На обширной ферме графини Марицы (свиньи, коровы, овцы, куры и т.д.) управляющий Тассило констатирует факт заболевания животных чем-то вроде птичье-копытного гриппа (или хуже)… Радиоактивное облучение, генетическая мутация? Но хозяйка и разбираться в этом не желает! Она управляющего увольняет (гонит в шею), он идёт изливать своё горе цыганам, однако подоплёка крутой расправы – та, корень которой разгадал в своё время доктор Фрейд. Марица влюблена в Тассило, в том себе пока не признаваясь, ей сдаётся: убери объект страсти (libido), то и «с глаз долой – из сердца вон!». Извечное заблуждение!

Впрочем, любителю оперетты «Марица», конечно, не в новость, в нашем театре она ставилась много раз, с 40-х годов, а «интрига» этой постановки, на мой всегдашний взгляд, – как артисты двух составов, вступая в вольно-невольное состязание, интерпретируют замысел режиссёра В. Вавилова, заслуженного артиста РФ из Красноярска. А что, замысел был? Пожалуй, хотя бы в рефлекторных выплесках «из-под текста»…

Начну с показательного В. Варлашова в роли князя Эстергази, представляющего знатнейший старинный род венгерских магнатов (среди которых в 18 веке был Миклош Эстергази – покровитель великого Иозефа Гайдна). Он огромен, кажется в полсцены, ослепителен – в ярчайше-красном мундире, голосом весёлым, хлёстким, «выстреливающим», как бич укротителя хищников, остроумно-глупые реплики («От зависти не лопну я – взорвусь!»). А приглядеться: конечно, «терминатор» он безопасный, опереточный, однако настоящая бомба секс-рыцарства (Фальстаф, но ещё молодой, лет 40): «Вытащу вас из горящего дома (это – Марице), но нет нигде пожаров; брошусь под колёса вашего экипажа, но лошади шарахаются от меня (ещё бы!); спасу из волн Дуная, только попробуйте утонуть!..»

Я, презентует он себя, кавалерист, и представляется под стать ему конь, что-то из богатырской сказки, прыгающий через пропасти, летающий через хребты… И такой взбрыкивающий трюк – тик бедра у него, будто каждую минуту готов прыгнуть в седло или оседлать что-то, кого-то…

Вот такой князь – Варлашовский – не даму повезёт в кабаре, а кабаре привезёт к ней в поместье. А канкан уж такой оторвут, когда девочки, визжа, юбочки задрав, попки в зал – а публика овацию им в благодарность!

Эту чрезмерность комедийной палитры Варлашов как мастер оправдать, конечно, может, но ведь знаем же и ту его сценическую манеру, где он, если позволите, оперетный «реалист». А посему, полагаю, он играет установку красноярского режиссёра (тот сам был актёром-комиком, за что – и звание ему), на «всё сверх позволено», жми на полный газ, никаких тормозов, смеши изо всех сил!

Но актёры наши могут и тоньше, не тоньше «талии» княгини-колобка Божены (Е. Бондаренко), как острит её секретарь – актёр по найму (А. Баязитов, В. Лесовой), но похитрее. И жаль, что не показал роль Эстергази В. Яковлев (по болезни). Он, комедиант «демонизирующий» (даже порой инфернальный), с гениальными, случается, трюковыми откровениями, зрителей ещё порадует. Воображаю его сардонический «выверт» интонаций, когда иная глупая реплика так вдруг блеснёт, что видишь, слышишь: а актёр-то умнее либреттиста!

Не в обиду двум нашим Марицам начал я с Варлашова, ибо он, по моей догадке, игровая «планка» желаемого постановщиком.

Графиня, между тем, сама берётся хозяйствовать в своём имении. С помощью гостей, которые, выйдя в поле, дискутируют: которая плантация вермишелевая, а где макаронные участки, где манные грядки, где гречневые, со шкварками, кусты и каким пальцем лучше на сыроварне протыкать сыры?..

А бедный Тассило, дипломированный сельхозспец, тем временем рыдает знаменитое: «Все её улыбки – лишь один обман! Плачьте, скрипки! Пой, цыган!».

Вижу, как серьёзно переживает драму любви своего героя А. Айдаров. Ценю благородные усилия дать страсть крупно, с дрожью, кипя нутром и тоже с готовностью – в пожар! «Под экипаж, в Дунай!» – однако не в шутку, а «на деле»… Можно и так. Иначе у Е. Алёшина. У его Тассило балетная фигура (артист в этом сезоне несколько похудел), он органически аристократичен, всегда элегантен (такие, естественно, изнанку не выворачивают), изящен, как принц… И об этих качествах артиста, делающего любую роль легкокрылой (не легковесной), поэтичной, писалось не раз. Как и о пении его – баритонально-полётном, с виртуозным интонированием динамических оттенков, красочным и тёплым по тембру… Короче: рождён для оперетты и счастливо с ней повенчан!

Шутейный его соперник – молодой помещик Зупан. Смешон? – но «мама говорит – красив»; глуп? – но «папа говорит – умён», а как богат, и говорить нечего, знают все: 18 тысяч свиней. У Марицы, правда, 30 тысяч; значит, надо пожениться и слить поголовья, и получится… «величайшее свинство в Европе!»

