В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы…

Во власти прасолов

И всё же в середине девятнадцатого века выручка от Прокопьевской ярмарки, не считая леса, приносила не более 1000 рублей. То есть отдельно взятой крестьянской семье она вряд ли могла быть серьёзным подспорьем. Конечно, деревенские жители и в обычные дни отправлялись на базар со своими товарами, но на плашкоуте через Ангару их встречали перекупщики. «Песни» их можно бы и не слушать, однако же трудно было не согласиться, что ночёвка в Иркутске дорогая, за день же обернуться и добраться до дома невозможно никак. Одним словом, весь товар отдавался перекупщикам на плашкоуте, и, конечно, за полцены.

В середине девятнадцатого столетия рынок сельхозпродукции находился в руках перекупщиков – прасолов, а стало быть, и развивался плохо. К концу века, с прокладкой железной дороги, жизнь их лишь упростилась: они уезжали на ближайшие станции и брали там всё, что хотели, по бросовым ценам.

Наиболее грамотные из крестьян подсчитывали, какие они терпят убытки, и находили-таки возможность торговать на базаре самим. Но и тут перекупщики доставали их, ведь в отличие от крестьян они действовали не в одиночку, а большими, хорошо организованными командами: стоило крестьянину появиться на базаре, как его окружали несколько десятков «покупателей» и сбивали цену. Власти строго запрещали оптовую скупку раньше двенадцати часов, но перекупщики так оккупировали базары, что полиция положительно не поспевала. Время от времени она устраивала засады, к примеру, 12 июля 1901 года в 3-ю полицейскую часть были доставлены 50 женщин, перекупивших весь товар у приехавших на Хлебный базар крестьян. 28 июля 1901 года на Мелочном базаре был целый полицейский наряд, с околоточным надзирателем во главе. Но отдельные рейды, конечно же, не могли изменить ситуацию, как не меняют они её и сейчас.

В условиях наименьшего благоприятствования

В октябре 1868 года в Иркутске открылась первая публичная сельскохозяйственная и мануфактурно-ремесленная выставка. На ней было представлено более двух тысяч экспонатов, и действительно интересных, вот только проходили они главным образом по ремесленно-мануфактурной части; сельское же хозяйство представлялось исключительно номинально.

В девятнадцатом веке Иркутская губерния не обеспечивала себя хлебом. Характерно, что отчёты в Петербург начинались одной и той же замечательной фразой: «Как не отличающиеся плодородием, земли Иркутской губернии…» Ещё любили ссылаться на климат, что было уже куда ближе к истине.

Иркутские летописи скрупулёзно отмечали природные катаклизмы. К примеру, в 1819 году «снег засыпал несобранный хлеб, который и погиб безвозвратно». В следующем, 1820-м, году затопило сенокосы. И всё же игра стихий не оправдывала частую нехватку хлеба (а бывали и просто голодные годы). При этом власть всего лишь «тушила пожары» — запрещала поднимать цены на хлеб, ослушавшихся садила под стражу, брала муку в долг. И в самые неурожайные годы Иркутская губерния с избытком производила хлебный спирт. В зиму 1880 года в Иркутске начался голод, и городская дума предложила генерал-губернатору взять хлеб с винокуренных заводов, однако тот отказался. Ибо знал, что спросят с него именно за доходность винокурения, а вовсе не за численность населения и урожайность полей.

Горожане как могли заботились о своём пропитании. Губернский статистический комитет в апреле 1882 года занялся бесплатным распространением семян огородных овощей – в считанные дни разошлись и редька ерфуртская, и капуста коломенская, и муромские огурцы. Огороды заводились и при больницах, и при приютах. Знаменский монастырь, издавна полагавшийся на свои покосы, рыбные ловли, телятники и теплицы, так продвинулся в этом, что на сельскохозяйственной выставке, организованной Главным управлением землеустройства и земледелия в 1911 году, получил малую серебряную медаль.

