22 мая 1891 года в иркутском тире собрались члены общества охотников. Первые полчаса, как обычно, обсуждали насущное, но затем разговор странным образом перешёл на корзину из рогов диких коз – и мнения резко разделились. Часть членов настаивала на том, что рога для корзины должны быть из всех районов Сибири, другая же часть считала, что речь может идти исключительно о Хамар-Дабане и предгорьях Саян. Потому что именно там охотятся члены Иркутского общества охотников, а корзина – от них.

Корзина из рогов диких коз предназначалась в подарок Его Императорскому Высочеству цесаревичу Николаю.

Его возвращение из Японии через Сибирь вызвало настоящий переполох. Балаганские буряты снарядили в Иркутск целую делегацию, и она обошла всех серебряных дел мастеров, после долгих сомнений сделавших выбор на заведении Шульца. Там-то и заказали миниатюрную юрту из серебра со всею утварью (не исключался и прибор для перегонки араги!). Подставку сделали из полированного бурого угля – по замыслу, она должна была навести будущего государя на мысль о богатстве природных кладовых Балаганского округа.

А иркутские золотопромышленники решили преподнести массивное блюдо (разумеется, золотое) с видами приисковых работ и Иркутской золотосплавочной лаборатории. К блюду прилагалась солонка в виде ларца, по сторонам которого были ещё и фигуры с молотками в руках. Рядом с этим подарком, тяжёлым по весу и оформлению, выгодно отличалось серебряное блюдо от Иркутской городской думы, оформленное с изящною простотою. Кроме того, по заказу Думы был изготовлен альбом с серебряной крышкой тончайшей чеканки и 150 фотографиями Иркутска и окрестностей.

С 19 по 22 июня все подарки выставлялись в городской управе, к немалой радости иркутян. Особый интерес вызвала только вышедшая и ещё не попавшая на прилавки книга «Иркутск. Его место и значение в истории и культурном развитии Восточной Сибири», написанная на основе неизвестных источников.

Корысть в подкладке

Среди подарков был, конечно, и Адрес, над текстом которого потрудилась не одна опытная рука, ибо в вышивку слов вплеталась и надежда-пожелание – на реформы, на то, что дорога железная не обойдёт Иркутск стороной. «Милости монарха в связи с полными глубокой мысли и искреннего чувства его резолюциями на докладах бывших начальников края подают нам надежду, что недалеко то время, когда и наш город получит возможность пользоваться учреждениями, благо которых давно осознано в России. Учреждениями, обеспечивающими личные права населения и правильное распределение средств на общественные нужды. Надежды на то, что он перестанет быть центром края, принужденного принимать в себя отброски общества, и во всём сравняется и объединится с европейскими городами России», – писали иркутяне и резюмировали: «С проведением железной дороги падёт главная причина, препятствовавшая введению великих реформ, и наш город будет приближен к центру России. Нравственно эта отдалённость уже прекратилась в тот исторический момент, когда Восточная Сибирь впервые узрела наследника русского престола».

Вряд ли по возвращении в Петербург цесаревич-наследник перечитывал Адрес, но общее благоприятное впечатление об Иркутске было всё же составлено, а уж далее город постарался закрепить его и усилить. Ровно полтора года спустя после визита иркутский городской голова В. П. Сукачёв прибыл в Гатчину и был принят наследником-цесаревичем. Владимир Платонович предусмотрительно захватил с собой фото памятного знака у моста имени цесаревича Николая. Внушительный снимок пирамидальных столбов с позолоченными гербами и изящными надписями на чугунных досках живо напомнил недавнему путешественнику о двух днях, проведённых в Иркутске, и беседа потекла естественно и легко. А три с половиной года спустя Владимир Платонович прибыл на коронационные торжества, был узнан Государем и удостоен заверений в совершенном почтении. Но всё это после, после, а в середине июня 1891 года Иркутск был наполнен томительным ожиданием.

Ожидание

По расчётам, Его Императорское Высочество должен быть появиться в Иркутске 22 – 23 июня, но ещё 20 июня были сделаны последние приготовления: центр города усиленно декорирован флагами, вензелями, гирляндами из зелени, а местами и дорогими коврами.

На берегу Ангары, неподалёку от строящегося собора, красовалась специально выстроенная «Царская беседка» – каменная триумфальная арка, увенчанная государственным гербом. От неё начинался широкий спуск к пароходной пристани, по обеим сторонам от которого установлены были помосты для встречающих. Один из них предназначен был для властей и просто лучших представителей общества, другой – для золотой (а значит, учащейся) молодёжи.

