Для Аллы Никоновой предложение возглавить новую структуру – региональное управление Следственного комитета при прокуратуре РФ – не было неожиданным. Почему высокая генеральская должность стала естественной ступенькой в карьере следователя, выясняла Людмила БЕГАГОИНА.

— Как я поняла, вы – первый юрист в семье? Кто помог сделать этот выбор?

— Юристов в нашей семье, действительно, до меня не было. Папа работал столяром, мама занималась детьми – нас было пятеро. Свой выбор я сделала в 15 лет, когда прочитала книгу Льва Шейнина «Записки следователя». Целый блокнот исписала цитатами о том, каким должен быть следователь. И до сих пор перечитываю эти выдержки. Любила детективы. В то время по телевидению шёл многосерийный фильм «Следствие ведут знатоки». Я представляла себя в роли главного героя. Но на юрфаке госуниверситета был тогда конкурс 25 человек на место – и я не набрала баллов ни на дневное, ни на вечернее отделение. Пришлось учиться заочно. На третьем курсе я пришла в отдел кадров областной прокуратуры и попросила взять меня следователем.

— Почему именно в прокуратуру?

— Отец меня ещё в детстве называл прокурором. Считал, что я слишком строгая и чувство справедливости у меня переходит в максимализм. Отделом кадров прокуратуры тогда, кстати, руководила Альбина Семёновна Ковалёва. Она стала моей наставницей, учителем и подругой на всю жизнь.

Мне предложили место на выбор – в Бохане, Качуге или Братском районе. Я была готова ехать хоть куда, лишь бы следователем. Но поскольку у меня не было высшего образования, пришлось запрашивать согласие Генеральной прокуратуры. В ожидании ответа я работала в отделе кадров. Альбина Семёновна, как бывший следователь, ещё больше укрепила мою веру в призвание. Мне исполнился 21 год, когда мечта сбылась: я стала следователем районной прокуратуры.

— Не разочаровались? Работа в районе считается рутинной, бумажной и скучной.

— Я своим следователям иногда цитирую любимого Шейнина: «Нет скучных дел, а есть скучающие следователи». До сих пор уверена, что интереснее этой работы на свете нет. Её нельзя не любить. Как сейчас помню свой первый рабочий день. Жила недалеко от прокуратуры, но выехала из дома за два часа. Ещё восьми не было, а мой будущий наставник, старший следователь Анна Алексеевна Данелян, уже сидит в кабинете, печатает на машинке. Из пяти следователей, числившихся по штатному расписанию в Ленинской прокуратуре, работали тогда двое, у каждого в производстве по 25 уголовных дел. И мне, студентке, ещё ничего не умеющей, сразу принесли стопку дел. Я посчитала: 12 папок. Изнасилования, убийства, хищения, выпуск недоброкачественной продукции и т. д.

Вы говорите: скучная работа… А я помню даже имена и фамилии большинства своих подследственных, не только их самих. Следователь не может оставаться равнодушным, не сопереживать тем, кто находится по другую сторону стола во время допроса. Судьбу каждого пропускаешь через собственную душу.

Помню, как меня тронула судьба моей ровесницы Светланы Ждановой. Это было одно из первых дел. Она работала приёмщицей ателье и растратила огромную по тем временам сумму – девять с половиной тысяч рублей. Жили они с матерью вдвоём, концы с концами едва сводили, а она вещи стала покупать, подружкам дорогие подарки делать. Я собрала доказательства её вины и стала прокурора, Владимира Константиновича Чернова, уговаривать: «Может, не будем арестовывать?» Светлану приговорили тогда к восьми годам лишения свободы. Она отбывала наказание в Бозойской колонии и писала мне письма, отправляла открытки. А я отвечала.

— Зачем?

— Хотелось морально её поддержать. А после освобождения девушка пришла в прокуратуру со мной повидаться. Благодарила за сострадание, за чуткое отношение.

— И многие вам пишут из колоний?

— Раньше многие писали. Цветы к праздникам от подследственных получала. Люди очень ценят, когда к ним относишься по-человечески. Я своим следователям всё время говорю: «Все мы приходим в этот мир одинаково голыми».

— А вы не боитесь, что те, кого вы посадили, могут и не с цветами к вам из зоны прийти, а с оружием – счёты свести?

