Сегодня нет ни директивных планов по отжигам, ни категорических запретов, но есть начальственные «рекомендации». Профилактические отжиги включаются в противопожарные мероприятия, а лесничествам и лесхозам «рекомендуется» заблаговременно отжечь прошлогоднюю траву на определённом количестве гектаров в наиболее посещаемых народом лесах. Ангарскому лесничеству, к примеру, рекомендовано отжечь 250 гектаров. Но Александр Черняк, руководитель лесничества, уверен, что по факту будет отожжено в несколько раз больше. Но не для того, чтобы перевыполнить «спущенный план», а потому, что этого требует объективная реальность: подконтрольные ему леса являются едва ли не самыми посещаемыми во всей области. Но конечный объём отожжённых площадей будет зависеть от… погоды.

Александр Черняк несколько десятилетий руководил Ангарским лесхозом, леса которого примыкают к Иркутску в зоне Байкальского и Голоустненского трактов, а после недавнего реформирования лесного хозяйства возглавил созданное на базе лесхоза (извините за длинноту названия, не я его придумал) Территориальное управление Агентства лесного хозяйства Иркутской области по Ангарскому лесничеству. Но это для самых официальных документов, а в разговорах новые для России контрольно-надзорные структуры называют проще – лесничествами.

Александр Григорьевич подчёркивает, что отжиги – мера вынужденная. Будь население поразумнее да поосторожнее, тогда и лесники весной, как все люди, ковырялись бы на своих огородах, а не бродили с факелами по опушкам и поймам.

Для живой природы весеннее выжигание травы – это хоть и меньшее по сравнению с пожарами, но всё равно зло. Правда, степень его вреда целиком и полностью зависит от профессионализма исполнителей. Это со стороны кажется всё очень просто – чиркнул спичкой на обочине дороги или в пойме речки и следи, чтобы огонь в лес не ушёл. Но пламя, выпущенное на свободу, не дрессированная собачка, команды «Ко мне!» не слушается. Даже для того, чтобы «поймать» тот единственный момент, когда можно чиркнуть в каком-то конкретном месте, чтобы при минимуме вреда достичь максимального противопожарного эффекта, по мнению руководителя лесничества, необходим не только опыт, но и, пожалуй, интуиция.

– Подожжёшь траву утром хотя бы на пару часов раньше срока, пока она после ночного инея до нужной степени не подсохла, – огонь проскачет по макушкам. Вреда природе никакого. И пользы – тоже. Время и деньги потрачены зря, – объясняет тонкости огневой профилактики А. Черняк. – Противопожарный эффект при такой работе останется нулевым. Здесь уже завтра от браконьерского костра оставшаяся трава снова загорится. Но если чуть прозеваешь, допустишь подсыхание почвы, получится не профилактический отжиг, а умышленный контролируемый пожар, потому что сгорят и почки роста многолетников, и всходы. Дай-то бог, чтобы корни живыми остались.

– Палить можно, когда трава уже сухая, корешок мокрый, а земля холодная или даже немного мёрзлая, – объяснял мне лет пять назад один из профессиональных «поджигателей» Ангарского лесхоза. – Если отжиг провёл вовремя, то пепел разгребёшь, а под ним стерня вот такой высоты, – показывает пальцами 3-4 сантиметра. – Это хорошо. Здесь уже не загорится от костра или окурка, а семена на земле живые.

Способность поймать нужный момент и грамотно провести пал Черняк считает почти искусством, которым владеют немногие. Умелый отжиг для природы безвреден. Но если его проводят новички – жди беды. Поэтому в пожарных сводках так часто в качестве причины пожара указываются сельскохозяйственные палы.

Дней 10 назад, когда в лесу под Иркутском отдельными лафтаками лежал снег, несколько бригад по 2–4 человека разъехались из Ангарского лесхоза в поисках «созревших» для отжига участков. Поехали не абы куда, а по совершенно конкретным, выверенным многолетним горьким опытом «адресам», где без принятия упреждающих мер слишком велика вероятность возникновения пожаров. Прежде всего это поймы нерестовых речек,   популярные у любителей пикников берега Иркутского водохранилища и легкодоступные для автотран-спорта лесные полянки, разбросанные по Байкальскому и Голоустненскому трактам.

