Памятные встречи
«Жизнь – явление полосатое», – любила повторять Наталия Ильинична Сац. В книге «Новеллы моей жизни» она подробно проиллюстрировала эту мысль, рассказав о своей жизни в ГУЛАГе, ссылке в послевоенную Алма-Ату, где вопреки всему успешно занималась театральной и оперной режиссурой.
Думаю, что судьба известной тележурналистки А.В.Андреевой (Савка) во многом перекликается с тем, что пришлось пережить основательнице знаменитого детского театра в Москве. Но знак равенства между двумя непростыми женскими судьбами ставить, безусловно, нельзя хотя бы потому, что Александра Владимировна, в отличие от Наталии Ильиничны, отправилась в свою первую ссылку в … двухлетнем возрасте.
За три недели до начала Великой Отечественной войны из молдавского села Костичаны выслали очередную группу «врагов народа». Там был и Георгий Иванович Савка («руководитель либеральной партии, который агитировал, поддерживал» и т. д) – из местных крестьян, любивший в компании друзей перемывать кости новой власти. Однако свободомыслия даже в таком простонародном варианте советская власть не терпела и при первом удобном случае расправлялась с доморощенными «мыслителями» известными способами. Словом, и самому Георгию Ивановичу, и его многочисленному семейству с детьми и внуками (младшему было три недели) пришлось ранним июньским утром 41-го отправиться очень далеко от родных мест. Но «жизнь – явление полосатое»: ссылка в далёкую неведомую Сибирь спасла большое семейство от неизбежной гибели в самой страшной войне минувшего века.
Одетых легко, по-летнему, с наскоро собранными домашними пожитками людей привезли в село Долгово Тюменской области. Молодая невестка Георгия Савки Ниночка захватила из дома большое стёганое одеяло из овечьей шерсти, оно и спасло двоих её детей от гибели. Впрочем, жизнь младшего сынишки долго висела на волоске: истощённого, болезненного ребёнка вместе с другими детьми поместили в сельский детский сад. «Давайте, мы будем его порцию еды отдавать сестрёнке? Девочка у вас крепкая, здоровая, а мальчик всё равно умрёт», – всерьёз предлагали воспитательницы молодой маме, которая вместе со всеми ссыльными сутками пропадала на сельхозработах. К счастью, страшный «прогноз» не оправдался, ребёнок выжил.
Через год переселенцев погрузили на баржи и отправили дальше, за Полярный круг. На пустынном берегу Карского моря, где им предстояло прожить несколько долгих голодных лет, не было ни жилья, ни других примет человеческого обустройства. Женщины принялись рыть землянки. Мужчин отправили далеко в море ловить рыбу. Вскоре здесь, на полуострове, появился рыбзавод – ссыльные готовили консервы для фронта.
— Удивительной внутренней силой, волей к жизни обладали мои родители, – рассказывает Александра Владимировна. – Жили на нарах, семьи были разделены занавесками, а мы, дети, не чувствовали себя обделёнными. Учились в школе при свете коптилок из нерпичьего жира – полярная ночь долгая. Из школы возвращались чумазые, в саже. Здесь нас принимали в пионеры (мой первый галстук мама сшила из чьей-то красной пелёнки), огромной радостью были книги Аркадия Гайдара, Валентина Катаева, Маргариты Алигер. Небольшой местный «департамент» назывался «фактория». Там был главный источник информации – радио. Оно гремело весь день, и мы жили героическими событиями на фронте: где идут бои, какие потери, кто отличился в сражениях и так далее. На берегу Карского моря выжившие спецпереселенцы встретили День Победы. В 47-м родители рискнули вернуться домой, в Молдавию.
Дома, в Костичанах, пришлось прожить совсем недолго. Кто-то из своих, недовольных возвращением большой шумной семьи, написал донос. За этим последовало новое дело в НКВД на «самовольно покинувших место ссылки»; дальше по привычной схеме – семью на повозку, потом в пересыльные тюрьмы и в Сибирь. Особым совещанием при МВД СССР Владимиру и Нине Савка с четырьмя маленькими детьми определили место ссылки в иркутском посёлке Лисиха. Ровно шестьдесят лет назад, в мае 1948-го, товарный состав с большой партией «врагов народа» из Украины и Молдавии привезли на вокзал в Иркутске. Вскоре «враги» уже были в лагере для спецпереселенцев, а на следующий день отправились трудиться на кирпичный завод.
Многодетной семье Владимира Савки повезло: ей выделили девятиметровую комнатку на шестерых. Прочих селили по 2-3 семьи вместе.
