В памяти старых земляков-хлеборобов секретарь обкома по сельскому хозяйству П.А. Мосягин оставался скромным агрономом МТС, пересекающим поле в плаще-дождевике с лошадкой под уздцы. Более поздние поколения руководителей воспринимали его как единственного защитника их интересов. Это при нём, при его активном участии и участии единомышленников из высоких кабинетов строились птицефабрики и свинокомплексы, создавался современный Белореченский агрогородок, осваивались новые земли из-под тайги, осушались Картогонские болота и Хиртойская долина, которые давали потом огромное количество кормов. Но кто знает, сколько сил, нервов, здоровья отнимал каждый новый шажок вперёд, каждый новый успех в аграрном секторе. Сегодня газета продолжает рассказ о бывшем секретаре обкома, первом заместителе облисполкома Мосягине и его времени.

(Продолжение. Начало в номерах газеты от 19, 20 февраля, 6 марта (№ 30, 31, 42).)

Как-то зимой 1990-го из боль-ницы позвонил Павел Акимович Мосягин и попросил зайти к нему. Он находился в одноместной палате. Казалось, что болезнь не очень-то сильно отразилась на нём. Такие же острые черты смуглого лица, такая же приветливая, располагающая к себе улыбка. Причина вызова была необычной. Он, бывший секретарь обкома партии по сельскому хозяйству, бывший первый заместитель председателя облисполкома, обратился ко мне с предложением помочь нескольким пациентам и работникам подготовить письмо в адрес пред-седателя облисполкома Ю. А. Ножикова с просьбой разрешить спецклинике № 2 (где и лежал Павел Акимович) обслуживать работников лесо-промышленного комплекса и аграрников. Эта инициатива скорее всего исходила от самого Юрия Абрамовича. Ситуация тех переломных лет была своеобразной. Теперь так просто не могли наши руководители сказать: мы обсудили эту проблему на исполкоме и решили, что спецклиника такая-то должна оказывать помощь таким-то и таким. Нужно было заручиться «голосом общественности».

Перестройка к тому времени уже выдыхалась, превращаясь в какую-то перебранку и даже в брань и ругань. Падала ответственность, снижалась дисциплина. Труднее дышалось. Чтобы лучше представить ту обстановку, расскажу одну историю.

Именно в тот период «Восточно-Сибирская правда» опубликовала письмо молодых научных сотрудников академгородка, недовольных тем, как отнеслись к ним, приехавшим в колхоз «Путь Ильича» Иркутского района на помощь, как организовали их работу. Авторы его недоумевали, почему их, учёных, отправляют на село и предлагают черновую малопроизводительную работу типа пикировки (пересадки) рассады. Вскоре газета печатает резкий отклик академика-геохимика Таусона. Автор дал волю своим эмоциям и, несмотря на то что был весьма далёк от сельских проблем, в категоричной форме заявил: таких руководителей, как председатель колхоза «Путь Ильича», надо в Магадан ссылать.

А тот пригородный колхоз, между прочим, был одним из лучших. Он поставлял городу огромное количество овощей, ранних и поздних, молока, картофеля. Успешно осваивал новые формы товарно-денежных отношений, внедрял последние достижения науки и передового опыта, что позволяло значительно сокращать долю физического труда на картофельных и овощных плантациях.

Можно представить состояние председателя колхоза Александра Александровича Менга. Приняв когда-то очень крепкое хозяйство от знаменитого Афанасия Ивановича Ощерина, он не только не сдал позиции (что, к сожалению, в прошлом случалось не раз при передаче власти от старого многоопытного молодому руководителю), но и приумножил достижения. Колхоз оставался флагманом среди сельхоз-предприятий Приангарья. И в награду за всё это – сослать председателя в Магадан. Ждать долго Менга не пришлось. Приехал в редакцию. Взволнованный, возбуждённый. Ответ мы сделали. Таусон уже позже заявлял, что конкретно против Менга ничего не имеет, даже уважает его, а имел в виду других. Кого именно из числа аграрников знал товарищ академик, человек, безусловно, незаурядный, который свою жизнь отдал «другому полю», неизвестно. Но дело было сделано.

Но если Менг в дальнейшем станет председателем Иркутского райисполкома, ещё позже – первым заместителем председателя облисполкома, то у других сельских руководителей судьба сложится куда хуже. Они примут немало душевных мук от брани, которая густым валом катилась из города, из различных печатных изданий на село. Деревню начинали обвинять в том, что там живут одни пьяницы, в колхозах сидят бездельники, а работают рабы. И вообще колхозы и совхозы – это сплошной агрогулаг, где правят красные помещики и агробароны. Вот какая складывалась обстановка в то время, когда проходила последняя наша беседа с Павлом Акимовичем Мосягиным.

– Про нас говорят: «партократы, партократы, нажились». А что я имел от того, что был на партийной работе? – с лёгкой усмешкой спрашивал тогда в больнице Павел Акимович. – Ну, книги мог покупать в первую очередь, и у меня сложилась хорошая библиотека, конечно, не такая, как у иных писателей, но всё-таки… А потом, ты посмотри, Геннадий, ведь наши товарищи руководители не зажились. Малов (бывший второй секретарь обкома КПСС) ушёл на пенсию, немного прожил и скончался. Дорошкевич (бывший заместитель председателя облисполкома) чуть больше шестидесяти прожил. Нет его с нами. Крощуку Степану тоже немногим за шестьдесят было, когда сердце не выдержало.

