Незапланированный журфикс

Перья других оценивались куда меньше, но и их гонорар значительно превышал жалованье крупных чиновников. Приплачивали, понятное дело, за риск: один из российских корреспондентов, Мамонтов, был уже ранен в Порт-Артуре.

Журналисты бодрились, конечно, но вояж на восток явно складывался неудачно: госпожа Пуарэ заболела ещё на подъезде к Иркутску и со станции Байкал была вынуждена вернуться в тёплый номер отеля «Метрополь». В Иркутске слёг и писатель Василий Немирович-Данченко, ехавший на фронт от «Русского слова».

Гостиница «Россия», где высадился десант военных корреспондентов, находилась в непосредственной близости от «Иркутских губернских ведомостей», и сразу же по приезде гости заглянули к коллегам. Этот импровизированный журфикс с первых фраз показал, какая пропасть между столичным скепсисом и возвышенным патриотизмом провинции. В Иркутске, к примеру, свято верили, что постройка китайско-восточной железной дороги поднимет значение сибирского пути как мирового транзита, гости же говорили, что вся затея с КВЖД – ошибка, очень грубая и дорогая, а аренда Порт-Артура – «просто дело забавы для нескольких персон».

Поразмыслив, редактор «Иркутских губернских ведомостей» списал резкость суждений гостей на столичный цинизм – и отправился в номер к больному Немировичу-Данченко, с которым давно уж мечтал познакомиться.

«Не пройдёт и полгода…»

Нет, сначала в «Россию» был заслан корреспондент Родионов. Он встретился с казачьим офицером, сопровождавшим писателя, и обо всём договорился. Около восьми часов вечера иркутяне не без смущения переступили порог заезжей знаменитости, чьи крупные выразительные черты помнились по обложкам книг. Но теперь это было совсем другое лицо, тонущее в подушках, бледное, но при этом и очень обрадованное. Разговор завязался стремительно и продолжался до одиннадцати часов. Говорили обо всём, но, конечно же, всего более о войне.

Положение в театре военных действий оставалось загадочным. Из американских и английских источников следовало, что японцы уже высадились к западу от реки Ялу и наши войска отступили. Однако генерал Жилинский телеграфировал, что японских войск в Маньчжурии нет и быть не может, потому что противник движется из Сеула со скоростью 13 вёрст в день, а расстояние до Ялу составляет 265 вёрст.

– Неделей позже или неделей раньше, но серьёзные операции на суше начнутся, и успех их загадывать я не возьмусь, – размышлял Василий Иванович, отхлёбывая горячий чай. Он был военным корреспондентом ещё в турецкую кампанию – и невольно сравнивал. По дороге в Иркутск эти мысли сложились в эссе о войне, не только рождающей героев, но и способной повернуть жизнь совсем в иное русло. Василий Иванович достал дорожную тетрадь и стал читать. Гости слушали молча: эти мысли были так неожиданны для иркутян с их сложившимися представлениями о маленькой слабой Японии, странным образом посягнувшей на великую мировую державу. Генерал Куропаткин, отправляясь на Дальний Восток, заявил, что завершит кампанию уже в июле 1904-го («не пройдёт и полгода!»), разгромив врага в Маньчжурии и Корее и прогулявшись по Японским островам.

В папахе с красной тульей и унтах

Поезд командующего Маньчжурской армией генерала А.Н. Куропаткина проследовал через Иркутск 9 марта, но слухи об этом ещё долго бродили по городу. За несколько часов до прибытия в Иркутске получили сообщение, что все запланированные встречи отменяются; при этом на вокзал вызывались оптик и дантист. Пошли догадки о нездоровье Куропаткина, и небольшая делегация всё-таки прибыла на перрон. Полковник генерального штаба вышел из поезда и объявил, что командующий армией примет только начальника края графа Кутайсова и ответственного за передвижение войск. Остальные могут следовать до Байкала и уже там представляться генералу – если имеют надобность.

Между тем надобность была именно у Куропаткина: армия наспех обмундировывалась и очень нуждалась в деньгах, поэтому на всём пути следования командующего организовывались денежные пожертвования. Городские думы, соревнуясь друг с другом, собирали по 10, 15 и более тыс. рублей. Иркутск, за три дня «отжав» коммерсантов, набрал 12 тыс. руб. – и вдруг такой поворот! Коротко посовещавшись и взяв во внимание все награды и боевые ранения командарма, иркутская делегация села в поезд и прибыла на станцию Байкал в 6.45 утра, почти на час опередив Куропаткина.

