уж отправили на восток.

Развязать нельзя разрубить

В Иркутске одна за другой закрывались булочные, у дверей запертых магазинов по утрам пахло бунтом. Но более всего потрясла графа сцена на Мелочном базаре: несколько женщин, завидев возок с мукой, преградили путь и стащили мешки на землю. А подоспевшему городовому оказали такое жёсткое сопротивление, что ему удалось отстоять только пять мешков.

Генералу Кутайсову, ветерану Севастопольской обороны, покорения  Кавказа и кампании 1870 года, главному жандарму Варшавского округа, всё чаще представлялось теперь, что продовольственные узлы развязать уже невозможно – их можно лишь разрубить. «Положение отчаянное. Войск почти нет. Бунт полный, всеобщий», – констатировал он в телеграмме царю, предлагая ввести военное положение.

Сделать  это не позволил  Манифест 17 октября. А несколько недель спустя, 26 ноября 1905 года, скорым поездом сибирской железной дороги супруги Кутайсовы отбыли в Петербург. Навсегда.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников научной библиотеки Иркутского государственного университета.

* К. Маркса
** Дзержинского