Можно смело сказать, что сегодня проблема нравственного здоровья подрастающего поколения – одна из самых острых в нашей стране. Идут горячие споры о том, как оградить юную смену от тлетворного влияния улицы, как привить детям чувство патриотизма, уважения к отечественной истории; одним словом, как воспитать достойных граждан нашей Родины. Самая свежая информация: в Кемеровской области по указанию губернатора Тулеева даже введён для подростков, не достигших 16 лет, «комендантский час»: им запрещено без взрослых появляться на улицах после 10 часов вечера и до 6 часов утра следующего дня. Можно, конечно, по-разному относиться к крайним мерам, можно спорить о том, разумно ли строить воспитание только на принципе строгого запрета, но я считаю: если бы современная педагогика чаще обращалась к наследию нашего педагога-новатора Антона Семёновича Макаренко, если бы выпускники современных педагогических вузов внимательнее и бережнее относились к его опыту по работе с трудными подростками, можно было бы сегодня избежать множества досадных, а подчас опасных ошибок в общении с ребятами.

Не случайно Антон Семёнович, словно предвидя ситуацию, сложившуюся сегодня в нашей школе, писал: «Нет детей-правонарушителей, есть правонарушительская педагогика… Учителя надо сначала учить ходить, шутить, смеяться и только потом нагружать специальными знаниями». Беру на себя смелость утверждать: «ходить, шутить, смеяться» будущих педагогов в наших вузах не учат. Скажу более категорично: в области теории воспитания Российская академия педагогических наук, на мой взгляд, ничего нового не создала.

Мой личный педагогический опыт и преподавательская практика в средней школе исчисляются не одним десятком лет. И я убеждён в том, что в мире существует единственная теория воспитания, позволяющая вырастить трудолюбивых, честных, деловых людей. И это теория, творцом которой был А.С. Макаренко — умный, требовательный, искренне преданный детям человек, который однажды признался в том, что он «исповедует бесшабашную, безоглядную уверенность в неограниченном могуществе воспитательной работы, основой которой является коллектив, способный исправить любые недостатки характера…».

Именно Макаренко был на протяжении всего моего творческого пути и наставником, и критиком, и советчиком. Я старался следовать его наставлению в том, что в коллективе «не должно быть человека, выпученного в виде прыща или размельчённого в пыль». Сегодня, оглядываясь на прожитое, могу с удовлетворением отметить: благодаря Макаренко мне удавалось создавать в школах, где я работал, именно такие ребячьи коллективы.

Первым моим коллективом был восьмой класс Киренской средней школы, куда я пришёл классным руководителем в далёком 1955 году. Не успел как следует познакомиться с ребятами, как они уехали на сельхозработы в колхоз. А когда вернулись… Когда вернулись, это был не школьный класс, а самовольное, абсолютно неуправляемое сообщество подростков. Им ничего не стоило уйти из класса в кино, надерзить учителю, сорвать урок. Им, казалось, всё было нипочём. «Ты что, — говорили мне, начинающему педагогу, коллеги, — не можешь взять их в руки? Мужик ты или не мужик?».

Но что значило «взять в руки» эту распоясавшуюся вольницу? Стать для неё суровым надзирателем или всё-таки попытаться найти какой-то иной путь к подросткам? Я предпочёл второе. Потом уже я ездил с ребятами в колхоз, и не всё сразу налаживалось в наших отношениях. Но всё-таки я искал и находил. Понял, что во внеклассной работе (а сбор урожая – это ли не настоящая внеклассная работа!) очень важны три принципа. Это неформальное общение с ребятами, честная и непредвзятая информация обо всём, что их интересует, и, наконец, поддержка авторитета лучших. И ещё я понял, как был прав Антон Семёнович, поощряя среди своих колонистов честное соревнование. Правильно организованное в отдельном ли классе или во всей школе, именно оно может свести на нет дедовщину в ребячьем коллективе. Ту самую, что спустя несколько лет, если её не пресечь, может обернуться большой бедой в армейской казарме.

В 1958 году меня на несколько месяцев назначили исполняющим обязанности директора школы. Ответственность возросла, а с нею и мой интерес к практике Антона Семёновича. Это ведь он на основании своего личного опыта вывел вот какую, казалось бы, простую формулу: «Мероприятий не должно быть более одного в месяц, но весь месяц к нему надо готовиться. Именно так, всем школьным коллективом, мы готовились к нашим мероприятиям, и они проходили неформально, нескучно, становились маленькими событиями школьной нашей жизни…»

И по мере того, как складывалась моя карьера (а я вскоре стал директором киренской школы № 1, потом был назначен заведующим Иркутским РОНО), Макаренко становился мне всё ближе и ближе. Мне сейчас кажется, что это именно он подсказал необычный метод проверки работы одной из школ Иркутского района. Я предложил старшеклассникам инспектируемой школы тему сочинения: «Что хорошего и что плохого в моей школе». А потом, прочтя написанное детьми, понял: подростки всё видят, замечают все недостатки и даже по-своему, по-ребячьи, но со смыслом предлагают пути исправления недостатков. С тех пор всем школам района было рекомендовано внимательнее, уважительнее относиться к мнению подростков, опираясь на него в сложных ситуациях. Между прочим, в 1965 году школы Иркутско-сельского района заняли в области второе место в обучении и воспитании ребят.

По сложившимся семейным обстоятельствам я многие годы проработал в школах Ленинграда. Нечего и говорить, как внимательно и уважительно мы с ребятами изучали историю города-героя. Я старался все эпизоды его блокады, его борьбы за жизнь, его освобождения из вражеского кольца использовать в своей педагогической работе. Но не только этот удивительный город был моим союзником. Не переставал им быть Антон Семёнович Макаренко. Ведь это его наказ: «Взял новый коллектив – встань в строй! Прими устав и программу коллектива. Завоюй авторитет. Выходи вперёд и поворачивай в нужном направлении. За тобой пойдут!».

И ведь шли за мной ребята! Не потому, что боялись меня, а потому, что понимали и принимали мои требования, замечания и, конечно, поощрения. Вот это ребячье доверие было для меня высшей наградой. Будучи классным руководителем 8-го класса 273 ленинградской школы, я прошёл все три года до выпуска без единого конфликта с ребятами. После совместного турпохода они как-то заявили мне: мы счастливые, мы одна семья. Скажите, может ли награда школьному учителю быть более высокой? Но эта награда не только моя. Она по праву принадлежит человеку, отдавшему своё сердце детям, – Антону Семёновичу Макаренко.

В конце восьмидесятых годов прошлого века проходил в Москве съезд, посвящённый столетию Антона Семёновича. Были приглашены зарубежные коллеги. Они привезли изданные в их странах монографии, книги, научные исследования – словом, целое собрание сочинений, главным героем которого был наш талантливый педагог-новатор. А мы, его соотечественники и прямые наследники его опыта, ничем подобным похвастать не могли. Мне лично было тогда очень обидно. Как обидно и по сию пору: много теряем мы, задвинув подальше прекрасные, правдивые книги Антона Семёновича. Воистину, пренебрегая его опытом, подтверждаем горькую истину: нет пророков в своём Отечестве.