— Никакого интервью! — Люба Аксаментова так решительно двинула крутым боком, что я понял: своё слово сдержит.

— Наше дело не разговоры вести, а лицо газеты блюсти, — поддержала коллегу Ольга Леванова.

Коллектив газеты как бы условно делится на две «половинки», два цеха: один почитается творческим, это, собственно, и есть журналисты и обозреватели, другой — техническим. Я сказал «условно» и, пожалуй, ошибся. Условности не очень много: у каждого из небольшого в общем коллектива «Восточки» есть свои, как говаривал Райкин, «специфические задачи», связанные с выпуском газеты.

Так вот, корректор (от латинского korreсt — исправить) — человек, который исправляет «писательские» ошибки. Мы называем эти ошибки, в зависимости от обстоятельств, то творческими, то техническими. «Работа непыльная, — скажет иной читатель, — читай страницы да правь себе на здоровье». Но вот я открою читателю одну маленькую тайну, которую не каждый, возможно, заметит. Лет восемь назад в «Восточке» ошибок всяких разных было больше, чем сегодня. Это при том, что в корректорском цехе работало шесть человек, а сегодня всего двое. Хотя и сейчас опечатки проскакивают время от времени, увы… Лишний раз доказывая въедливому читателю (а таких немало), что мы тоже люди и ничто человеческое нам не чуждо, в том числе и неправильно поставленные запятые.

И тут я наберусь смелости утверждать: наши две девчонки (правда, давно вышедшие из этого возраста) — лучшие корректоры Иркутской области. Я как-то специально подсчитал: на наших полосах даже меньше ошибок, чем во многих центральных газетах. Хотите — верьте, хотите — проверьте!

Ну хорошо, скажет наш доброжелатель (злюке всё равно ничего не докажешь), а что произошло-то: людей стало меньше, а работают они лучше. Рублём одарили? Каюсь, особого секрета нет. Он в той подлинной грамотности наших девочек, которая сама по себе — талант. Не говоря уже об их трудолюбии и дотошности. Это ещё один талант, которым они обладают сполна. Это — раз. Корректорская комнатка сплошь заполнена словарями, справочниками, специальной литературой. Это — два. Но главное, на мой взгляд, — в их уважении к профессии и трепетной любви к русскому языку. Именно этой любви они служат, когда изо всех сил пытаются защитить газетную полосу от благоглупостей некоторых «писателей».

Мы, журналисты, в грамоте тоже бываем разные, иной раз задвинешь такое — сам не разберёшься. Если подходить формально, корректор может оставить авторский стиль, лишь бы грамотно было. Но как бы не так! Обязательно доберутся до автора, уткнутся с ним в текст, да не запятую исправлять, а искать, например, в подлиннике цитату классика, что для них вовсе не обязательно. А стиль?! «Кого, — спрашиваю Любу, — ты любишь среди нас как авторов?» «Ну, уж только не тебя! — отрезала Аксаментова. — Какой Горький учил тебя ставить столько тире? Ну, он классик, пусть себе пишет «море — смеялось». У тебя-то почему тире стоит между подлежащим и сказуемым?» «Тире, — пытаюсь отшутиться, — удлиняет текст, а значит, и гонорар» .

Но у наших корректоров такие шутки не проходят. Правила, говорят, есть правила, их ещё никто в русском языке не отменял. Чешешь за ухом, оправдываясь «авторской позицией». А среди нас есть те ещё «акулы пера», попробуй их «поправь». Но корректоры всегда убедят: если это предложение ты подсократишь, а эту пустую фразу уберёшь, то будешь совсем молодец. И… соглашаешься.

Потому что они давно уже заработали себе такой несокрушимый авторитет, с которым трудно спорить. И это не пустой звук. За их репутацией — километры текстов, как дорог. На этих дорогах они и три пары железных башмаков износили, и три железных посоха изломали. Ведь цель у нас общая — сделать текст не только грамотным, но и понятным, просто и ясно донести задуманную мысль до читателя.

Конечно, есть у них любимые и не очень авторы, стили, что называется, почерки. Бережно сохраняя каждое слово, вылавливая «жучков» (а их хватает в любой статье), они не раз и не два прочтут особо сложный материал. И выправят его, вычистят, как хорошая хозяйка чистит кастрюлю — до блеска, до зеркальной чистоты.

За окном уже давно темно, прохожие разбегаются по домам, а в газету… приносят новый материал: «Этот снимается, а этот ставится, срочно». И корректор, наскоро выпив кружку чая, опять утыкается глазом в надоевшие строчки. И читает-то он не как все люди. Однажды я провёл эксперимент, когда дежурил с Любой Аксаментовой по номеру. Дежурный редактор, «свежая голова», тоже немножко корректор. Он должен свежим взглядом прочитать газетные полосы, просмотреть заголовки, сверить правку. В тот раз случилось обычное дело: срочно принесли сто строк в номер. Ну, думаю, настал момент истины. Сейчас докажу Любе, что и из меня корректор не хуже получится. Подумаешь, заметку прочесть. Прочёл. Кидаю взгляд на правку Аксаментовой. Из ста строк она «выловила» около 25 «ляпов», а мой улов — не более десятка.

Порою и пишем мы второпях, не удосужившись перечитать текст, проверить, какую же букву следует поставить в слове. Потому что твёрдо знаем: нас всегда подстрахуют, подставят плечо. Это называется «чувством локтя», без которого коллектив немыслим. За нами два бдительные глаза прочтут, вычистят всё, а потом прочтут снова и снова вычистят. Чтобы дома, уже ночью, вскочив, вскрикнуть: ой, кажется, я не сверила последний абзац! И ночь будет уже бессонной, и наутро идёт корректор на работу с заранее виноватыми глазами. Хотя чаще всего ошибки «приходят» со стороны, а порою с ними связаны какие-то необъяснимые, мистические истории. Но читателю-то всё равно. Он всегда произнесёт своё сакраментальное: «А ещё газета!» И будет прав. Потому что мы — действительно газета.