Когда из-за дачи Домбровского показалась первая пушка, а за нею и вся батарея с обозом, стоявшие на мосту губернатор и городской голова невольно подтянулись. Был ясный, погожий день 17 августа 1895 года, и часы показывали ровно два часа пополудни, когда батарея Забайкальского дивизиона ступила на понтонный мост, весь украшенный флагами. Грянули музыканты, городской голова сделал шаг вперёд, встречая гостей хлебом-солью на сверкающем на солнце подносе.

Казачья сотня, встречавшая у моста, проводила артиллеристов к дому генерал-губернатора. А потом состоялся молебен на плацу, после которого гостям предложили обед от Иркутского батальона. К вечеру артиллеристы ушли в лагеря, а 18 августа город встретил ещё несколько батарей. Господ офицеров угощали в общественном собрании, а для низших чинов накрыли огромный обеденный стол на главной площади города. 20 — 22 августа артиллеристов проводили дальше, за Байкал, с той же торжественностью.

И снова к Иркутску вернулось привычное выражение тылового города, удалённого от больших событий, но при этом живущего счастливо и по-своему интересно. На циклодроме готовились к гонкам велосипедисты; в только что выстроенном театре Вольского открывался театральный сезон. В разговорах мелькали любимые темы электрического освещения, телефонной станции, имеющей уже более ста абонентов, и пока ещё не доступного для большинства иркутян водопровода.

В последние годы девятнадцатого столетия Иркутск старательно приобщался к благам цивилизации, наступающий век рисовался веком комфорта, и горожане с готовностью устремлялись к нему. И почти уже переступили черту, как вдруг в первых числах июля 1900 года поползли по Иркутску слухи, что китайцы бомбардировали и полностью разрушили Благовещенск. В это трудно было поверить, но 11 числа весь Иркутск заклеили объявлениями: по высочайшему повелению начинался призыв состоящих в запасе военных чинов.

«Театр китайских осложнений»

В 1899 году в Северном Китае началось восстание против господства в стране европейцев. Организатором выступило тайное общество «Кулак во имя справедливости и согласия», отсюда и название восстания — «боксёрское», данное иностранцами и закрепившееся. В июне 1900 года повстанцы вступили в Пекин, и Европа, спохватившись, взяла решительные меры: восемь государств, в том числе и Россия, включились в подавление восстания.

Для Иркутска всё стало полною неожиданностью. Этим летом горожане предвкушали первые дамские гонки на велосипедах, в музее ВСОРГО гостили два известных зоолога, приближался полувековой юбилей Айгунского договора, по которому к России отошли и Приморье, и Приамурье. Одним словом, известием о войне город был застигнут врасплох.

Между тем события развивались стремительно: уже 14 июня из Черемхова прибыл воинский поезд с запасными из Балаганского округа. 15 июня на восток ушёл поезд с иркутскими призывниками. И сейчас же замелькали эшелоны (до десяти в сутки) из Европейской России. Иркутск стал перевалочной базой, здесь расположился штаб генерал-лейтенанта Нидер-Миллера, отвечающего за передвижение войск.

Под казармы отдали все училища, а также здание городской думы. Но было ясно, что этим не ограничиться и нужно расквартировывать войска по домам обывателей. 16 августа на чрезвычайном заседании думы постановили: в первую очередь занимать дома состоятельных граждан. Квартиры же стоимостью менее 1000 рублей от постоя вовсе освободить.

Естественно, встал вопрос о том, кто оплатит домовладельцам расходы. Часть их городская управа приняла на себя, остальное поделила меж теми, кто хотел откупиться от постоя. Такса на откуп установлена была жёсткая: 43 рубля с каждых 4 тысяч оценочной стоимости домовладения.

Всеобщая «сухарная повинность»

15 июля во дворе городской управы поставлены были четыре больших печи. Кроме того, к 27 июля появились двенадцать печей на Казарминской площади. Рядом были разбиты палатки с мукой и разделочными столами — и сейчас же засновали меж них многочисленные помощники пекарей. Хлеб пекли по четыре раза в день, и не менее чем по 96 пудов. Кроме того, управа развезла восемь тысяч мешков муки по домам обывателей для выпечки 15 тысяч пудов сухарей. Только-только это было исполнено, как заказано было ещё 15 тыс. пудов.

Не успели опомниться, как пошла реквизиция лошадей. Правда, конный смотр показал, что большинство лошадей непригодно к военным действиям, — и кормильцев вернули в стойла.