— И страшно иногда бывало. Последнее моё дело в Ленинской прокуратуре было по изнасилованию из 15 эпизодов. Организатор группировки получил 9 лет лишения свободы. Я работала уже в городской прокуратуре, секретарь однажды говорит: «К вам странный человек пришёл. Фамилии не называет, потому что вы тогда его не примите». Я велела впустить. А когда увидела своего подследственного, испугалась. Он в руках куртку держал так подозрительно, словно в неё что-то завёрнуто. У меня мысль даже мелькнула, не убивать ли он меня пришёл. А он достал из-под куртки три розочки и успокоил: «Я только поздороваться, спасибо сказать, что по-человечески ко мне относились».

— А он хоть заслуживал человеческого отношения?

— Его, конечно, многие проклинали. Одна из потерпевших, молоденькая девушка, страдала психическим заболеванием, очень было жалко и её саму, и её мать. Да и те, кого вовлекал в преступления организатор этой группировки, были в основном из порядочных семей: у одного жена имела звание заслуженного учителя, у другого была известным врачом.

Но ведь чем отличается хороший следователь от плохого: он умеет не просто за решётку преступника упечь, но заставить его почувствовать, что потерпевшие страдают от его действий.

— И много таких мастеров допроса под вашим началом работало?

— Много. Конечно, на этой службе и отрицательных эмоций хватает. Но тот, кто поработал следователем, уже не вычеркнет из памяти эти годы. Сейчас очень многие бывшие следователи назад к нам просятся.

— Так у вас зарплата высокая.

— И зарплата, конечно, играет роль. Но думаю, у большинства всё-таки призвание. Кадровый резерв у нас огромный, и каждый день приходят новые и новые кандидаты. Радует, что они согласны ехать в самые глухие районы. Значит, действительно хотят работать следователями. Знаете, как эта работа затягивает. Бывает ведь – и зацепиться-то не за что, такое попадётся дело. Но начинаешь логически размышлять, строить версии. И клубок преступлений постепенно разматывается.

— Мне несколько раз приходилось писать о возглавляемой вами следственно-оперативной группе, которая раскрыла множество громких убийств, ставших уже «висяками». Ваш опыт потом Генпрокуратура стала распространять по всей стране. Чья была идея?

— Во второй половине 90-х годов в Иркутске был всплеск убийств. Если в 1994 году их регистрировалось 60, то в 1997-м только нераскрытых оставалось больше 200. А раскрываемость составляла всего 62 процента. Идея создания специализированного постоянно действующего подразделения, которое занималось бы только раскрытием убийств, принадлежала прокурору города Альбине Семёновне Ковалёвой. Она долго вынашивала этот план, мы вместе ездили потом в Москву, в Генеральную прокуратуру, продвигать её идею. Эффект, действительно, был большой. Постоянно действующая группа – пять следователей прокуратуры и десять оперативных сотрудников милиции – приступила к работе 30 апреля 1997 года. А по итогам этого года раскрываемость убийств поднялась до 84 процентов. Работали не жалея себя, круглые сутки – выезжали на все убийства в городе, все трупы, криминальные и некриминальные. Следователи и оперативники жили, можно сказать, в прокуратуре, спали там на раскладушках.

— А самой вам приходилось трупы поднимать?

— Многие улицы, дома, дворы в городе, особенно в Ленинском районе, ассоциируются у меня с местами преступлений, на которые я выезжала. Едешь мимо – и невольно вспоминаешь: здесь поднимали труп ребёнка, который утонул в колодце, а в этом доме снимали повешенного…

— Можно, наверное, привыкнуть и к трупам. Убийства ведь в Иркутске каждый день совершаются. И из гранатомётов по домам палили, и из автоматов в центре города расстреливали. Чего только не было. Кстати, ликвидация братской группировки – это ведь тоже работа вашего подразделения?

— Пожалуй, это главный итог работы городского подразделения по раскрытию тяжких преступлений – в этом году ему исполнилось бы десять лет. С тех пор как удалось выявить и направить в суд банды Скрипника и Бердуты, в Иркутске произошло всего три заказных убийства. А ведь я помню время, когда их по три в день совершалось. Мы работали в тесном контакте с ФСБ, управлениями по борьбе с организованной преступностью. По каждому нераскрытому убийству проводили совещания: исследовали накопленную оперативную информацию, анализировали следственные материалы.

