Приобщение к чуду
Две выставки с общим названием «40х60. Золотое сечение», открывшиеся в эти дни в Иркутске, демонстрируют трансформацию фотоискусства с начала 70-х годов прошлого века. Являют они и метаморфозы, произошедшие с их автором Александром Князевым за 40 лет его творческой деятельности.
Приурочив выставки к своему 60-летнему юбилею, Князев демонстрирует в центре имени Рогаля ретроспективу работ, начатых в 70-е годы ХХ века. В галерее современного искусства «Дом художника» он представляет работы, многие из которых имеют опосредованное отношение к фотографии, скорее, это картины, выстроенные из отдельных кадров в мироздание, каким оно представляется мастеру.
Свой творческий путь в фотоискусстве Князев делит на три этапа. Первый посвящён съёмкам улиц города, с движением на них (или отсутствием такового). Далее следует летопись старого Иркутска с деревянными домами, кружевными украшениями и резными наличниками. С 80-х годов он снимает Байкал, как он считает, живой организм, обладающий мистическим влиянием на человека.
Создаётся впечатление, что Князев умел снимать всегда. Выпускника Улан-Удэнской средней школы взяли на работу фотокором в газету «Заря коммунизма», параллельно он делает фотографии почти для всех изданий Бурятской АССР. Он востребован, о нём с большим уважением говорят в Улан-Удэ. Популярность, вернее, занятость в работе не помешали ему трезво оценить свои способности – он твёрдо решил учиться.
В 1970 году Александр поступает на факультет журналистики Иркутского государственного университета и вспоминает это время как одну из счастливейших страниц своей жизни. Произошло это, возможно, ещё и потому, что со второго курса он становится на факультете преподавателем фотожурналистики. Заведующий кафедрой того времени Павел Забелин рассмотрел в юноше незаурядные способности, на первом курсе предложил сделать выставку в университете, которая произвела на многих ошеломляющее впечатление. В том далёком 70-м году его начали называть мастером, объективу фотокамеры которого подвластно то, что простым, невооружённым глазом не увидишь.
Князев снимал улицы города, людей и предметы, находящиеся на них. На демонстрацию ветеранов войны он смотрел глазами человека, оказавшегося на обочине праздника. На фотографии один из них снят со спины, даже голова в кадр не вошла, центр внимания – деревянная культя, заменяющая ногу. Праздничные шествия у него знаменуются вырвавшимися из чьих-то рук воздушными шариками и прилепившимися к огромной голове-памятнику Ленина в Улан-Удэ. «Счастье» жизни олицетворяет образ старушки на фоне покосившегося деревянного дома.
Многие работы под общим названием «Улица Советская» Князев демонстрирует сегодня в городском выставочном центре имени Рогаля. Фотографии – это документальная хронология жизни людей советского времени, напряжённая драма, происходящая со всеми, кому суждено было строить социализм с «человеческим» (по-князевски, «нечеловеческим») лицом, на котором вместо улыбки застыли скорбь и отчаяние.
Несвобода, которую Князев чувствовал на «улице Советской», лично для него в университете была наполнена свободомыслием, взаимоуважением педагогов и студентов. Говорили на факультете всё, о чём думали, читали в основном самиздатовскую литературу, которой студентов снабжали преподаватели. Возможно, не всех, только тех, кто мог понять гнев Солженицына в его письме к «Вождям Советского Союза» или судьбы героев романа «Раковый корпус». Общение с такими педагогами, как Леонид Ермолинский, Нелли Петрова формировали мировоззрение студента Князева, определяли путь, по которому он пойдёт в своей самостоятельной жизни.
Рано вступив в Союз журналистов, он предпочёл работе в какой-либо конкретной организации свободу творчества. По грибоедовскому принципу «служить бы рад, прислуживаться тошно» он продолжил занятие любимым делом. В ту пору Князев был увлечён съёмками старого Иркутска, состоящего из деревянных домов. Снимал не только те, что сохранились почти в первозданном виде, но и просевшие фундаментами в землю, со сломанными крыльцами, покосившимися окнами, с болтающимися на петлях оторванными ставнями. Многие из фотографий того периода вошли в книги «Иркутск», «Памятники Иркутска», изданные в начале 90-х годов. Многих домов сегодня нет – одни снесены, другие уничтожены частыми пожарами, случающимися нечаянно (или по злой воле претендентов на земельные участки в центре города) на протяжении всего перестроечного времени. Их изображения хранятся сегодня только в архивах фотомастера.
