«Пора, пора! рога трубят; псари в охотничьих уборах…» – заключал Ростислав Филиппов очередное заседание любителей изящной словесности в Доме журналистов. И благодарные гости, осторожно придерживаясь стенок, нестройно тянулись к выходу. Хозяин кабинета, прибрав рабочий стол от нехитрой закуски, водружал на себя знаменитое двухметровое чёрное пальто и кепи и степенно отбывал в сторону Центрального рынка, почитывая на ходу преинтереснейшие новости от известинских обозревателей.

Завершался трудовой день.

1937 год, погубивший, по сказаниям, немало ретивых людей и замыслов, одарил белый свет рождением иного люда, большого и малого, включая наших великих земляков – В.Распутина и А.Вампилова. А вслед за ними и Р.Филиппова. Четвёртым в этой блистательной когорте, утвердившей Иркутск в качестве литературной Мекки Сибири, является ныне здравствующий Глеб Пакулов, патриарх нашей Иркутской писательской организации.

Но речь о Ростиславе Филиппове, 70-летие со дня рождения которого отметили в декабре в Доме писателей его родные, друзья и поклонники.

Ростислав не дожил до этого дня полтора года. Тяжёлый недуг сразил этого гиганта. Но Смерти он, как человек православный, не боялся; не раз в стихах своих он обращался к ней, к этой теме; не ерничал и не ужасался, но вёл с ней постоянный диалог, не без тонкой самоиронии: «Проходит год. Стал ближе день рожденья, святого часа смертушки моей». Или: «На том свете господь Бог подведёт и мне итог. Если в рай не попаду, и в аду не пропаду». Или совсем печально: «А вчера противно стало, хоть пойди и удавись. Я пошёл и удавился. Кончил эту селяви. И никто не удивился – ни чужие, ни свои…» Но здесь Поэт оказался не прав, ибо сам же и сказал: «А если я когда-нибудь воскресну, то всё же снова это буду я…» И подтверждение этому – сам юбилейный вечер и речи, что вели его друзья.

На Покровском погосте покоится бренное и многострадальное тело Ростислава Филиппова. А сам он здесь, с нами, в сердцах тех, кто пришёл на вечер, и тех, кто, увы, не смог прийти, в воспоминаньях, в песнях на его слова, в его стихах, наконец, в интонациях его живого голоса. (Как потрясающе он читал свои стихи! И спасибо Т. Сазоновой за радиопередачу о нём!) А ведь есть ещё и видеозаписи его блистательного юбилея — 60 лет! — в Доме актёров, широкой русской беседы с писателем В.Карнауховым, презентации его “Красной Сотни” в Доме писателей…

Р. Филиппов, несомненно, прежде всего поэт, поэт милостию Божией, лёгкого, ясного, чистого пера, поэт гнезда Александрова (Пушкина), философский, афористичный, в строке иль в образе могущий всю радость или прелесть жизни сущной своим лишь гением донесть…

Иркутск – графичен. Словно стая

птиц на снегу. И я привык

к изгибам храмов, веток, ставен –

то плавных, то, глядишь, кривых.

И эта строгая графичность

мне позволяет различать:

Вот дом. Вот дерево. Вот личность.

Вот Каин. Вот его печать.

Об этом и шла речь на вечере. Жизнь сложнее поэзии, но только поэзия может передать восторг или стон переживаемой жизни. И надо ещё суметь её прожить достойно и не ропща. А лучше — талантливо. Что и выпало Ростиславу Филиппову. Истинный талант обрастает, как дерево, прочими достоинствами, и вырастает огромное древо, каждая ветвь которого – особый дар. К Филиппову вполне применимы слова В. Распутина, сказанные им о А. Вампилове: «…Он был талантлив вдвойне – и как человек, и как писатель… Люди в своем внешнем нравственном устроении должны бы разделиться так, чтобы в каждом кругу стоял такой человек».