Иркутское купечество выращивало у себя в садах диковинные плоды и даже продавало их в своих магазинах. Иосиф Петрович Катышевцев, предприниматель и городской голова, устроил в Балаганске образцовую земледельческую ферму, купцы Патушинские в компании с купцами Молодых и Ивановым распространяли в Иркутской губернии недорогую сельскохозяйственную технику. Но настоящего коммерческого интереса во всём этом, конечно же, не было. А мелким купцам, державшим лавки в деревнях, развитие сельского хозяйства было и вовсе ни к чему: при неурожаях крестьяне брали товары в кредит без оглядки на качество и на цену.

Хорошим подспорьем на селе могли бы стать многочисленные в нашем крае ссыльные, но «садиться на пашню» они явно не спешили: куда прибыльней было определяться сидельцами в питейные заведения. И государство им в этом прямо содействовало: в декабре 1862 года высочайше утверждено положение о дозволении сосланным и состоящим под надзором полиции открывать в Сибири питейные заведения и быть в них сидельцами.

Японский редис на Думской заимке

Время от времени здравомыслящие люди предлагали обернуться к земле. В 1858 году «Иркутские губернские ведомости» предложили учредить Общество по развитию в Восточной Сибири сельского хозяйства и промышленности, начав с доступных лекций по земледельческой химии, товароведению, бухгалтерии и пр. Никто против этого не возражал, но никто и не поддержал, так что идея засохла на корню.

Весной 1875 года Иркутское отделение Российского технического общества арендовало землю на так называемой Думской заимке по берегу речки Каи — для устройства опытного питомника. Инициатива стала известна в правительстве, и министр земледелия и госимуществ распорядился о бесплатном отпуске растений.

Взявшийся за питомник член технического общества Шестаков начал с акклиматизации японской редиски, но главною целью его, конечно же, были элитные сорта пшеницы. К сожалению, только один из них дал урожай, так идея постепенно сошла на нет.

Хорошо, да поздно!

К концу девятнадцатого века министерство земледелия и госимуществ предложило хорошо продуманную концепцию сельскохозяйственных училищ, одно из которых и открылось в 1901 году в 43 верстах от Иркутска. Возможность стать настоящим хозяином получил практически каждый физически крепкий подросток, окончивший один класс сельской школы.

Приёмные экзамены в училище проводились в удобное время — по окончании полевых работ. Свидетельства о несостоятельности позволяли обучаться за казённый счёт. К примеру, в 1901 году училище предлагало семнадцать бесплатных мест, остальные платили за обучение и содержание по 120 рублей в четыре приёма. За время пребывания в училище молодые люди знакомились с основами садоводства, лесоводства, животноводства, молочного дела, счетоводства, сельскохозяйственной экономии и законоведения. Кроме того, можно было обучиться столярно-слесарному, кузнечному ремеслу и пр. В течение всего года знания закреплялись в мастерских, на ферме, пасеке, в огороде, существующих тут же, при училище. Выпускники получали льготу по отбытию воинской повинности и могли сразу же позаботиться о своём хозяйстве.

Такие бы училища да в начале девятнадцатого столетия – совсем другая была бы картина! И не только в деревне, но и в городе, где невостребованные крестьяне часто пополняли ряды преступников. К сожалению, идеи министерства земледелия слишком медленно обретали контур государственной политики. Государство изначально воспринимало Сибирь как сундук с пушниной, под которой со временем обнаружилось золото. А пшеницы и репы не насыпал никто.

В 1901 году в Иркутск прибыл первый правительственный агроном, один на две огромных губернии – Иркутскую и Енисейскую. Так что надеяться нашим крестьянам оставалось исключительно на себя.

Начиная с далёкого 1787 года крестьяне окрестных деревень каждую весну приезжали в Иркутск, в кафедральный Богоявленский собор, за чудотворной иконой Казанской Божьей Матери. И, усердно помолившись, везли её вниз по Ангаре – в поля кудинские, хомутовские, поздняковские, оёкские. Так было на протяжении сорока лет, а в 1827-м один из прихожан, пожелавший остаться неизвестным, пожертвовал тысячу рублей на покупку кареты для иконы. Прихожанин этот хорошо понимал, что другие помощники, кроме Бога, вряд ли скоро найдутся. Мудрый был человек.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.