У каждого свое хобби. Мое хобби – это «хронология слов», мне нравится фиксировать появление новых «модных» слов и выражений в точной привязке к годам и даже временам года (реже – к конкретным месяцам и неделям).

У меня записаны почти все ходы языковых игр, в которые люди играли друг с другом в последние 15 лет. Причём игр элитных и игр совершенно простонародных. Вот, например, у меня в руках тетрадочка, подписанная как «слова элитные», а на мониторе раскрыт файл с одноимённым названием. И всегда можно посмотреть и вспомнить, что слово «модератор» начало вязнуть на зубах и виснуть на ушах весной 1995 года, а слово «субсидиарность» пришло к любителям остроактуального словца осенью 1996 года. 2000-й – год прихода страшного слова «дедлайн». «Бэкграунд» стало модно произносить с умным видом в 2002 году. 2006-й – это год «Форсайта» и «эндаумента». Нам ли, иркутянам, не помнить про «Форсайт».

В том же году совершенно неожиданно ворвалось и закрепилось в новоязе разнообразных аналитиков и прогнозистов слово «кластер». Как и положено, им стали называть всё подряд – от крупного территориально-хозяйственного комплекса до отдельной птицеводческой фабрики с сопроводительной деревней. Кластерами стали называть и регионы, да так часто, что слово «регионоведение» хотелось переименовать в «кластероведение» или даже в «кластерологию». И иногда даже возникала мысль о переименовании Российской Федерации в «Российскую Кластерацию». «Субъект Российской Кластерации» – ну разве не красиво? Или: должность главы региона – «кластератор»? Исполняющий обязанности «кластератора» Иркутской области Игорь Есиповский? Прелесть, а не строчка в служебной биографии. Есть у меня и тетрадочка (плюс файл в компьютере) с названием «Язык как враг народа». Тут всякие словечки и выражения от людей, не претендующих на элитарный статус.

2004-й год. Исчезает выражение «говорить по трубе». Кто-то уже и забыть успел, что «трубой» называли сотовые телефоны. «Трубу» заменили «мобильниками», «сотовыми», «мобильными» и реже – «сотиками». Ещё реже – «мобилами» и «сотыгами».

Осень 2005 года. В разговоре «реальных пацанов» зафиксировано выражение «речи нет». В значении «замётано», «железно», или, что было актуально ещё совсем недавно, «базара нет»!

Интересно, например, что за пару-тройку лет до этого упомянутые «пацаны», восхищаясь или просто одобряя что-либо, любили апеллировать к авторитету реальности: слово «реально» для них было знаком высшего одобрения. «Реальный пацан» – лучшая строчка в «пацанском резюме».

А вот клубная молодёжь столицы, не чуждая эстетизму гламурного типа, в те же 2002–2003 годы делала ставку на метафизику. Одобрение той или иной вечеринки или произведения искусства обозначалось словом «нереал» или прилагательным «нереальный».

Опять две вечно враждующих фракции молодёжи – «продвинутые» и «нормалоидные» – не находили общего языка.

История модных слов полна парадоксов и, кстати сказать, неактуализированных альтернатив.

Вот было слово «олдовое». Скорее всего, его ещё шестидесятники запустили, но рас-цвело оно в последних поколениях советского андеграунда. А вот слово «янговое» (или «янги») не состоялось. Почему? Интересно, но совершенно непонятно.

В 1990-е верхом эстетства считалось употребление слова «колбаситься». Всем казалось, что слово это наиновейшее, моднее некуда.

Вовсе нет. Слово достали из запасника. В 1988 году в журнале «Нева» была опубликована документальная повесть Владимира Рекшана «Кайф». Это были фактически мемуары одного из ведущих героев русского рока о раннем периоде его истории. Повесть тогда активно читалась и обильно, я бы сказал, насквозь, цитировалась. Мой друг, например, обожал использовать взятый оттуда явно вымышленный афоризм: «У каждого свой рок-н-ролл, как сказал Э. Пресли», или вставлять замечательное выражение «инвалид от рок-н-ролла».

Я перечитал эту повесть 15 лет спустя. Так вот, там в описании какого-то концерта, случившегося в конце 1960-х, использовалась фраза: «За кулисами колбасились девки». А ведь в 1980-е читатели, перерывшие всю повесть в поисках материала для модного цитирования, вообще не заметили этой фразы. Главный молодёжный глагол постсоветской России никем не был замечен в финальные годы России советской.

Словно бы тогда время его ещё не пришло, не подоспела «современность» – в каком-то мистическом смысле этого понятия. Он словно ждал своего времени, своей – не рок-н-ролльной, а клубной – молодёжной культуры.

И вот на улице весна 2008 года.

Появляется очередное актуальное молодёжное выражение – «в проброс». Олдовые люди, и я вместе с ними, размышляют и пытаются понять, что оно значит. В речи это может звучать так: «Он в проброс назвал его последними словами». Или: «Она в проброс дала ему понять, что любит его».

Это как бы «проверить на прочность». И одновременно – сделать что-то походя, с лёгкостью, не задумываясь над последствиями. Какое замечательное весеннее выражение! Надо обязательно научиться им пользоваться.

Ведь проверять на прочность, не задумываясь о последствиях, – отличная и совершенно весенняя стратегия жизни.