– Я никогда не чувствовала, не воспринимала себя как ребёнка. Всегда надо было что-то делать по дому: стирать, мыть, готовить, нянчиться с малышами. Это считалось в порядке вещей, за это не хвалили – просто каждый должен был делать своё дело. Родители от зари до зари вкалывали на заводе, я, старшая дочь в семье, вела домашнее хозяйство, – продолжает рассказывать Александра Владимировна. – Отдыхом, большой радостью были книги – те же Катаев и Гайдар, позже Марк Твен, Конан Дойль, Жюль Верн, другие, на которые у меня оставалась только ночь. Книги были так же важны, как хлеб и вода. Или даже ещё важнее.
Лагерь спецпереселенцев постепенно отстраивался, появлялись новые дома. Семьи были большие, многодетные. Детвора старалась жить как все: ходили с красными галстуками, после школы занимались во Дворце пионеров, где было множество замечательных секций и кружков. Пешком – за много километров – отправлялись на спектакли ТЮЗа, устраивали свои домашние концерты. И, конечно, помогали по дому, вернее, в отсутствие старших, занятых производством кирпичей почти круглосуточно, едва подросшие девчонки и мальчишки разбирались в домашнем хозяйстве лучше иных взрослых. Может, от того, что день был заполнен до отказа, в посёлке, где жили спецпереселенцы, не было пьянства, скандалов и драк?
Иждивенчество как жизненный принцип полностью исключалось. Как бы ни уставали старшие Савки на заводе, под окнами их комнаты всегда были грядки с зеленью и цветами, во дворе – стайка с поросёнком. Они твёрдо усвоили ещё в юности: если у человека есть хотя бы кусок земли, он выживет, сумеет прокормить семью. И преподали своим детям ещё один важный жизненный урок: надеяться, как бы трудно ни было, надо только на себя, на собственные силы и разум.
Дожившая до глубокой старости мать шестерых детей Нина Васильевна Савка поражала окружающих трудолюбием, принципиальностью, честностью. Любовью к книгам, хорошим стихам, картинам. И ещё своеобразным отношением к тому, что принято считать жизненными ценностями. Обзаведясь маленьким домиком, она буквально утопила его в цветах. Каждую весну двор заполняли тюльпаны, пионы, в крошечном «лесном уголке» полыхали жарки, на специальной поляне благоухали сотни ландышей. С ними у Александры Владимировны и других членов семьи связаны особые воспоминания.
Ландыши выращивались для продажи. Сезон их недолог – конец весны и начало лета. У Нины Васильевны был разработан в этой связи настоящий ритуал: она поднималась на рассвете, готовила маленькие изящные букетики (несколько стебельков с беленькими колокольчиками обкладывались широкими зелёными листьями и перевязывались ниточкой), ставила эту благоухающую красоту в специальный таз с водой, брала лёгкий складной стульчик и не завтракая, натощак, чтобы не отвлекаться от работы поиском туалета, отправлялась на какой-нибудь людный перекрёсток. Выросшие и вполне успешные дети только вздыхали, когда знакомые начинали снова и снова осуждать их за «эксплуатацию труда пожилой матери».
– Я в ваши дела не лезу, и вы мне не мешайте, – резко обрывала все попытки пресечь её ландышевый «бизнес» Нина Васильевна. Она продавала бело-зелёные душистые букетики и летом 2005-го, незадолго до смерти.
В начале 90-х известный молдав-ский режиссёр-документалист приехал в Иркутск, чтобы снять фильм о Нине и Владимире Савка. Много беседовал с обоими и потом сказал старшей дочери: «Ваш отец – простолюдин, но мать – настоящая аристократка».
Как многие её послевоенные сверстницы, Александра хотела стать артисткой. Но суровая родительская школа научила браться только за то дело, в успех которого веришь до конца. Девушка подумала-подумала и не рискнула ехать за тридевять земель в Москву. Поступила в Иркутский педагогический – возиться с детворой она привыкла ещё во время первой семейной ссылки. Успешно окончив учёбу в вузе, несколько лет отработала в бодайбинской школе (литература, русский, история), потом пути-дороги привели её в Братск. Там, собственно, молодую обаятельную женщину и пригласили на местную телестудию. Шёл 1968 год, значит, в нынешнем, 2008-м, телесудьбе Александры Савка исполняется ровно сорок лет.