Два молодых мастера представляют Зупана – И. Ладейщиков и И. Переверзев. Они играют жанровое «свинство» простака в общем без вульгарности (хотя либретто к этому провоцирует, похоже, и режиссёр). Каждый актёр, разумеется, индивидуален, но если помимо этого говорить «о чуть-чуть» различии в подаче образа дурачка, то первый им как бы стал, а второй – был. Как это понимать? Ладейщиков слегка над ролью, или – со стороны (отстранён, по Брехту), Переверзев – весь «вживил» себя в роль (по Станиславскому). Но оба очень техничны, артистически умны, личностно обаятельны, и это тот случай, когда прав будет любой зритель, симпатизирующий (о вкусах не спорят) тому или другому актёру.

А что сказать о Лизочке, избраннице, в итоге всех путаниц, Зупана, которая сестра Тессило, и родственные их объятья повергают Марицу, об этом родстве не знающую, в чёрную ревность, такую, что цыган поёт и плачут скрипки, как бы соболезнуя уже её горю?…

Могут ли две женщины быть одинаково проказливо-игривыми, шаловливо-кокетливыми, чуть сентиментальными и бесконечно прелестными?.. А две актрисы – хоть роль одна? Тут, на бумаге, и не передать, как расцвечивают своих Лиз Светлана Лунюшкина и Александра Гаращук – и приёмами профессионального ремесла, за которым опыт многих подобных ролей, и тем шармом, помимо профессии, который от бога у всех красивых женщин. У первой актрисы роль, быть может, «акварельнее», у второй рисунок, похоже, острее. Публика же давно ценит и любит обеих…

Вообще этой «Марице» женского очарования не занимать! Она и открывается, после увертюры, сценой Азы, цыганки, где две превосходные вокалистки, Людмила Борисова и Вера Шепеткина, сразу завораживают зал предсказаниями об исповедимости любовных судеб… А балет, поставленный Людмилой Цветковой, где, не говоря уж о наших неизменных примах-чаровницах Марии Стрельченко и Татьяне Садовой (особенно в танго), пленили пластикой «новенькие» – Д. Ясницкая и Е. Волошина…

И, однако, как без контраста?.. В III акте на сцену выкатывается – ещё и на велосипеде! – «колобок» Божена, и начинается нормативное опереточное действо в «манере Варлашова – Вавилова»… Будто пытаются подавить мои воспоминания, какой лирической героиней бывала Елена Бондаренко (и Сильва, и Магдалина, и др.). Сопротивляюсь я также восприятию В. Лесового в качестве секретаря-скомороха, ибо неизгладим облик его романтического певца, нежного трубадура любви… А вот А. Баязитов в этой роли, словно она – рубашка, в которой он родился и, не снимая, так всё и купается, импровизирует на темы Шекспира: «О нимфа, помяни в своих молитвах!..»; «Дуй, ветер, дуй!..»; «На свете нет печальней небылицы, чем повесть о Тассило и Марице!..»

Почему о Ней – в самом конце? Потому что я, как на раздаче призов, самый драгоценный подношу последним.

Любовь Полякова – «династическая» королева на престоле героинь иркутского музыкального «царства» (как Тюдоры, Валуа, Бурбоны, Габсбурги…). Всё в ней художественно легитимно, и каждая новая роль её (или повторение старой) – как свидетельство, что помазанница, в артистическом смысле, оказывается, как любая женщина (даже графиней не титулованная), может и от любви страдать, и даже делать глупости! (Так, Марица, заподозрив низменную корысть в кристально-искреннем Тассило, швыряет в него пачки купюр – чистая «Травиата» Верди, III акт, только наоборот!). Любови Ивановне я посвятил множество восторженных строк в своих статьях (в частности, о её недавнем бенефисе).

Юлия Пихтина дебютировала в прошлом сезоне в «Весёлой вдове» – и мало что успех в главной роли, но мгновенный взлёт в звёздность! – ну, если это для кого-то громко, скажу заземляя: все, все достоинства героини. Но «Марица» – продолжение звёздного полёта… А один строгий специалист в этом роде искусства обронил мне, не скупясь: «Наша Анна Нетребко» (правда, мировая оперная примадонна лет на 12 старше). Я согласился: и ещё всё впереди… Её Марица, помимо красоты облика, – это голос, главное из достоинств артистки, – чудесный, сочный, молодой, звенящий на стремительных взмываниях в верхний регистр! Это если скупо. А похвалы ещё будут, будут…

Марица как персонаж «реабилитирует» и взвинченный «градус опереточности» (форсаж от режиссёра, видать, опытного в том, «как тут надо»… А актёрам надо беспрерывно махать руками, кружиться, карнавалить, куролесить в ми-зансценах… и громко, громко острить!..), и смягчает впечатление, что в драматургии много кусков, надёрганных отовсюду, с избытком (Вавилов, видимо, опрастывает все свои пороховницы, чтобы победить). Но это большое-пребольшое «лоскутное одеяло», признаться, красочное. Выигрышны массовки, слаженные хоры (Н. Ладыгина, У. Чугуевская), балет. Вечный гарант успеха – Имре Кальман (дирижёр Н. Сильвестров).

И всё-таки, извините, старомодно. В ИМТ примеров новаторства на «классическом наследии» достаточно. Удивляюсь, что нынче волшебства видеопроекций А. Тарасова не было, а декорации (конструкция) почти лишь функциональны (А. Штепин).

Ведь не к архаике, а к инновации форм взывает сказка (оперетта – из её корней) – всякий раз реализуемая на сцене мечта о счастье, как в этой небылице о Тассило и Марице. И уже не только скрипки – оркестр ликует, не цыган, а все хором славят торжество любви!