Ну, какой разговор про русский язык без цитирования Тургенева? Это примерно как если бы иркутянин сказал что-то возвышенное про Иркутск, но позабыл упомянуть, что Чехов, будучи в Иркутске, обмолвился про «превосходный город. Совсем интеллигентный». Так что не будем нарушать традиции и вспомним классика. Итак, Тургенев Иван Сергеевич: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!».

Мы, впрочем, не на школьном уроке, поэтому вспомним и другую историю. Как-то, будучи в Германии, Фёдор Михайлович Достоевский в присутствии Тургенева очень ругал немцев. Вероятно, опять в рулетку проигрался, а может, просто надоели они ему. Так Тургенев ему: «Говоря так, вы меня лично обижаете. Знайте, что я здесь поселился окончательно, что сам себя считаю за немца, а не за русского».

Может, и имеет смысл вставить эту фразу в учебники рядом со знаменитым «великий, могучий, правдивый и свободный». Для развития многомерности мышления школьников. Да жалко их. У них и так в школе мозги кипят. Да и колонка эта тоже про них. К счастью, не про то, что и как они пишут. И даже не про то, что они говорят. А про то, как они говорят.

Любой работающий в системе образования знает, что главная беда российской учащейся молодёжи – это практически повальное неумение представлять свои мысли (а вовсе не их отсутствие) в публичном пространстве, то есть формулировать, аргументировать, дискутировать. Если у кого и получается, то видно, что это личный дар, а не результат специальной подготовки и уж, тем более, не результат воспроизводства какой-либо культурной традиции.

Рискну сказать, что отсутствие риторической подготовки в средней школе и её отсутствие в вузах – это самая существенная прореха в нашем образовании.

Во-первых, просто нет традиции. Взять средневековый Запад. Там власть авторитетов, гонение на свободомыслящих, костры и прочие безобразия. Но там и диспуты по любым религиозным вопросам. Со зрителями, с аргументацией, пусть и построенной на ограниченном круге «авторитетных текстов». Конечно, обсуждаемую книжку могли потом сжечь, как и автора её, конечно, окончательный вердикт о правоте какой-либо из дискутирующих сторон принимался тамошним «начальством», но всё-таки стороны сначала дискутировали. У нас не было такой традиции. В Киевской греко-латинской академии были дискуссии, да быстро закончились.

Во-вторых, феноменальные различия в количестве риторических элементов в нашей и заграничной школе (особенно в школах англо-американской модели). Количество разных диспутов и дискуссий как форм учебных занятий в западной системе образования поражает. Помню, заглянул в документ, который у нас назвали бы учебным планом, одной из американских школ. Предмет «гео-графия» там был по выбору. Сразу стали понятны истоки знаменитого американского географического кретинизма, а также смысл отличной шутки американского писателя Амброса Бирса: «Война – это способ, с помощью которого Бог учит американцев

географии». Так вот, замечу, что предмет «Паблик спич» в американском учебном плане был обязательным. Сразу стало понятно, почему американские студенты, которые могут, в отличие от наших умников, не иметь никаких особенных мыслей, всегда безупречно, с точки зрения ораторского искусства, представят те мысли, что есть. Очень уж это в американской жизни востребовано – от дел учебных и того, чтобы лучше проявить себя на собеседовании при приёме на работу, до политических и судебных практик.

Где в наших, даже самых продвинутых, учебных заведениях ученики имеют возможность много говорить и дискутировать? Допустим, на уроках истории и обществознания. Однако это зависит уже от учителя, ибо программа позволяет обойтись и без этого. Тем более надо готовиться к ЕГЭ. Могут учиться говорить на уроках литературы, но и там венец обучения – письменное сочинение. Можно попробовать свои речевые способности на декоративных «научно-практических конференциях», которые полюбили проводить в школах. Но в них имеют возможность участвовать далеко не все. Я уж не говорю о том, что навыки дискуссий по «вненаучной тематике» (а в жизни нам редко приходится говорить о научных фактах и теориях) наша школа практически не даёт.

Мы редко задумываемся, что предмет «русский язык» для нас автоматически означает обучение правописанию. А ведь на языке не только и не столько пишут, сколько говорят.

Помню, услышал от пигалицы-второклассницы, что сегодня у неё был урок риторики. «Что, – спрашиваю, – делали?» – «Читали текст. Потом придумывали к нему название. Потом придумывали к нему вопросы».

Вот так вот. Опять текст. Опять работа с текстом. А говорить-то когда?

Предмет «Риторика» появился в школах, правда, только в начальных классах. И, разумеется, таким, чтобы, не дай бог, не затронуть свободной и правильной речью основания такой глубоко текстоцентричной, такой неразговорчивой культурной традиции.

Словно боимся что-то повредить в ней. А чего бояться? Мы так много прочли и читаем на «великом и могучем». Не пора ли рискнуть свободнее и правильнее заговорить на нём?