(Окончание. Начало в предыдущем номере «ВСП»)

Федеральным силам удалось отбить у боевиков и взять под свой контроль самое высокое здание в Грозном — бывший нефтехимический институт. С этой «стратегической высоты» центр города был как на ладони. И её использовали на всю катушку наши снайперы, корректировщики огня артиллерии. Обороняли здание от захвата дудаевцами в том числе и бойцы иркутского СОБРа.

Оборона нефтехимического института

На любой войне известно: кто владеет «высотой», тот владеет и ситуацией. Боевики это хорошо понимали и пытались во что бы то ни стало, не считаясь ни с какими потерями, вернуть здание. Их атаки не прекращались ни на один день.

Виктор Цибульскас вспоминает:

— Однажды в одну из ночей, как только стемнело, они предприняли особенно мощный штурм. Бросили все имеющиеся силы. Но наши наблюдатели их вовремя заметили. Сообщили с крыши, что боевики наступают пешком, их много, вооружены большим количеством гранатомётов… Бой был очень ожесточённый.

Виктор Цибульскас, как зам. командира сводного сибирского отряда РУБОП, находился в это время на молокозаводе на пункте временной дислокации. Держал по рации связь с иркутскими собровцами, которые находились на 7-м этаже. Обороной руководил иркутянин, старший лейтенант милиции собровец Андрей Путь. Руководил, к слову сказать, грамотно и умело.

Виктор Цибульскас:

— Я говорю по рации, слышу: идёт жуткая стрельба. Спрашиваю, что происходит. А мне в ответ: «Погоди, «Байкал» (это был мой позывной), нас атакуют боевики… Разберёмся с ними, сообщим». Подождал немного, выхожу на связь снова. Узнаю, что у наших ребят заканчиваются боеприпасы. Ринулся в штаб группировки, а там говорят: ночью посылать бэтээры с боезарядами бесполезно, машины сожгут. Только когда рассветёт. Передал своим, чтобы экономили патроны и постарались продержаться до утра. Они продержались. Боевиков полегло при штурме немало. Потом узнали, что в том ночном бою был ранен сын Дудаева. Получив сокрушительный отпор, сепаратисты не пытались больше вернуть себе высотку… А 19 января столица Ичкерии была взята федеральными силами полностью.

Руководство Грозненской группировкой федеральных сил, куда входили подразделения внутренних войск и милиции, высоко оценило действия иркутских собровцев. Многие были отмечены правительственными наградами, повышены в званиях, некоторые удостоились права носить краповый берет.

Особенно уважительно и с восхищением относился к сибирякам, к их воле и бесстрашию командующий группировкой полковник внутренних войск Сергей Иванович Лысюк. Его ещё называют отцом «краповых беретов», потому что он ввёл в обиход этот головной убор для самых лучших спецназовцев. Нынешний командир иркутского отряда милиции специального назначения Сергей Кондобаев, припомнил Виктор Цибульскас, как раз и удостоился права носить краповый берет в те горячие дни. Список утверждал лично полковник Лысюк.

Бизнес на войне

В 1996 году Виктору Цибульскасу вместе с другими иркутскими собровцами пришлось съездить второй раз в командировку в Чечню для борьбы с незаконными бандформированиями.

— Ситуация там оставалась сложная. Сепаратисты, перегруппировавшись, пытались наступать, взять реванш за своё поражение в Грозном, — вспоминает он. — Хотя ещё в начале 1995-го федералам удалось загнать боевиков в горы, где у них не было тогда ни баз, ни оружия. Ещё бы немного времени, и с бандитами было бы покончено. Но кому-то вдруг именно в этот момент захотелось срочно подписать с сепаратистами договор о перемирии. Я этого не понимаю до сих пор.

— А что ты вообще думаешь об этой войне?

— Никому она не была нужна. Ни русским, ни чеченцам. Её заказали политики. Война ведь кому-то беда, а кому-то — бизнес. Деньги там лились рекой. Одни погибали, другие наживались. Я разговаривал со многими простыми чеченцами — они и не собирались отделяться от России. За них это решили другие. Клановая верхушка, что правила в республике.

