– Перед интервью с вами прочла у коллег, которые полагают, что ваш приезд в Иркутск отчасти связан с якобы вынужденной отставкой с поста заместителя губернатора Новгородской области после того, как на охоте с вашим участием был ранен человек. Насколько вам вредит эта история?

– Нисколько.

– Так что же там всё-таки произошло?

– В самом деле была неосторожная стрельба из оружия. В результате стрельбы попали в рыбака. К счастью, ранение было лёгким. Конечно, это неприятный момент. Могу вам сказать, что никаких последствий для меня эта стрельба не имела по одной простой причине: я не стрелял и вообще не являюсь сторонником идеи стрелять, когда рядом находятся люди. На теплоходе, где произошёл этот инцидент, находился ещё один замгубернатора. И уж точно этот случай никак не соотносится с моим решением приехать в Иркутск.

– Что стало причиной вашего приезда в Иркутск?

– Я приехал сюда работать, потому что здесь губернатором был назначен Есиповский Игорь Эдуардович. Решение далось мне легко. Игорь Эдуардович позвонил и пригласил приехать в Иркутск работать в правительстве области. Я согласился. Нас связывает много лет знакомства. Мы знаем друг друга уже более 12 лет. Наша встреча относится к 1996 году, когда мы работали вне системы государственной власти. Я работал под началом Есиповского. И с того момента наши отношения установились и мы не теряли связь, постоянно общаясь. Это позволило ему сделать мне предложение, а мне принять и особенно не думать. Поэтому я здесь.

– Вы дружите?

– Да, я не стесняюсь этого. Но это не значит, что мы дружим, а не работаем. Здесь мы работаем. Сюда приехали не дружить. После работы может быть дружба. Я знаю, когда мне Игорь Эдуардович друг, а когда руководитель.

– Вы себя лет двадцать назад пред-ставляли чиновником?

– Я всегда и был чиновником. Достаточно рано, в армейском ещё качестве, попал в аппарат советского Министерства обороны, в аппарат замминистра обороны. Когда мне поступило предложение прибыть на беседу в аппарат правительства РФ, это предложение было по рекомендации Игоря Эдуардовича, я долго не раздумывал. С того момента я вновь стал работать в системе государственной власти.

– Вы никогда не сожалели, что выбрали эту стезю?

– Нет. Никогда. Чиновничество – это моя среда. Я её хорошо знаю. Наверно, могу отнести себя к опытным чиновникам. Важно понять, что чиновничья среда – это служба и очень ответственная работа. Я трудоголик. Я люблю работать, могу работать без выходных. Мне это нравится.

– Меняется ли чиновничье сообщество в зависимости от призыва – ельцинского, путинского, медведевского?

– Меняется в силу объективных причин и моего субъективного восприятия. Мне приходилось общаться со многими. Но я стараюсь поддерживать формат общения в рамках доброжелательности. Например, когда спустя много лет я встречаю своих коллег из аппарата правительства, люди не отворачиваются.

– У вас есть рецепт, как выживать на госслужбе, которая традиционно ассоциируется с интригами?

– В любом коллективе, будь он рабочий, педагогический, творческий, предпринимательский, интриг не меньше. В среде чиновников прослыть интриганом так же легко, например, имея точку зрения, отличную от других. Но надо понимать, что главное в работе чиновника – не интриги, а профессионализм, компетентность, обязательность, корректность. Без этого ни одно дело не делается.

– Как вам удалось сработаться с Наздратенко? (Евгений Наздратенко, бывший губернатор Приморского края, назначен председателем Государственного комитета по рыболовству РФ в феврале 2001 года. – Конкурент). Вас ведь изначально прочили на пост главы Госкомрыболовства, но ведомство возглавил бывший губернатор Приморья, потому что его надо было трудоустроить в федеральных органах власти. Как обошлось без конфликта?

