27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский.

В участке разобрались, и оказалось, что молодые люди приняли китайцев за японцев – и тех и других видели исключительно «на картинках». В Иркутск же прибыли два дня назад в командировку.

Ложная тревога

Летом 1904 года в Иркутске собралось довольно много агентов российских железных дорог, направленных в помощь в связи с войной на востоке. Большой нужды в них не оказалось, но молодые люди, настроившиеся на приключения, не спешили брать обратный билет. По утрам толкались они в пивных у дома Кузнеца, занимаемого управлением Забайкальской дороги, а потом отправлялись в Интендантский сад, где приставали к барышням, а возмущённых прохожих «награждали крылатыми словами», как сообщали «Иркутские губернские ведомости». Публикация называлась «Пришлые железнодорожники» и строго указывала, что им не следует воображать, «будто в Сибири всё позволительно».

В Иркутске, конечно, могли отличить китайца от японца. И с началом войны китайцы не уехали из Иркутска, остался даже один больной эпилепсией, всё лето 1904-го бродивший по центру города. Однако же ни обыватели, ни тем более власти не питали иллюзий в отношении «жёлтых братьев» и диверсий предполагали от них не меньше, чем от японцев. В июле неподалёку от станции Могзон обнаружили динамитные скважины, и старший геолог Иркутского горного управления г-н Тульчинский срочно выехал на место. Скважины, однако, оказались старыми, оставшимися от прокладки тоннелей при строительстве железной дороги, и «Иркутские губернские ведомости» поспешили успокоить читателей, поместив в номере от 27 июля заметку «Напрасные страхи».

Но с началом августа война живо напомнила о себе, и с весьма неожиданной стороны: в Иркутске разразился кризис с прислугой.

Бегство прислуги

И дворовая, и кухонная, и комнатная прислуга разбежалась, не дождавшись жалованья, побросав вещи и документы. Немногие из оставшихся дворников, горничных и кухарок не преминули воспользоваться ситуацией – потребовали повышения жалованья и вообще держались вызывающе.

Дело в том, что большая часть иркутян нанимала прислугу из крестьян, не очень сведущую в городском быту, но куда более честную, чем прислуга из ссыльных. За честность и приплачивали, между прочим, так что даже в разгар уборочной живущие «в людях» могли «откупиться», передав своим близким рублей 10-15 на наём дополнительных рук. Но война с Японией оттянула из деревни мужскую рабочую силу, и подёнщина резко подскочила в цене: в конце июля 1904 года пара рабочих рук обходилась уже в 1 рублей 20 копеек в день. Таких денег у большинства крестьянских семей просто не было – поэтому «городские» деревенские, бросив всё, устремились на выручку.

К концу июля с фронта начали возвращаться и первые волонтёры. 3 августа «Иркутские губернские ведомости» сообщили, что в лазарете Иркутского Дамского комитета Красного Креста размещён прибывший с последним транспортом счётный чиновник Иркутской контрольной палаты господин Гемпель. Образованный и чрезвычайно деликатный молодой человек, он считался завидной партией, и на другой же день после выхода номера в доме Фрумина на Амурской*, где разместился лазарет, собралось несколько делегаций. У входа в палату перешёптывались, что Гемпель награждён Георгиевским крестом, что в бою под Вафангоу его ранили в ногу, но, к счастью, её удалось сохранить. А вот один глаз Гемпеля совершенно не видит – следствие нервного потрясения.

Несколько барышень вызвались читать раненому газеты, и на другой же день он слушал, как в Кимильтейском, Куйтунском, Барлукском, Уянском и Зиминском приходах крестьяне приготовили для отправки на фронт 800 пудов пшеничных сухарей, а также ящик почтовой бумаги с конвертами, 8 пудов холста и полотенец. А жёны нижних чинов, призванных из Нижнеилимской волости, пожертвовали в пользу раненых по 5 копеек с каждого рубля выданного им денежного пособия. Ещё газеты сообщали, что в Иркутской губернии на время войны введена конская повинность и на специальных участках в Иркутске, Култуке, Верхоленске, Манзурке, Балаганске и Заларях ведётся приём лошадей. А в Иркутске учреждён распорядительный комитет по определению очерёдности доставки по железным дорогам грузов в пределах Иркутского военного генерал-губернаторства.

Врасплох

Ещё из газет было видно, что прибытие раненых застигает иркутские власти врасплох. Так, 3 августа на первой полосе «Иркутских губернских ведомостей» появилось объявление: «Экстренно-срочно! Ввиду начавшегося уже прибытия в Иркутск с театра военных действий больных и раненых, все лица, получившие повестки о числе назначенных у них к размещению воинских чинов, обязываются немедленно, не выжидая данного им десятидневного срока, изготовить у себя в доме или нанять помещения для больных и раненых и немедленно сообщить об этом».

