В середине 70-х годов прошлого века большая беда обрушилась на иркутскую землю. Осенью после долгих дождей вдруг похолодало, дохнуло зимой, и повалил снег. Свыше 80 тысяч гектаров хлебов оказалось под белым покрывалом. Я работал тогда на Иркутской студии телевидения. Спустя несколько дней после случившегося позвонил председатель колхоза «Путь Ленина» Перевалов.

– Приезжайте! – кричал в трубку Александр Васильевич. – Посмотрите, как провели уборку.

Вместе с фотокорреспондентом Рудольфом Берстенёвым отправились в Баяндаевскую зону Эхирит-Булагатского района. Серое небо, белый снег, а под ним – хлеба. Останавливаемся, снимаем. А у Перевалова всё обмолочено. Говорили, что женщины шли впереди комбайнов и вилами поднимали упавшие овсы и пшеницу, отряхивали их от снега. Тяжко шёл обмолот, потери были немалые, но достойный урожай хозяйство имело тогда. Однако Александр Васильевич при всём своём честолюбии был не тот человек, который мог только успехами своими гордиться или хвастаться. Ни одна встреча с ним не обходились без его резкой критики существующих порядков, аграрной политики и т.д.

Вопросом «Почему у нас такая сложная обстановка в сельском хозяйстве?» задавались тогда чуть ли не все аграрники-руководители. Они ругались по поводу пренебрежительного отношения большого руководства к селу, нежелания понимать его специфику. Помню, как на одном из областных совещаний первый секретарь Банников представил нового председателя облисполкома Соколова. До этого советской властью руководил бывший агроном Юрий Александрович Кравченко. И вот теперь на это место заступал металлург по образованию, в недавнем прошлом инструктор ЦК. Я находился в последних рядах большого зала, рядом сидели председатели колхозов, директора. Понурые лица, кривые усмешки. Кто-то сзади вполголоса произнёс: «Всё, приехали…».

Оценивая то время, полагаю, что тогда в Иркутской области сложилась своеобразная «аграрная партия», партия не в смысле политическом, организационном, а по духу своему, настрою, глубинной идеологии, которая не принимала то отношение к селу, которое у нас сложилось. Наверное, поэтому, когда после той осенней беды я предложил некоторым специалистам принять участие в телевизионной передаче, посвящённой итогам жатвы, никто не отказался.

В студию пришли главный агроном Иркутского совхоза-техникума Сагалов, начальники Эхирит-Булагатского и Тайшетского райсельхозуправлений Виноградов и Добрынин. Тайшет представлял большой интерес тем, что «гнилой угол», как мы его тогда воспринимали, успешно провёл страду. Там погода в тот раз на редкость хорошей была. Передача шла «живьём». Каждый говорил о своих проблемах, а их было столь много, да и столько наболело, что кое-кто, очевидно, преувеличения допускал. Я слушал собеседников, и мне порою не по себе становилось. Как бы после окончания передачи под белы ручки самого не подхватили.

Например, Сагалов рассказывал о том, как командовала у него в хозяйстве заведующая торготделом Иркутского горисполкома. Она приехала за картофелем, пригнала колонну автомашин и потребовала, чтобы весь груз был отправлен на плодоовощную базу. Агроном, предчувствуя изменение погоды, доказывал: сначала семена завезём в хранилище, а потом товарный картофель в город отправим. Каждый стоял на своём. В конце концов заведующая развернула всю колонну и пустой погнала в Иркутск. Тут ударили заморозки, и немалое количество посадочного материала, которое не успели спрятать в хранилища, попало под заморозки и для семенных целей оказалось непригодным. Рассказ Виноградова мы иллюстрировали снимками, сделанными на заснеженных полях. Придавленная снегом пшеница, заледеневшие валки овса.

На следующий день на студии раздался звонок из Иркутского горкома.

– Вы делаете необъективные передачи, – строго заявил первый секретарь Шафиров.

– Что именно необъективного там было? – поинтересовался главный режиссёр. И тут же добавил: – Впрочем, вы можете приехать к нам и посмотреть. Передача записана на плёнку.

Однако на студию Леонид Моисеевич не приехал, заявив, что ему всё подробно рассказали и смотреть передачу нет смысла. Очевидно, зная характер завторготделом, Шафиров решил не искать далее истину. А та женщина матёрых председателей до нервного срыва доводила. Однажды в пору заготовок овощей так допекла председателя урикского колхоза Галзицкого, что тот не выдержал и со словами «Да возьми ты к чёрту эти ключи и командуй колхозом!» швырнул ей под нос большую связку.

Зато аграрники встретили передачу на ура. Оказался как-то в сельхозотделе обкома партии и столько добрых слов выслушал в свой адрес. «Наконец-то нашёлся журналист, который всю правду-матку выложил!» – говорили мне. Хотя «всю правду-матку выложили» мои собеседники, а не я, но чувство гордости долго не покидало меня.

Однако главное всё-таки – не оценка твоего труда, а результаты его. Эта мысль не давала покоя, и после одной из летучек я поинтересовался у председателя комитета по телевидению и радиовещанию Комарова реакцией «на самом верху» .