– Период работы с Евгением Ивановичем непростой, но интересный. Он человек неординарный – трибун такой и умеет нравиться. Он достаточно харизматичен, умеет говорить то, что от него ждут. И не такой легкомысленный, как это представляли. У нас бывали иногда разные взгляды, но мы старались находить сбалансированный подход. Например, с определённого момента в Госкомрыболовстве начал действовать мониторинг за промысловыми судами. Когда я пришёл туда работать, это подразделение было в структуре одного ведомственного института. Мне казалось, что мониторинг должен быть самостоятельным видом деятельности, и очень важным. Я подготовил приказ, а подписал его Наздратенко. Не все согласились с этим. Пытались вернуть в прежнее состояние. Но в результате мои аргументы были приняты Наздратенко. Он умел выхватить главное и ценное. Он мог даже потом преподнести всё так, будто сам всё сделал.

На тот момент была очень непростая ситуация в международных отношениях по водным биоресурсам Каспийского бассейна. Пять стран – Россия, Туркмения, Азербайджан, Казахстан и Иран – одно море. Больше всех отличалась позиция Ирана. Многое в позиции Туркменистана, Азербайджана и Казахстана зависело от квотной составляющей России, а у Ирана была своя квота, и они не шли на создание единой системы квотирования. От этого очень сильно проигрывали остальные четыре страны. Стоило больших усилий убедить Иран стать членом международной комиссии и начать переговорный процесс. Евгений Иванович очень быстро ситуацию принял.

Мне очень польстило, что, когда рассматривалась возможность его назначения на высокую должность в федеральных органах власти, он пригласил меня и спросил, пойду ли к нему первым замом. Я поинтересовался, не сложно ли ему будет со мной? На что он сказал, что я единственный, на кого он может положиться.

– Вы имеете привычку дальше следить за карьерой тех людей, с которыми вам приходилось работать? Вот что сейчас делает Наздратенко?

– У него частная работа. После того как он ушёл из Совета безопасности, на госслужбу он не вернулся. Человек он достаточно активный, думаю, нашёл, в чём себя выразить. Не могу сказать, что мы постоянно поддерживаем с ним отношения. Но он знает, что я был назначен в Иркутск.

– Вам наверняка приходилось общаться с господином Касьяновым, вас не удивило, что он возглавил оппозицию?

– Я не пересекался и не пересекаюсь с Касьяновым. Я был помощником председателя правительства РФ. Эта должность не давала возможности близких отношений с главой правительства. Я работал больше с председателем правительства, чем конкретно с Михаилом Михайловичем Касьяновым. Просто после моего назначения Касьяновым на должность заместителя, а потом председателя Комитета по рыболовству, создавалось у всех ощущение, что я человек Касьянова. Но он назначал не только меня. А когда Касьянов ушёл из правительства, меня уже не было во власти.

– Почему вы ушли из Госкомрыболовства, где вам удалось много сделать?

– Мне очень нравилась работа в комитете. Я очень ценил её. За три года я туда вложил много. Кстати, Касьянов дал ответ на ваш вопрос в интервью ещё в 2003 году. Журналисты спросили его, в чём причина отставки Моисеева. Он ответил, что по состоянию здоровья. Вот и вся причина моего ухода. Мне была сделана сложная операция на позвоночнике. После выхода из больницы действительно было сложно работать. Я не мог сидеть, мог только стоять и лежать. В кабинете даже вынуждены были поставить специальную ортопедическую кровать. Мне было очень неудобно, люди приходят, а ты в полулежачем положении. Мне пришлось отменить три официальных визита за рубеж. Стало очевидным: надо уходить.

– После были предложения вернуться в федеральную исполнительную власть?

– Спустя некоторое время мне была предложена должность в правительстве РФ. Но она не была реализована по причине отставки правительства. Позже мне было предложено вернуться в Госкомрыболовство, которое было на тот момент преобразовано в агентство. Но я посчитал, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Хотя «рыбаки» мне потом говорили, что отказался зря. Люди меня знают, меня приняли. Я был первым председателем комитета, при котором были отменены ежегодные конкурсы на распределение квот в рыболовстве. Как правило, процедура затягивалась. И рыбаки получали возможность выйти в море, когда путина заканчивалась. Были введены пятилетние квоты. Сейчас, я знаю, и их срок хотят увеличить.