Редакция «Иркутских губернских ведомостей» не удержалась и в следующем номере прокомментировала: «городское управление с июня месяца не вырешило вопроса о размещении раненых». Действительно, дума несколько раз собиралась, обсуждала, но… То управа не представляла необходимых сведений, то гласные увлекались абстрактными рассуждениями и обменом упрёками – а время шло.

В сущности, ситуация с размещением раненых показала и болезнь самой думы, зародившуюся ещё в 1898 году, когда к власти в городе пришли образованные, но лишённые хозяйственной жилки люди, для которых потребность выговориться и настоять на своём была более важной, чем будничная работа починки и смазки хозяйственного механизма. В 1904 году, наблюдая за дискуссиями об открытии лазаретов, «Иркутские губернские ведомости» дали точный прогноз, что в конце концов город просто сбросит постой раненых на обывателя.

«Мы тут подумали – и решили…»

В начале июля городской эвакуационный комитет успокаивал иркутян, что в домах стоимостью ниже 5 тыс. руб. раненые вообще размещаться не будут. А домовладельцам с недвижимостью от 12 тыс. руб. предложат для размещения по 2 чел.; собственникам недвижимости свыше 20 тыс. руб. – по 3 чел.; и т.д. То есть наименее обеспеченным иркутянам и обременение предполагалось меньшее. При расквартировке раненых обещана была плата 72 коп. в сутки за 1 чел.

Но при этом все расчёты исходили из того, что большая часть раненых разместится в специально устроенных городом лазаретах, а теперь, когда стало ясно, что их нет, обыватели встревожились. Особенно же встревожились проживавшие в Нагорной части Иркутска, куда водовозы часто не доставляли воды, а с конца июля 1904-го ещё и взвинтили плату за доставку. Ближайший к Нагорной части Саломатовский колодец передали пожарным, так что многие ездили за водой на другой конец города. К началу августа в городской эвакуационный комитет поступило 446 заявлений о замене содержания раненых денежным взносом (он, кстати, составил 50 руб. в год за 1 чел).

В поисках дополнительных мест городские власти уплотняли сибиряковскую богадельню, епархиальный лазарет. Городские больницы и без того уже были переполнены, что же до лазарета Иркутского Дамского комитета Красного Креста, то он распахнул свои двери ещё 30 июня.

Дамский подход

С самого начала военных действий иркутские дамы во главе с супругой иркутского губернатора А.П.Моллериус арендовали подходящее помещение в центре города и не просто отремонтировали его, а максимально приспособили для нужд лазарета. Получилось 12 просторных и светлых палат на 40 кроватей, две кухни, столовая, ванные комнаты, прачечная с асфальтированным полом, дезинфекционная. При наборе докторов и сестёр милосердия Дамский комитет отдал предпочтение волонтёрам.

К началу военных действий Красный Крест вообще был наиболее сильной общественной организацией. В Иркутске находился обширнейший склад, где одного белья, платья и продуктов насчитывалось на миллион рублей. При складе устроен был и так называемый пожарный сарай со специальной машиной для тушения и ёмкостями с водой.

7 августа иркутяне провожали на фронт Енисейский запасный батальон. Каждый офицер получил в подарок от Красного Креста полушубок, тёплые носки, дополнительную смену белья и мясные консервы; каждый солдат – кисеты с чаем, сахаром, табаком, письменными принадлежностями и с деньгами. А несколькими днями ранее в Харбин отправился Иркутский запасный батальон, так же заботливо экипированный Красным Крестом.

Новости от Силантия

К началу августа первые выздоравливающие начали появляться на иркутских улицах и базарах. Особое внимание привлекали моряки – их немедленно окружали и забрасывали вопросами. Одну из таких бесед описал фельетонист «Иркутских губернских ведомостей»:

«Польщённый вниманием матрос разговорился: «Вот вы тут спрашиваете, как воюют, значит… А разве можно рассказать? Примером, грот-мачта, рангоут – как вы это понимаете?».

Вокруг благоговейно молчали. Матрос оглядел всех, сердито сплюнул и ушёл. А недолгое время спустя торговец Силантий уже рассказывал покупателю, что мы, дескать, эскадрой воюем, а японцы – рандовутом. И скоро войне конец, потому как наши в Порт-Артуре миноноску наладили.

Покупатель глядит на Силантия недоверчиво-удивлённо, и Силантий обиженно говорит: «Точно знаем, нам про энто матрос балясил битый час. А ты, милчеловек, хошь образованную голову надел, да только супротив матроса не устоишь!».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.