– Я беседовал с Николаем Васильевичем. Он сказал, что передачу смотрел, она ему не понравилась, — спокойно передал мне Виктор Петрович слова первого секретаря обкома партии. И тут же посоветовал поближе познакомиться с секретарём обкома по сельскому хозяйству, Павлом Акимовичем Мосягиным. Я попал в кабинет Мосягина на исходе дня.

Смуглое, даже черноватое лицо. Невысокий рост, узкие плечи. Походка спокойная, немного вразвалку. Внимательный взгляд. Приятная улыбка. Сказал, что ту передачу не смотрел – занят был на работе. Но если что-то интересное впредь будет по селу, то неплохо было бы сообщать ему. Однако говорили мы больше о проблемах деревни, о сложностях, о том, как решаются они и как надо решать. Проходит час, заканчивается второй, за окном ночь. Я не раз уже порывался подняться – всё-таки надо и честь знать, но Павел Акимович затрагивал какие-то интересные темы или я невзначай задавал вопрос, и это придавало беседе новый импульс.

Позже, когда перешёл в «Восточно-Сибирскую правду» и начал работать корреспондентом, связи с сельхозотделом обкома не порывал. Проработав почти год, я, как-то вернувшись из очередной командировки, со всех сторон стал выслушивать: «Добрые слова говорили о твоих материалах на летучке». Был на седьмом небе от счастья, и, едва отписавшись, снова мчался в командировку. И опять похвала, причём в моё отсутствие. А рассказывал я тогда на страницах газеты о самых новых технологиях в кормопроизводстве. Кто инициировал такую высокую оценку моим корреспонденциям, быстро догадался. Это был секретарь обкома Павел Акимович Мосягин. Естественно, такое не могло не воодушевить. Но не знал я тогда, какие сложные чувства испытывал в тот период сам Павел Акимович.

– Зашёл к нему в кабинет как-то летом, смотрю: Павел Акимович сидит мрачный-мрачный. Не скажу, что был он в трансе, но состояние его было подавленным, – вспоминает бывший инструктор сельхозотдела Прокопьев. – Слышу: «Доконали мужика. Нет уже нашего заступника, Фёдора Давыдовича. Какой человек ушёл из жизни».

Речь шла о члене Политбюро ЦК Ф.Д.Кулакове. Он курировал сельское хозяйство. Ещё недавно на различных официальных мероприятиях Фёдор Давыдович обычно стоял рядом с Брежневым, и именно он мог быть преемником генсека. А о том, что и в руководстве страны господствовал порою не самый мудрый подход к проблемам сельского хозяйства, свидетельствует и опубликованная в журнале «Экономика сельского хозяйства России» докладная записка помощника Генерального секретаря ЦК КПСС, курировавшего агропроизводство. Она была адресована членам Политбюро и передана по адресу в ноябре 1975 года. Думается, есть смысл познакомиться с некоторыми её положениями.

Автор отмечает, что под сильными ударами природы наше сельское хозяйство снова переживает тяжёлый кризис. Тем более что за 30 послевоенных лет было девять неурожайных, из них три приходятся на последнюю, девятую, пятилетку. В записке говорится о необходимости «сосредоточить максимум усилий и средств на ещё большем ускорении интенсификации сельского хозяйства, перестройки его на промышленной основе».

«Однако с горечью приходится констатировать, что у руля нашего государственного аппарата есть отдельные деятели (по узости их кругозора), которые открыто проповедуют и всеми силами стремятся, располагая властью, свернуть партию в области сельского хозяйства на путь, который на новые десятилетия обречёт его на отставания, кризисное развитие, а страну – на постоянный недостаток продовольствия. Используя переживаемый сегодня кризис сельского хозяйства из-за невиданной засухи, такие люди всячески порочат всё достигнутое за последние годы в области развития сельского хозяйства. Они (Байбаков, Гостев, т.е. зампредсовмина СССР и завотделом ЦК КПСС) заявляют , что наше сельское хозяйство ничего не даёт, что оно только проедает вкладываемые в него средства».

В это же время на имя Брежнева поступает письмо от члена Политбюро ЦК КПСС министра сельского хозяйства СССР Д.С.Полянского. В нём та же боль и тревога. Одной из причин его появления явилось сообщение Госплана о предварительном проектировании основных направлений развития сельского хозяйства на десятую пятилетку. По словам министра, «абсолютный и относительный прирост капитальных вложений и материально-технических средств для сельского хозяйства значительно снижается по сравнению с двумя предыдущими пятилетками. Намечаемый рост производства продукции земледелия и животноводства должным образом не подкрепляется необходимыми ресурсами, необходимыми для колхозов и совхозов».

Вот в каких непростых условиях складывалась аграрная политика. И – как гром среди ясного неба – уход из жизни главного защитника крестьянства.

…О неожиданной смерти Фёдора Давыдовича Кулакова я узнал по дороге в совхоз «Голуметский» Черемховского района, куда был направлен в командировку. Именно за материал об этом предприятии меня особенно сильно хвалили на летучке, причём случилось это во многом благодаря подсказке секретаря обкома Мосягина. Но я не знал тогда, как муторно было у него на душе.

(Продолжение в одном из ближайших номеров «ВСП»)