Цесаревич прибыл на пароходе «Сперанский» 23 июня 1891 года и ровно в полдень был встречен городским головой под колокольный звон и ликование публики. В «Царской беседке» августейшего гостя ждали архиепископ Вениамин и высшее духовенство. В кафедральном соборе был отслужен молебен, после которого тройка лучших в городе лошадей отвезла Николая к дому генерал-губернатора, где, средь прочего, был обряд подношения Адресов и подарков. После сей утомительной процедуры началась экскурсия по городу. Маршрут её был традиционным для высоких особ: показывали учебные и прочие заведения, открытые без усилий казны, одним лишь старанием местного общества; а кроме того, возили в золотосплавочную лабораторию и в музей Географического общества. Всё это перемежалось обедом у генерал-губернатора, ужином в общественном собрании, кофе-брейк в Вознесенском монастыре и, наконец, открытием «Моста цесаревича», дальновидно приуроченным к визиту.

24 июля наследник отбыл из Иркутска – всё на том же пароходе «Сперанский». А вслед за ним на пароходе «Сокол» отправилась вся наличная власть. Так и плыли след в след сто вёрст, до станции Бархатово. Берег там весь обставлен крутыми холмами, и каждый оказался в тот день усыпан крестьянами из окрестных деревень, а также верхоленскими бурятами, специально привезёнными и одетыми в национальные костюмы.

В том, что Его Императорское Высочество сойдёт на берег, ни у кого не было никаких сомнений: у выезда на Московский тракт поджидал уже целый «поезд» из экипажей, да и крестьянские депутации накануне ещё получили подробнейшее наставление, «как ступать и как кланяться» при приближении Государя.

… Давно уж рассеялась пыль за последним экипажем, а на холмах всё крестились и кланялись.

Впечатление

11 августа в Иркутск пришло сообщение, что наследник благополучно возвратился в Санкт-Петербург, и в присутствии генерал-губернатора и всех высших чинов в кафедральном соборе был отслужен благодарственный молебен. Только после этого всё успокоилось и как-то начало осмысляться.

Барышни хвалили открытый к приезду цесаревича фонтан в виде цапли с поднятым клювом, а также транспарант с изображением поезда, идущего по тайге. В фотографиях Шнее и Милевского подсчитывали доходы от продажи портретов наследника. В питейных заведениях вспоминали бесплатные увеселения в день прибытия цесаревича: карусель, «живые картины», акробатические представления, волшебный фонарь, столб с призами, огромные кружки пива и кружки на память – с августейшим портретом.

В канцелярии генерал-губернатора оживлённо обсуждали высочайший указ о смягчении участи ссыльных, принятый по случаю посещения Сибири наследником. А в городской управе откровенно радовались, что в связи с визитом разобрали-таки останки гостиных рядов на площади и подзасыпали мусором ямы.

В память о пребывании цесаревича золотопромышленник Яков Немчинов пожертвовал 10 тыс. руб. в пользу голодающих, 10 тыс. руб. в пользу прокажённых Якутской области, 10 тыс. руб. на устройство дачи для Девичьего дворянского института и 20 тыс. руб. на обустройство переселенцев. К годовщине пребывания в Иркутске наследника агинские буряты подписались на 8000 руб., проценты с которых составляли стипендию для одного буддиста в Иркутской учительской семинарии. А гласные Иркутской городской думы собрали 100 тысяч рублей и открыли училище для слепых детей. В годовщину высочайшего посещения был молебен в кафедральном соборе, а после него – обед в усадьбе городского головы, с торжественным зачитыванием приветственных телеграмм в Петербург, равно как и ответных.

Предзнаменование

Вспомнили и о телеграммах, отправленных после инцидента в Японии, где полицейские без стеснения подняли на цесаревича руку. В Иркутске к этому отнеслись не столько с негодованием, сколько с беспокойством – так беспокоятся за ребёнка, которого по недоразумению одного отпустили в дорогу. В теле-грамме Их Императорским Величествам иркутяне не скрыли недоумения: «Как решились отправить одного?».

По физическим меркам Николай, безусловно, достиг совершеннолетия, но его внутренняя незрелость ощущалась и на расстоянии, и особенно в непосредственном, близком общении. Двухдневное пребывание будущего государя в Иркутске у многих оставило щемящее чувство тревоги. В самый день приезда, когда нарядная публика смотрела фейерверк, сгорела усадьба на Саломатовской, а вслед за ней – паровая лесопильня и мельница. Убытки огорчили, но ещё более испугало предзнаменование.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.