– Эти места мы давно взяли на заметку, – объясняет Леонид Шмидт, директор Ангарского лесхоза. – Если там не провести контролируемые отжиги, потом замучаемся тушить пожары.

В конторе лесхоза мы ждём сигнала от разъехавшихся бригад. Говорим о разном, но, конечно же, о лесе. О немногих плюсах и многих минусах нового Лесного кодекса. О застарелых проблемах, которые торопливо принятый кодекс решить так и не смог, и о новых, которые он породил. В нашей лесной области кардинальная перестройка управления лесами привела к существенному сокращению штатной численности лесоводов и лесной охраны. В Ангарском лесхозе, к примеру, в «лучшие времена» численность работающих достигала 220 человек. А после его разделения на АУ (автономное учреждение) «Ангарский лесхоз» как хозяйствующий субъект и Ангарское лесничество как контрольно-надзорный орган в обеих лесных структурах осталось в сумме примерно 80 человек. Остальные, прежде всего работники низшего звена, которые в первую очередь шли на тушение лесных пожаров и накопили большой профессиональный опыт борьбы с ними, отправлены на улицу. В случае беды их вместе собрать уже не получится.

– А вот на Алтае, где леса несравнимо меньше, власти как-то сумели сохранить своих лесников, – удивляется Черняк.

Главную пожарную опасность сейчас, по опыту моих собеседников, представляют нерестовые речки, поля и автотрассы. Руководители лесничества и лесхоза даже не возмущаются, а обречённо констатируют факт равнодушия «колхозников» (в их речи это собирательное название всех сельхоз-производителей), по вине которых возникает множество ранневесенних пожаров, но из года в год они продолжают бесконтрольно выжигать примыкающие к лесам поля и сенокосы.

– Подожгут и уедут, – рассказывает директор лесхоза Леонид Шмидт. – Даже опахать поле не удосужатся. То ли у них людей совсем мало, то ли ГСМ на посевную берегут…   

– В прошлом году поля возле Бурдаковки принесли нам большие проблемы, – подхватывает тему Александр Луковников, главный лесничий. – Кто их поджёг, выяснить не удалось. А леса сгорело много. Увидев горящее поле, мы предупредили руководство сельхозпредприятия: примите меры, иначе пал зайдёт в лес. Они бочку с водой прицепили, приехали. Но или тушить не умеют, или людей не хватило. Когда нас вызвали – уже вовсю полыхало. Главное, что они потом отказываются: мы не поджигали, мало ли кто по полям шляется. Письменных приказов или распоряжений о проведении сельскохозяйственных палов никто не издаёт. Значит, и доказать ничего нельзя, пока поджигателя с коробком спичек за руку не схватишь…

О подобных случаях мне рассказывают часто. В разных лесничествах ситуации похожи: нет письменного распоряжения руководителя сельхозпред-приятия о выжигании сельхозугодий, значит, никто не виноват. Хотя поверить, будто кто-то «чужой шляется» по весенним полям и поджигает их, тоже невозможно.

Лесники образно говорят, что в поймы таёжных речек огонь приносит на своих хвостах хариус. Приходит рыба на нерест, но вместе с ней, и даже раньше, здесь появляются браконьеры. А это значит: водка, костры, окурки. Если не провести профилактический отжиг поймы, пожары неизбежны. Берега водохранилища – тоже понятно. Там весной, особенно в выходные дни, шашлыками на километры пахнет. Ароматнее, чем в Ташкенте. Это сейчас. А к середине, концу мая пожары начнут возникать в относительной глубине леса, в низинках и вблизи болот. Это означает, что вышли на промысел сборщики черемши и папоротника. Они любят в лесу чай с водкой пить и черемшой закусывать, чтобы при возвращении домой в электричке вокруг них просторнее было. А вот какой «чужой» дурак по собственной воле полезет грязь месить на весеннем поле? Тем не менее на практике возложить ответственность за обилие лесных пожаров, возникающих от бесконтрольных сельскохозяйственных палов, обычно не на кого.