Знакомство с яхтсменами, увлечение этим видом спорта переросло у Князева в любовь к Байкалу, в котором он видит не просто 1/5 запаса пресной воды всего земного шара. Для него Байкал – живое существо, наделённое особой энергетикой, мистическим влиянием на человека. Не каждый год, лишь время от времени Байкал являет лики, которые запечатлеть может только пристрастный фотообъектив.
На выставке, представленной в галерее современного искусства «Дом художника», эти лики – лица людей – хорошо видны на шести не обработанных компьютером фотографиях.
«Вглядываясь в Байкал, очертания его берегов, окружающий пейзаж, – говорит Князев, – я начинаю переживать то, что чувствовали наши предки. Байкал даёт возможность жить в другом масштабе времени, являя нам другую сущность». Генетическая память позволила мастеру создать серию работ, которые он назвал реинкарнациями Карлоса Кастанеды, Пабло Пикассо, Зигмунда Фрейда, Поля Элюара, Ричарда Баха. Казалось бы, какое отношение имеют эти учёные, писатели, поэты к Байкалу? В процессе перерождения, возможно, их души пролетали над озером, сливаясь с его туманами, водой, небесной сферой.
В этих работах фантазия мастера проявляется мощно, без каких-либо рационалистических ограничений. Фотографии он переводит в разряд картин, в которых кадр становится только поводом, чтобы передать в его компьютерной обработке ощущения, чувства и эмоции, испытываемые человеком, вступившим в общение с Байкалом. Некоторые работы выполнены в виде досок, на которых иконописцы пишут лики святых. Байкал предстает на них в трёх измерениях мироздания: верхней части, где живу Боги, средней, отведённой людям, и нижней – места сосредоточения нечистой силы. Казалось бы, трёхмерное пространство – постулаты шаманизма, но в других работах Князева можно разглядеть проступающие фигуры будд, далее – православный крест. Байкал – космос, он сам религия и живёт по законам, ведомым только ему. Байкал, как и Россия, – крест, это отчётливо видно на одной из работ мастера.
Князев в творчестве неповторим: «Когда культура лишается принципа непохожести всего на всех, она умирает, – говорит Александр Дмитриевич. – Фото – визуальное искусство, оно существует для того, чтобы людям, чьи глаза затянуты пеленой ложных убеждений, помочь открыть их, уйти от унифицированности. Фотография очищает зрение, человек начинает видеть по-своему, и когда к нему приходит понятие непохожести, он инстинктивно становится непохожим сам».
По сути, Александр Князев излагает трактат о визуальном искусстве фотографии, вытекающей из структуры жизни, которая состоит из высокого и низменного, философского и бытового. Фотография документально фиксирует происходящее событие, но она может и возвысить его до картины мира с её высоким духом, перерождением быта в бытие. Объект внимания, наполняясь энергетикой фотохудожника, сливаясь с ним, проявляется внутренней красотой и гармонией.
Умение выразить в фотографии своё миропонимание, свой взгляд на бытие позволили Князеву организовывать выставки не только в России, но и далеко за её пределами. Он показывал свои работы в Германии, Сеуле, дважды в Париже и совсем недавно в Братиславе и Вене. Байкал, увиденный фотообъективом мастера, видоизменённый компьютерной обработкой, становится не просто чудом света – он притягивает образами, которые реальны и ирреальны одновременно. Байкал – это быль и небыль, явь и миражи. Это действительность, рождающая картину мира, понятную каждому человеку, независимо от его национальности.
Александр Князев не выставлялся в Иркутске более семи лет. Новый 2008 год ознаменовался сразу двумя его выставками. Это не итог творческой биографии, это продолжение пути, который не похож на чей-либо другой.
Фото Егора СОБОЛЕВА