— До войны в Чеченской республике проживали около трёхсот тысяч русских и лиц других национальностей — не вайнахов. Что с ними стало?

— Во времена Дудаева их просто уничтожали. Выгоняли из домов и квартир на улицу даже зимой в морозы. Отбирали не только жильё, но и имущество. Убивали, насиловали. Уводили в горные аулы и другие отдалённые поселения, где заставляли работать на себя. Держали на положении рабов. Это был настоящий геноцид. В итоге русских в республике почти не осталось.

Невозможно не влюбиться

Во время нашей встречи я спросил Виктора Цибульскаса, откуда у него, сибиряка, такая фамилия — то ли латышская, то ли литовская. Он заулыбался, положил на стол свои огромные кулачищи, пригладил задумчиво уже подёрнутые инеем волосы, сказал:

— Корни у меня польско-литовские. Дед по отцовской линии поляк, женился на литовке. Жили они в Литве. А в 1946 году деда, отца, бабушку, сестру отца сослали в Восточную Сибирь. За то, что старший брат отца не захотел служить в Красной Армии. Прятался в лесу, родственники тайно носили ему туда еду, одежду. Потом НКВД всё это узнало… Сослали в Усольский район, в село Култук, где я и родился. В моём старом советском паспорте в графе «национальность» было записано «русский». А в новом, российском, такой графы теперь нет, так что ничего писать не надо. Я гражданин России — мне этого достаточно.

— А жена у тебя кто по национальности?

— Люда-то? Русская она. Мы с ней познакомились в Горьком, когда я учился там в школе милиции.

Виктор Цибульскас отслужил срочную на Тихоокеанском флоте, на ракетном крейсере «Адмирал Фокин». Вырос от рядового матроса до боцмана. Его все уважали, слушались. Это сейчас наши военные корабли больше стоят у причала, а тогда, в 70-е, ракетный крейсер № 822 постоянно бороздил воды мирового океана. Часто заходил в Индийский океан, бывал с дружественными визитами в Индии.

После армии и окончания школы милиции работал в Усольском ОБХСС, в Восточно-Сибирском РУБОП в отделе по борьбе с коррупцией. Затем перешёл в только что созданный региональный СОБР, который входил тогда, напомню, в Восточно-Сибирское управление по борьбе с организованной преступностью. Позднее, в 1995 году, стал его командиром.

С будущей супругой слушатель Горьковской школы милиции Цибульскас познакомился, как говорится, без отрыва от учёбы. Люда работала в этом учебном заведении машинисткой. Её близкая подруга была участницей художественной самодеятельности, танцевала на сцене в паре с Виктором. Через неё парень и сблизился с Людой. Часто забегал в машбюро, просил напечатать то курсовую, то реферат.

— Что сыграло главную роль в вашем сближении? — спрашиваю моего собеседника. Он хитро улыбается, говорит загадочно:

— Тёщины пироги.

— ???

— Мать Люды пекла очень вкусные пироги. Любил ходить к ним домой на эти самые пироги. Надо сказать, что и сама Люда хорошо готовила, особенно замечательные получались у неё супы… Я и сейчас часто прошу её: «Свари-ка наш любимый супчик».

— Ну, любовь… через пироги — это что-то новенькое, — неуверенно говорю я.

— Шучу, конечно, — смеётся Виктор. — А если серьёзно, то Люда мне сразу приглянулась. Красивая, нравом строгая, трудолюбивая. Она ведь тогда и работала, и училась. Теперь у нас с ней уже взрослые дети, сын и две дочери, двое внуков. В общем, мне с женой повезло.

Людмила, сотрудница уголовного розыска, заметила в разговоре со мной, что с мужем ей тоже повезло. Причём сказали это оба супруга друг о друге не сговариваясь, совершенно в разное время, в разных местах и даже в разные дни. Помнится, я подумал тогда: «Вот бы каждой нашей российской семье такое взаимное «единодушие». А вслух спросил Людмилу Александровну, чем же так подкупил её молодой Цибульскас, что она согласилась на его предложение выйти замуж не раздумывая.