На Байкале встречал министр путей сообщения князь Хилков в привычной для него серой войлочной куртке, шапке-ушанке и огромных белых валенках. Он лично руководил переправой грузов по ледовой железной дороге и весьма опростился, но при этом не утратил ни авторитета, ни обаяния. Распорядительность сочеталась в нём с приветливостью и внимательностью ко всем, и эти редкие для «министерских» качества только прибавляли уважения. Князь сильно кашлял, но и в выражении глаз, и в энергичных точных движениях ощущалась большая удовлетворённость тем, что дело сделано: большая часть грузов, поездов и солдат переправлена через Байкал.

Сразу же по прибытии Куропаткина князь направился к нему в вагон. А четверть часа спустя туда пригласили иркутского городского голову и соборного протоиерея. Приняв икону и деньги, Куропаткин сказал:

– Вы жертвуете на раненых, а ведь здоровые ещё больше нуждаются!

Пришлось городскому голове уточнить, что деньги отданы непосредственно в распоряжение генерала на те нужды войск, которые лично он признает «надлежащими удовлетворению».

– Вот за это очень благодарен, – оживился Куропаткин и даже расцеловал Гаряева.

Затем он принял Дмитрия Анатольевича Иванова, председателя иркутского горного кружка непосредственной помощи воинам на Дальнем Востоке. Улучив момент, Иванов поинтересовался: правда ли, что его высокопревосходительству потребовался дантист?

– Храни Бог! Никогда не хворал. А доктора – они для свиты.

Через Байкал генерала повезли в небольшой кошеве, обитой ковром и запряжённой тройкой низкорослых сибирских лошадей. Было тихое, ясное, на редкость тёплое утро, и вдоль дороги плотной стеной выстроились рабочие, с молчаливым вопросом смотревшие на невысокого немолодого человека в папахе с красной тульей и унтах.

Тонкости нивелировки

Генерал уехал, а писатель Немирович-Данченко поправился и уже добирался до «Иркутских губернских ведомостей», приглашая редактора прогуляться по городу. Но господин Виноградов всё тянул и советовал «отлежаться ещё».

На самом деле редактора смущало состояние иркутских улиц и площадей: пробоины, ямы, непролазные болота, даже у здания городской думы. «Не будь нынешняя весна столь ранней, припорошённый снегом Иркутск вполне сошёл бы за европейский цивилизованный город. Теперь же со всей неприглядностью видно, что только две улицы, Большая* и Пестерёвская**, замощены, – раздражённо думал редактор. – Управа требует, чтобы домовладельцы планировали полотно улиц по профилям, но до сих пор никому ещё не выпало счастье лицезреть эти профили. Что заставляет управу топить город в грязи, трудно даже предположить, но только не пресловутый недостаток времени, о котором твердится на каждом заседании думы. Пять лет управа ежегодно докладывает о необходимости нивелировать улицы, и дума соглашается, ассигнует деньги, открылось даже специальное техническое бюро, но при этом ни одного профиля так и не появилось. А управа всё «нивелирует», «нивелирует», деньги затрачиваются такие, что волосы могут встать дыбом, но гласные лишь удивляются беспощадным расходам и полному отсутствию результата!».

Редактор «Иркутских губернских ведомостей» из номера в номер критиковал городское хозяйство, но при этом он очень огорчался и даже сердился, если то же самое делал кто-то из проезжающих. К счастью, перед экскурсией по Иркутску город запорошило, замело, забросало свежими кружевными покрывалами, и Василий Иванович Немирович-Данченко был совершенно очарован.

«Писателю полезно быть иногда очарованным», – мысленно подытожил г-н Виноградов.

Военная арифметика

15 марта на заседании правления иркутского благотворительного общества «Утоли моя печали» А.И. Виноградов, кандидат в члены правления, был принят собственно в члены. В тот вечер уточнялись ближайшие задачи общества, а самой главной из них оставалось снабжение тёплой одеждой нижних чинов, следующих на фронт. Разными путями стекались в Иркутск всевозможные пожертвования – от бывшего иркутского генерал-губернатора, ныне члена Государственного Совета А.Д. Горемыкина, от итальянского подданного Андриолетти, от петербургских инженеров, екатеринославских мещан и т.д.

Иркутяне нередко приходили прямо в «Губернские ведомости», приносили по пять-десять рублей, иногда добавляя:

– Конечно, это небольшая сумма…

– Вполне достаточная, – отвечал редактор, – ибо и одна граната может пустить ко дну броненосец, стоящий миллионы.

* К. Маркса

** Урицкого

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.