Погожим сентябрьским днём 1901 года иркутская публика собралась на циклодром – на гуляние. На аллеях, декорированных разноцветными фонарями, зазывали к аттракционам, на эстраде играл оркестр, хор казачьей сотни сменялся хором местного батальона, оркестром балалаечников, любезно присланным содержателем ресторана «Деко» господином Белицким. Чуть в стороне объявлялись заезды велосипедистов, а господин Яковлев, владелец первого в Иркутске автомобиля, любезно приглашал прокатиться. От желающих не было отбоя, и их добровольные взносы на благотворительность оказались весьма внушительны.

В первой половине девятнадцатого столетия главным способом собрать деньги на благое дело оставалось пустить шапку по кругу. Но с начала восьмидесятых годов в Иркутске активно проявляется новая форма благотворительности, не предполагающая наличие толстого кошелька.

Не только для богатых!

В начале восьмидесятых годов в Иркутск вернулся Владимир Платонович Сукачёв, по материнской линии выходец из старинного рода купцов-благотворителей Трапезниковых. Вернулся зрелым уже человеком и при этом новоиспечённым миллионером. Благотворительное общество счастливо было заполучить его в председатели, однако с первых же заседаний Владимир Платонович заявил, что всего менее почитает заслугою просто открывать свой карман. Смысл этих слов члены общества оценили позже, когда заработали новые механизмы добывания благотворительных денег.

Николай Михайлович Пржевальский, возвращаясь из трёхлетнего путешествия по Центральной Азии, сделал остановку в Иркутске и предложил здесь платную лекцию, объявив, что все деньги передаст в пользу бедных. Сумма вышла достойная, и почин был подхвачен музеем Географического общества. Увлекательные беседы местных знаменитостей Штерна и Раевского привлекли столько публики, что на вырученные средства купили и сейсмограф, и мебель для музея, да ещё осталось на достройку студенческого общежития при Сибирском университете.

Любительский хор Концевича благотворительными концертами собрал средства для бедных учеников городских начальных училищ. А городской музыкальный кружок подготовил программу, сбор от которой пошёл на завершение образования талантливого иркутского скрипача Дзюбы. В пользу переселенцев, в пользу общины сестёр милосердия, в пользу окончивших курс иркутских гимназий устраиваются спектакли, концерты, базары, гуляния. Сотни людей, желающих быть полезными, обнаруживают в себе огромный нематериальный капитал, позволяющий оказывать материальную помощь.

Благодаря этому капиталу «плотность» благотворительности в Иркутске достигает наивысших размеров, ведь теперь каждый может ощутить себя в роли, прежде доступной лишь купцам-миллионщикам. Самодеятельные артисты, увлечённые лекторы с удовольствием выступают, а публика с не меньшим удовольствием платит. Благотворительные литературно-музыкальные вечера собирают полные залы, доставляя за вечер больше тысячи рублей. Двенадцатилетний скрипач по фамилии Сотников одним выступлением в Дворянском собрании собирает столько средств, что хватает на год студенту Петербургского университета.

Складывается удивительная атмосфера, когда представители разных сословий, объединённые богоугодным делом, сближаются как никогда прежде. Старший ревизор контрольной палаты Зброжек, вдохновитель местного музыкального общества, выступает в одном концерте со ссыльным Концевичем, военный оркестр господина Гусева перемежается декламациями научного сотрудника Першина, а госпожа Вейман арией из «Травиаты» предваряет выход на сцену самодеятельных композиторов Розенвассера и Мурашова. Объявление о концерте в пользу инвалидов собирает поющих юнкеров, хор певчих резервного батальона, хор Концевича и два оркестра. После концерта разгорячённая публика долго гуляет по мартовским улицам, а под утро много раньше обычного срока трогается Ангара. Ещё бы не тронуться ей от такого накала эмоций!

Пять лет спустя Иркутск прощался с Владимиром Григорьевичем Зброжеком, обладателем чрезвычайно задушевного баритона, неизменным участником благотворительных концертов. Он приехал в Иркутск уже немолодым и умер десять лет спустя, ощущая себя коренным иркутянином и вообще человеком, жизнь которого удалась.