Павел Акимович продолжал печальный мартиролог, а я слушал и думал про себя: «Ты ведь тоже, Павел Акимович, недолго задержишься на этом свете». И он, словно почувствовав мои мысли, а может быть, эта тема уже неотвязно преследовала его, сказал спокойно:

– Вот и я, видишь, где нахожусь.

Друзья вспоминали его молодым – главным агрономом Нельхайской МТС (Аларский район). Помнят, как он обычно ходил в плаще-дождевике и, проверяя качество пахоты своих трактористов, пересекал то или иное поле с выдохнувшимся уже конём, которого держал под уздцы. Позже, после того как в «Восточно-Сибирской правде» появился очерк о нём писателя-фронтовика Владимира Николаевича Козловского, на Мосягина положили глаз в обкоме партии…

– А как мы тогда жили, работали, – вспоминал в разговоре со мной в больнице Мосягин. – Бывало, днём позвонят, скажут: «Павел Акимович, есть предложение назначить вас…». Наутро полуторка подъезжает. Чемоданы забросишь в кузов – и поехали в другой район.

Мне это тоже чуточку знакомо. В послевоенные годы отца-аграрника, начинающего преподавателя-учёного, перебрасывали то в одну республику, то в другую. С лета 1945 года по 1948-й пожили в четырёх населённых пунктах трёх республик: из Чувашии на Украину, с Украины в Молдавию, пока не осели на Тамбовщине. Помню, как полдня тряслись в грузовичке и лишь в полночь приехали в другой молдавский район. Но в таком напряжении в послевоенное время жила вся страна. И всё-таки путь Мосягина был более сложным, более тернистым и более ответственным.

…Мы хорошо уже знали друг друга, когда во время командировки встретились на долголетнем культурном пастбище (на поливном лугу) совхоза «Железнодорожник» Усольского района. Павел Акимович был мрачен, глубоко затягивался сигаретой.

– Ни черта тут не получается.

В то время «Железнодорожник» представлял для сельского руководства Приангарья серьёзную проблему, хотя и не только он один. Дело вот в чём. Как рассказывал мне один из руководителей Иркутскмелиоводстроя Владимир Моисеевич Маслов, зимой в нашу область приехали откуда-то из центра проектировщики-мелиораторы, чтобы подыскать площадку для создания поливного долголетнего культурного пастбища, которое обеспечивало бы зелёными кормами будущий молочный комплекс. Свои поиски они привязывали к Ангаре, учитывая дорожную инфраструктуру, близость городов, которые и следовало бы обеспечивать молоком. Рядом с такими крупными мелиоративными сооружениями и планировалось строительство крупных молочных комплексов, где использовались бы самые современные технологии, с высоким уровнем механизации.

По сути, предполагался дальнейший перевод животноводства на индустриальную основу. Начало положило создание птицефабрик. Они прекрасно себя показали. Затем пошло строительство свинокомплексов. Тоже стали получать очень хорошие результаты. Молочные комплексы были в Подмосковье (Щапово), ещё где-то, но перевод производства молока на промышленную основу оказался делом очень сложным. Я говорю об этом, имея в виду свою Иркутскую область.

Как мне помнится, было у нас три таких молочных комплекса: Казачинский под Боханом, Бажирский рядом с Заларями и в «Железнодорожнике». И ни один из них не радовал успехами – скорее, огорчал низкими показателями. Немало головной боли доставили и новые долголетние культурные пастбища. Воду приходилось брать из Ангары и подавать на большую высоту. В некоторых случаях создавались перекачивающие станции, были сложности с какой-то очисткой. Лишь намного позже, после многих лет поисков специалистов «Железнодорожника», руководимых директором В.М. Лифантьевым, после упорной работы самих животноводов удалось найти наиболее приемлемые технологии и молочный комплекс вошёл в число лучших в Сибири. Но в 70-80-е годы мы об этом и не мечтали. Неудачи тяжело переживались. А за работой комплексов, как тогда говорили, следили в Москве, в ЦК КПСС.

– Вызывают как-то нас в ЦК, – рассказывал Иван Фёдорович Маркаданов, руководивший в то время Иркутской сельскохозяйственной опытной станцией. – В отделе сельского хозяйства был предъявлен жёсткий спрос за низкие результаты. Павел Акимович объяснял неудачи сложными погодными условиями. Засуха, мол, сказалась, дожди поздно прошли. Наш руководитель, заместитель заведующего отделом, вызывает своего помощника: «Принесите метеоданные по Иркутской области». Приносят, смотрим. Всё отражено там. Когда дожди шли, какая температура стояла. «Ну что же вы говорите, что у вас сложная погода?» И давай нас стегать. Удивляюсь Павлу Акимовичу. Как он всё выдерживал, как терпел…