Впрочем, про обилие дураков классик говорил не зря.

– Садоводство «Скиф» помните? – неожиданно хмыкнул Александр Луковников. Собеседники оживились.

– Это по Голоустненскому тракту, – поясняет Леонид Шмидт. – Мы поехали мимо этого садоводства лесной пожар тушить. Вдруг видим: из-за деревянного забора дым. Зашли. Там дедушка на своём участке травку выжигает. Мы ему: «Зачем! А вдруг ветер! Лес-то рядышком уже полыхает, мы тушить едем. Неужели опасность не понимаете?». А дедуля уверенно так: «Да вы что, сынки! Я человек опытный. У меня всё под контролем». Показывает грабли, леечку с водой. Часов за 4-5 мы с пожаром справились. Возвращаемся, а забора-то знакомого уже и нет. И бани тоже. Дедушка на пепелище руками машет. Чёрный как ворон, но, слава богу, не обожжённый: «Ах, что делать, что делать?!». Говорим: «Ну, предупреждали же тебя, дедуля». Он ругает себя: «Вот старый дурак…». И тут же в оправдание: «Так кто же думал, что ветер дунет».

В том, похоже, и заключается беда наша главная и общая, что думать мы обычно начинаем не до того, как чиркнуть спичкой, а после того, как сгорит хотя бы баня. Причём обязательно своя: соседская сгорела, потому что сосед дурак, а у меня всё будет под контролем.

Зажужжал, заёрзал на гладком столе телефон, лежащий перед Л. Шмидтом.

– Да. Понятно. Выезжаем.

На просторной поляне у водохранилища нас ждут двое рабочих с ранцевыми огнетушителями за плечами. Возле них на земле ещё три заправленных водой, и я понимаю, что в случае нештатного развития профилактического отжига (а такое хоть и редко, но тоже бывало) никакого деления на рабочих, начальников и корреспондентов не будет.

В руках одного из рабочих нечто похожее на маленький портативный огнемёт с длинным «носиком», который заканчивается не гаснущим на ветру огоньком. Директор подал знак. В одной, в другой, в пятой точке появились тонкие струйки сизо-голубого дыма. Трава, которой лесники дали подсохнуть до строго определённой кондиции, загорается легко, но не вспыхивает порохом. Пламя вначале робко, будто принюхиваясь, как щенок, впервые вынесенный на улицу, потом смелее, увереннее поползло, побежало по полёгшей траве в заданном направлении. Отдельные очаги сомкнулись. Огненный фронт образовал совершенно прямую линию и, преодолевая встречный ветерок, неспешно направился от воды в сторону леса.

В сторонке видим остатки недавнего пикника: костровище, пара бутылок из-под шампанского и водки, смятая разовая посуда.  

– Вот из-за таких «любителей природы», – Черняк кивнул на мусор, – нам приходится каждую весну отжигать мысок. Иначе того лесочка давно уже не было бы.

Мне и раньше это приходилось видеть, но всё равно удивляет, что огонь под присмотром опытных людей бывает послушным. Переходя, а иногда и перебегая с места на место, лесники не позволяют разрастаться огненному фронту вширь, не позволяют огню набрать силу. Делая фотоснимки, неожиданно для себя вижу в кадре Леонида Шмидта. Не выдержал. Надев ранцевый огнетушитель, он помогает молодым рабочим и, похоже, что-то им объясняет, учит. Чаще знаками, чем словами. Они все вместе запускают ослабленный водяными струями огненный фронт в прибрежный лесок. Но недалеко. Ровно настолько, насколько обычно уходят «за кустики» с горящими сигаретами во рту любители пива и шашлыков на природе.

Сказать, что выполненная работа радует глаз, было бы большой натяжкой. Грязно-серая после снега поляна стала пепельно-чёрной…

– А душу всё равно греет, – угадал мои мысли А. Черняк. – Отжиг проведён качественно. За этот берег и этот лес мы можем больше не волноваться. Здесь пожаров не будет.