В городской больнице в спешке освобождались места: к 12 сентября ожидался поезд с ранеными. Община сестёр милосердия организовала курсы по уходу за ранеными; открылся сбор пожертвований на пошив и закупку халатов, фуфаек, одеял для госпиталей, образован был специальный комитет, который возглавила жена иркутского губернатора Анастасия Петровна Моллериус.

24 августа Иркутск провожал местный батальон, развёрнутый в пехотный полк. Уходящим предложен был завтрак от городского общества, в здании думы отслужен молебен, кроме того, пехотинцам вручили талисман — икону Святителя Иннокентия. И она помогла, как потом говорили, — 17 сентября полк получил приказ возвращаться обратно, в Иркутск.

Восстание было подавлено, на «театре китайских осложнений» уже не требовалось действующих лиц, и к 17 ноября в Иркутск возвратилась и конная казачья сотня, командированная в Тунку для охраны русской границы.

«Иркутские китайцы»

Раньше всех вернулись в Иркутск…китайские торговцы. К началу девяностых годов в Иркутске было 16 китайских лавок и магазинов. Они составляли серьёзную конкуренцию российским поставщикам китайских товаров и были весьма посещаемы иркутянами. С открытием театра военных действий иркутские китайцы предусмотрительно свернули торговлю, однако выезжать не спешили. Ещё 18 августа в городе оставались пять китайцев, да и остальные отъехали недалеко, явно выжидая счастливого поворота событий. И ещё не вернулся Иркутский пехотный полк, а в городе уж открылись все китайские магазины. Кстати, ни один из них не был разбит или разграблен.

В разгар «китайских осложнений», 4 июля 1900 года, иркутяне получили газету «Восточное обозрение» со стихотворением «Китайка бунтует», перепечатанным из «Пермских губернских ведомостей»:

Хотя бесстрашие китайца

напоминает храбрость зайца,

Но обожаю я Китай

за чесучу, за рис и чай.

Хотя ни рису и ни чаю

я никогда не потребляю,

Хотя до моего плеча

и не касалась чесуча,

Но всё ж с державою небесной

симпатией я связан тесной.

И будет очень больно мне,

когда безграмотные россы

В бескровной и смешной войне

отрежут у китайцев косы;

Ещё больнее, признаюсь,

мне будет за родную Русь

Тогда, когда она штыками

заговорит с бунтовщиками.

Чтобы заставить присмиреть

разгул бунтующей «китайки»,

Вполне достаточна и плеть,

красноречивый взмах нагайки!

Красноречивым ответом на «бескровную и смешную войну», в которой «вполне достаточна и плеть», стало появление в Иркутске пленного китайского генерала Шеу Чжан Жень Шаня, командовавшего 30 тыс. человек, в том числе пятитысячной конницей. Впечатляли и вывезенные с «театра китайских осложнений» отравленные стрелы с железными наконечниками. Их, как трофеи, привезли с собой иркутяне, одни из которых вернулись с «театра» без ног, другие — без рук.

Капитуляция перед хаосом

«Боксёрское восстание», подавляемое целой группой иностранных государств, было заведомо обречено. Но в далёком и, может быть, неизвестном повстанцам Иркутске оно отозвалось неожиданным эхом. Преуспевающий город в считанные недели капитулировал перед хаосом: исчезли товары, стремительно выросли цены, разгулялся тиф, верный спутник войны и разрухи, — уже в августе в больницах лежало более 200 чел.

Противник оставался окружённым на собственной территории, а в Иркутске вовсю страдали от военных лишений. 27 июля депутация городской думы просила генерал-губернатора срочно телеграфировать военному министру, а также министру внутренних дел и министру путей сообщения о пропуске в Иркутск поездов с продуктами первой необходимости. Между тем на станции Иннокентьевской, в тупике, ожидали 700 вагонов с грузом для Иркутска.

На Тихвинской площади маршировали запасные чины, с ружьями, но без формы. И прохожие грустно качали головами, замечая средь них стариков на седьмом десятке, участвовавших ещё в турецких кампаниях. А 14 сентября на станции Байкал во время маневрирования уронили в воду четыре гружёных вагона. В пятом были солдаты-артиллеристы, но, по счастью, этот вагон сошёл с рельсов и упёрся в камень.

Солдатики были счастливы.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библио-графии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.