Огромный домашний архив журналистки под стать доброй музейной коллекции. А россыпь фотографий в её альбомах – умное, обаятельное, волевое лицо профессиональной телеведущей – подробно фиксирует чуть ли не каждый шаг создательницы десятков телевизионных передач и циклов. Сначала – детских («Жарок» и клуб «Мушкетёр»), позже – подростковых, молодёжных (например, тележурналы «Компас» и «Красная гвоздика» для старшеклассников), всевозможных диспутов, дискуссий на актуальные в те времена темы. Множество её фотографий теперь настоящие раритеты: рядом с Тихоном Хренниковым и Александрой Пахмутовой, Виктором Павловым, Владимиром Трошиным, Зурабом Церетели, Иосифом Кобзоном, Виктором Ваксельбергом, Эдуардом Росселем, Оскаром Фельцманом, Виталием Соломиным и многими, многими другими знаменитыми, талантливыми.
— Боже, где вы их находили? – тихо изумлялась я её очередному фотораритету.
– Как где? – в свою очередь удивлялась моей наивности Александра Владимировна. – Просто звонила, встречалась и делала передачи.
– И все вот так сразу соглашались?
– Да, проколов почти не было. Только Надежда Бабкина отказалась, когда узнала, что платить ей никто не собирается…
Магия голоса Александры Владимировны открывала двери домов Георгия Свиридова и Андрея Петрова, Андрея Вознесенского, Риммы Казаковой, Юрия Саульского, Александра Шилова, Аллы Ларионовой и Сергея Михалкова-старшего – записи этих передач теперь хранятся в её домашнем архиве. В начале 90-х позвонила Пахмутовой и, получив согласие на запись, попросила, чтобы в квартире композитора и поэта был Иосиф Кобзон.
– Как вы это себе представляете? – засомневалась Александра Николаевна.
– Я сама позвоню Иосифу, – ответила её иркутская тёзка. И действительно, дозвонилась, договорилась.
— Кобзон провёл с нами не полчаса, как обещал сначала, а весь вечер. Мы пили чай, разговаривали, потом Александра Николаевна села к роялю, Иосиф запел. А я тихонько заплакала от счастья.
Чем человек значительнее, чем громче его имя, тем он проще и доступнее – эта нехитрая истина проверена многолетним опытом общения моей героини с подлинными звёздами науки, культуры, искусства. Знаменитый ленинградский скульптор Аникушин, далеко не молодой и сверхзанятый, целый день колесил вместе с Александрой Владимировной по городу, показывал свои памятники, потом повёз в мастерскую, потом на Пулковскую панораму – грандиозный памятник подвигу народа в Великую Отечественную.
Надо было видеть, как кинулись к скульптору смотрительницы, простые работники Пулково, как его все уважают, любят. Итогом этих путешествий стала большая передача о жизни и творчестве замечательного скульптора.
Несколько встреч Александры Андреевой с Артёмом Боровиком легли в основу одноимённой программы.
– Мы беседовали о нашем времени. Совсем молодой Артём поразил меня не только глубиной своего мышления, широтой кругозора, но и, без преувеличения, высотой нравственности. «Александра Владимировна, – размышлял вслух Артём, – сейчас можно говорить обо всём, писать – тоже. Но реакции при этом никакой не будет. Полная свобода: критикуй кого хочешь, как хочешь и сколько хочешь. Всё равно воруют так, будто живут последний день на этом свете». Эти встречи были записаны в конце 90-х, незадолго до трагической гибели молодого журналиста.
И ещё одна фотография из бесценного архива иркутской тележурналистки достойна отдельного рассказа – на ней Александра Владимировна рядом с двумя маршалами, Баграмяном и Белобородовым.
– Эта история из тех, которые я называю «круг замкнулся», – говорит Александра Владимировна. – Песню «В землянке» я разучивала ещё во время первой семейной ссылки в посёлок Антипаюта, в пятистах километрах за Полярным кругом. Мы пели её школьным хором, поражаясь простоте и психологической точности музыки и слов. Прошли годы, мою семью сослали в Иркутск, и, бегая на занятия во Дворец пионеров, я видела бюст Героя Советского Союза, нашего земляка Афанасия Белобородова. Ещё несколько лет спустя, уже в качестве журналиста иркутского ТВ, я снимала очерк об этом героическом человеке у него на даче. И узнала, что замечательные стихи про огонь в тесной печурке и прочие символы любви, нежности и героизма в кровавой и жестокой войне были написаны Сурковым в землянке Белобородова!
«Жизнь – явление полосатое», – вслед за Наталией Ильиничной Сац могла бы сказать Александра Владимировна Андреева (Савка). Которая вопреки самым чёрным периодам в жизни её семьи, её страны смогла не только выжить, выучиться любимому делу, но и создать собственный яркий и увлекательный мир тележурналистики, рассказав с экрана ТВ об уникальных судьбах наших замечательных современников.