— Так он же был неотразимый, — улыбается она. — Бравый, высокий, весёлый, умный и очень простой в общении. Умел легко сходиться с людьми. Серьёзно занимался спортом, много читал, увлекался изучением истории. Я сразу почувствовала в нём человека надёжного, который и за себя постоит, и другого в беде не оставит. Потом, ухаживал он красиво… Разве ж в такого не влюбишься?

Первое свидание

Поговорить с корреспондентом о своих взаимоотношениях с мужем, о любви не каждая женщина отважится. А Людмила Цибульскас моим вопросам, кажется, не очень удивилась, отнеслась к ним с пониманием. Согласилась со мной, что жизнь бывшего командира СОБРа состоит, конечно же, не только из одной работы.

— Людмила Александровна, а помните первое свидание с Виктором?

— Как же не помнить, — просто ответила она. — Это была суббота, 26 апреля 1979 года. К нам в школу милиции приехали выступать профессиональные артисты. Когда концерт закончился, Витя спрашивает: «Я тебя домой провожу?» «Проводи», — говорю. После того вечера мы и стали встречаться. Он часто приходил к нам домой в гости и один, и с друзьями.

— Кто в вашей семье главный? Вы или муж?

— Муж, конечно. Мужчина, считаю, должен быть в любой семье главный.

— И что — Виктор все решения по дому принимает единолично?

— Нет, он со всеми советуется, как правило. И со мной, и с детьми. Иногда обсуждение идёт бурно, даже на повышенных тонах… Ну, подкорректируем его, подправим, — смеётся Людмила. — Однако последнее слово всегда за мужем. Принимать решения, нести ответственность за их выполнение — это у него уже профессиональное. Сидит внутри. Наверное, именно это качество его характера, а также природная доброта и участливое отношение к людям, к коллегам сыграли не последнюю роль при назначении на должность командира СОБРа в 1995 году. В спецназе надо любить людей по-настоящему, подставлять плечо товарищу по-настоящему, потому что от этого во многом зависит жизнь бойцов отряда.

— Сейчас молодые девушки горят желанием заполучить себе в мужья непременно красивого или богатого. Как вы к этому относитесь?

— Не знаю, что вам ответить… Я всегда ценила людей (и женщин, и мужчин) по человеческим качествам в первую очередь. Внешность — она ведь часто бывает обманчивой. Да и богатство без души, без любви счастья в семью не принесёт.

— Какой самый тяжёлый период был в вашей с Виктором семейной жизни? — меняю я тему разговора. — И был ли такой?

— Да, был, и не просто тяжёлый, а страшный: когда он в январе 1995 года уехал первый раз в Чечню. Все знали, что там творится. Убитых и покалеченных телевидение показывало чуть ли не каждый день. Я тогда не работала, сидела дома с младшей дочерью после родов. Ревела постоянно. Бегала к соседям, на его работу в РУБОП, всех пытала — что там, как там… Мы в то время жили в посёлке Молодёжный, что в ИСХИ.

— Разве муж не звонил домой?

— Всего два раза. В Грозном шли ужасные бои, не до звонков ему было. Я каждый день молила Бога, чтобы муж вернулся живой. Матери его про Чечню не говорили ничего. Боялись, что не переживёт стресса. Говорили: «Витя в Северной Осетии, в Моздоке, там не стреляют». Она узнала правду только 10 февраля, когда он прилетел домой. Вторую его командировку в Чечню я пережила спокойнее. Вроде не так там стреляли.

А вот запись в моём блокноте рассказа Виктора Цибульскаса:

— Кое-как дозвонился домой во время первой командировки в Чеченскую республику. Слышу голос дочери и стою, молчу. Слёзы, чувствую, текут по щекам. Жена испуганно кричит в телефонную трубку: «Ты чего?» А я от счастья, что их услышал, плачу, — и уже обращаясь ко мне, — знаешь, когда смерть ходит с тобой каждый день в обнимку, то начинаешь ценить жизнь, относиться совершенно по-другому к своим близким.

Фото из архива пресс-службы ГУВД по Иркутской области