А круг Р.Филиппова включал, пожалуй, всю Читу – 17 лет жизни! – и пол-Иркутска – от обслуживающего персонала до высших чиновников и академиков. Богема, люди от или при искусстве – особь статья… Скольким начинающим авторам он помог! У него был редкий сострадательный дар найти зёрнышко в ворохе плевел, уцепить и восхвалить его, а заодно и автора, дать напутствие или рецензию. А уж если он натыкался на дарование или – о Боже! – на талант, то загорался и всячески продвигал его. Как он терпеливо выслушивал и прихваливал (сам свидетель!) очередного графомана, и когда тот, осчастливленный словом самого Мэтра, убирался восвояси, Слава говорил: «Уф, кажется, пронесло!»

Талант не бродит в одиночку, вовне или внутри себя. Разнообразие дарований и пристрастий Ростислава Филиппова поражало, но они органично сплетались в ореоле его личности: музыка, театр, литература, история, философия, религия, спорт, кулинария, огородничество. Он знал всё, умел ещё больше, со вкусом, с толком, с расстановкой.

И об этом с любовью говорили его друзья на вечере, который открыл его давний, с 1962 года, друг, кудесник слова и азартный рассказчик, писатель Глеб Пакулов, поведавший несколько нравощипательных историй о пользе битвы пития с бытием в пределах «столораскинувшейся» или, если проще, «выпивательной» поляны, могущей быть сооружённой Славой в любой точке пространства и времени; друг и поклонник «дяди Славы», артист театра драмы В. Сидорченко; близкий и нежный друг Ростислава, режиссёр того же театра А. Ищенко; наш писатель-сатирик А. Тепляшин, которому юбиляр некогда дал «путёвку в жизнь», и многие другие. Зал дышал такой любовью к Ростиславу, что казалось, будто он сам сидит в кресле на авансцене и улыбается, смущаясь, или же зычно хохочет со всеми вместе! Вместе с сидящими в зале сыном Володей, дочкой Таней и внуком Димой…

Что осталось? Лишь сын и две дочки

И живая вода из ручья.

Да удачная давняя строчка,

О которой все помнят друзья.

Да ещё деревенское: «Здрасьте!»

И Байкал, словно сон наяву.

Мне достаточно этого счастья.

Я доволен. Я жил. Я живу.

Мой друг Майкл Майлам, профессор и писатель, много лет знакомый с Р. Филипповым, прислал к его юбилею ностальгическое письмо из далёкой Америки, в котором, в частности, сказал: «Для меня Слава всегда являл собой неуловимое сочетание русского и советского. Поразительное сплетение глубины и извечности России и праведности и мощи Советского Союза. Я говорю «поразительное», потому что Слава представлял собой характер воистино по Достоевскому, по Толстову, по Гоголю, столь любимому им. Характер больший, чем сама жизнь. Он тот самый кучер гоголевской тройки, несущей Россию вперёд. Да, да, Слава был воплощением русской души и самой жизни… Величайшей похвалой, которую можно выразить в отношении дорогого для нас, ушедшего в мир иной человека, будет сказать, что без него мир стал меньше, мир сузился. Слава привносил столько жизни в этот мир! Он одаривал нас своим присутствием… Как литератор, как человек, любящий Россию, изучавший её историю, литературу и культуру, я всегда чувствовал, что масштаб его личности не уступает масштабу его поэтического дара. Мера его талантов не знает границ».

Славы как бы с нами нет. Физически. Но он всегда рядом, и есть тихая радость за него. Он дождался своего часа и по лунной дороге ушёл на встречу с теми, кто покинул его раньше:

Подожди меня, мама. Я покину свой дом,

Я приеду, я скоро, мы все вместе пойдём.

И пойдём мы с тобою в простор бесконечный,

в свет, где Шёлковый путь переходит

во Млечный.

Прости нас, Слава, что не уберегли.

Фото Льва ТЕТЕЛЕВА