Щи да каша — пища наша

В 1898 году иркутская благотворительная столовая обслуживала ежедневно 180 человек. Всего же за этот год она отпустила 33970 порций щей, 58070 порций каш, 53615 порций хлеба, 16495 порций супа и 6528 порций жаркого. То есть цифры наглядно показывали, что две трети посетителей выбирали «дешёвый обед» в 6 копеек. И лишь одна треть позволяла себе «дорогой обед», включавший жаркое и стоивший 10 копеек.

Ещё больше, чем крайняя бедность постоянных посетителей, удручала их готовность принять заботу как должную и ни к чему не обязывающую. «Кассир и прислуга дешёвой столовой жалуются: за столом ежеминутно слышна нецензурная брань, доходящая чуть не до драк. 26 июля даже вызван был полицейский», – писали «ИГВ» от 28 июля 1901 года. Эта же газета отмечала в номере от 19 августа 1901 года: «В городе процветает весьма постыдный, профессиональный вид нищенства вполне трудоспособных субъектов». Корреспонденты предложили нищим заработать на обед мытьём полов и доставкой покупок с рынка, однако те ответили негодованием или насмешкой.

По-портновски

В начале восьмидесятых годов немало кривотолков вызвала история с портновско-сукачёвскими миллионами. «Это ж надо: двадцать лет судиться с городом из-за денег, чтоб потом эти деньги городу и отдать!» – судачили обыватели. Дело о миллионах началось ещё в ту пору, когда Владимир Платонович Сукачёв был подростком, и главным истцом по делу выступала его тётя, Александра Никаноровна Портнова. После мирового соглашения с городом она добровольно приняла на себя судебные издержки и сразу же сделала городу дорогой подарок – здание технического училища (ныне биолого-почвенный факультет университета). Сама Александра Никаноровна поселилась в Знаменском монастыре и остаток жизни посвятила благотворительности. Причём делала это с хорошей расчётливостью, заботясь о том, чтобы деньги потрачены были с толком и попали к действительно нуждающимся.

Составляя завещание, Александра Никаноровна рассуждала как финансист, озабоченный тем, чтобы деньги сначала поработали и подросли и только потом уже были вложены в богоугодное заведение. Ей претила традиционная купеческая благотворительность – размашистая, но не очень продуманная. К примеру, многие жёны иркутских купцов завещали крупные суммы сиропитательному дому Елизаветы Медведниковой, хотя у него был собственный банк с огромным запасным капиталом. Немалые капиталы оставлялись в Иркутске и на раздачу денег по праздникам и памятным дням, так что к концу девятнадцатого столетия на банковском счёте городской управы скопились суммы, буквально провоцирующие на заявления о бедности. И как именно эти суммы тратились, родственники завещателей интересовались нечасто. В 1895 году иркутский мещанин П.М. Щегорин попытался узнать, как расходуется капитал, завещанный его отцом, но никаких следов не обнаружил.

Александра Никаноровна Портнова и по своему развитию, и по природному цепкому уму принадлежала к новому поколению благотворителей, действующих с расчётом, наперёд, жёстко, но умно. И Владимир Платонович Сукачёв стал её достойным учеником: то, что Портнова делала за монастырскими стенами, Владимир Платонович вершил в должности городского головы. Он оставался в ней двенадцать лет – срок достаточный для того, чтобы с толком потратить доставшееся наследство.

Пожалуйте в участок!

К концу девятнадцатого века отжили и старые представления о благотворительности. Даже Общество помощи учащимся Восточной Сибири стало называться Обществом взаимной помощи учащихся и учившихся. То есть принимающий помощь должен был и сам стать полезным для других членов общества. Например, работать в бюро по поиску рабочих мест для студентов, возвращать полученные в студенчестве деньги.

Владимир Платонович Сукачёв, в начале двадцатого века живший главным образом в Петербурге, возглавил Общество содействия обучающимся в столице сибирякам. И на правах председателя учредил не только бюро по поиску платных занятий для студентов, но и комиссию по изысканию средств к возврату долгов (а их за студентами накопилось около 137 тыс. рублей).

Что до Иркутска, то и здесь к началу двадцатого века профессиональных нищих стали отводить в полицейский участок. Опыт был хорош, только вот продолжался недолго: подступившие революции многих сделали нищими.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.