– Вы нашли в себе силы и вновь оказались во власти. И начали осваивать для себя новую сферу – региональную политику. Было трудно после Москвы?

– Региональный чиновник находится на переднем крае, и самое сложное – ежедневно осознавать ответственность перед людьми. Ты должен быстро принять решение либо сказать, почему ты не будешь то-то и то-то делать. Здесь уже нет возможности для отступления. Люди пришли и ждут от тебя конкретного решения. А остальное всё то же, что и в Москве. Когда я был в Госкомрыболовстве, у меня была возможность работать с регионами. В сфере деятельности комитета – 17 регионов. Мне часто приходилось выезжать, я был во многих районах Дальнего Востока, юга.

У меня всегда было желание попробовать себя в регионе. Был момент, когда в 2001 году мне было предложено работать заместителем главы администрации Нижегородской области, это моя историческая родина. Тогда я был первым заместителем руководителя комитета. Меня убедили, что делать этого не нужно. Время не пришло.

– Вы помните, когда впервые себе сказали вслух или про себя: «Слишком далеки мы от народа»? Были такие вещи, которые вас шокировали?

– Я, наверно, не сказал бы про себя, что далёк от народа. Даже работая в Госкомрыболовстве, завёл такое правило: если приезжали люди с мест, надо обязательно принять, выслушать и найти решение их проблем. Мы не были оторваны от народа. Это правило работает и сейчас. Чиновник должен быть доступным для людей.

– Вот мы это напишем, и вас ходоки замучают.

– Тут есть одна деталь. Надо понимать, что чиновник ценен не только этим качеством. Если только принимать людей, то не хватит времени делать свою работу, а она состоит не в том, чтобы открыть дверь и вести приём.

– В Иркутске, наверно, сбылись ваши худшие ожидания, я имею в виду состояние социальной сферы в условиях кризиса?

– Когда летом принимал решение, на такой формат событий я не рассчитывал.

– Приоритеты для себя изменили?

– Они у меня не меняются: надо взвешенно подходить к любой проблеме. Работа в социальной сфере, где государство оказывает услуги населению, даёт возможность показать людям, что у них есть права и любое нарушение интересов для человека существенно. В этом сложность. Трудности есть, всё непросто. Кризис – это не праздник.

– Вы оптимист?

– Да, без оптимизма нельзя работать. Он даёт возможность самому что-то менять.

– Как вы приняли Иркутск?

– Противоречиво. Город большой, и здесь чувствуешь масштабность страны и региона. Здесь есть чему и где развиваться. Изумительная, красивая территория, природа. Но внешний вид города… над этим много надо работать. Первое – надо здесь навести порядок.

Жена переехала со мной. Так что я не вахтовик и привык жить в семье. Семья для меня означает комфорт. Не исключено, что дети будут приезжать, когда работа позволит. Дочки Татьяна и Светлана остались в Москве. Они уже взрослые: одной 27 лет, другой – 25. Мы часто созваниваемся, они восхищаются, что у нас есть возможность бывать на Байкале. В Новгород они ко мне приезжали, но там были другие расстояния. Для меня важно, чтобы у них всё было в порядке, для них – чтобы у меня было всё в порядке.

– Вы можете сказать, что у вас всё в порядке?

– А что, есть информация, что не в порядке?

– Как вы своим личным временем распоряжаетесь?

– Личного времени остаётся очень мало. Раньше я занимался спортом. Сейчас просто люблю много ходить. Очень люблю ходить в книжные магазины. Для меня это как наркотик. В Москве я каждую субботу старался побывать в Доме книги на Новом Арбате и находился там часа по три. Шёл пешком с Поклонной горы. Люблю читать по три-четыре книжки сразу. Вот и всё моё свободное время. Сейчас смотрю и читаю всё, что попадается, про Иркутск. Надо понимать, где ты находишься. Надо знать историю основания Яковым Похабовым Иркутска в 1661 году.

Фото Николая БРИЛЯ