В 2003 году мы вышли на Скрипника, задержав исполнителей организованных им преступлений, а затем и его самого. Я тогда месяц провела в тюрьме. И все показания, на которых потом было построено дело, получены как раз за тот месяц.

— Бандиты шли с вами на контакт?

— Да, просили даже, чтобы Алла Ивановна их допрашивала.

— Одного из членов братской банды, Баженова, во время следствия нашли в камере СИЗО мёртвым. Это было самоубийство?

— По поводу самоубийства одного из бандитов я сразу высказала своё мнение: его смерть была выгодна лидеру группировки. Баженов дал показания, которые сильно помогли следствию продвинуться. Благодаря ему мы смогли найти труп коммерсанта Светлова и доказать этот важный эпизод. Бандиты пытались развалить дело, устранив или запугав следователей и оперов. Но не преуспели в этом. В марте 2004 года, после проверки Генпрокуратуры, меня вывели из состава следственной группы, занимавшейся делом Скрипника. «В целях безопасности» — так это было сформулировано в приказе. Расследование возглавил начальник отдела прокуратуры области Владимир Букин, прекрасный профессионал (сейчас он мой заместитель в Следственном управлении СК). Я очень ему признательна за то, что довёл дело до суда. Особая благодарность подполковнику милиции Савкину из отдела по раскрытию заказных убийств ГУВД области. Андрей Геннадьевич проявил мужество и достоинство, когда преступники организовывали одну акцию за другой, стремясь его опорочить и вывести из дела.

— А как Скрипник вёл себя на допросах?

— В день задержания он играл роль бизнесмена, олигарха, вид у него был надменным. Поза развязная, ноги вытянул. Пришлось даже замечание ему сделать, напомнить, что он не на чай ко мне пришёл. На молодёжь, которая была у него в банде, он, конечно, мог впечатление произвести. Они так и говорили: «Хотелось походить на Скрипу, чтобы денег вот так же – полный дипломат, можно было ими сорить в казино, в ресторанах». Но дней через десять от амплуа нового русского Скрипник отказался и присмирел.

— Сейчас пошёл поток дел по обвинению руководителей муниципальных образований – в заказных убийствах, в коррупции. С чем связана эта кампания? Вы ждали указа президента, чтобы её развернуть? И что мешало раньше бороться с коррупцией ?

— Объективно – ничего не мешало. Я думаю, у органов просто появилась уверенность в своих силах. Мы научились раскрывать и расследовать сложные дела. Надеюсь, что лидеру ангарской группировки «Пожарники» Бердуте суд оставит в приговоре статью 210 Уголовного кодекса – организацию преступного сообщества.

Кроме того, у наших следователей появилась уверенность в поддержке со стороны руководства. Это очень много значит. Дело мэра Усть-Илимского района Дорошка по обвинению в организации заказного убийства, например, можно было ещё лет десять назад в суд передать. Что касается главы администрации Слюдянского района Сайкова и его первого заместителя Рамазанова, сейчас они уже знакомятся с материалами уголовного дела, в ближайшее время оно будет передано в суд. Когда появляется шанс отправить на скамью подсудимых преступника, имей он хоть какие положение и власть, мы этот шанс не упустим.

— А сколько сейчас в производстве дел по коррупции?

— В отношении работников администраций возбуждено десять дел. По Сибирскому федеральному округу наша область в этом плане лидирует.

— Что изменилось, когда вы сменили кресло заместителя прокурора области по следствию на должность руководителя новой службы – регионального управления Следственного комитета при прокуратуре РФ?

— Да я как-то даже не ощущаю себя в новой структуре. Мы, оставаясь в прокуратуре, получили больше самостоятельности – и это, конечно, хорошо. Есть небольшие изменения в организации работы: по всем жалобам, заявлениям граждан на должностных лиц, где усматривается состав преступления, проверки будут теперь проводить работники следственного аппарата. Нагрузка на следователей ещё возрастёт. Хотелось бы увеличить их штатную численность. Ведь самые опытные кадры, 70 лучших следователей, ушли руководить новой структурой. На их место мы набрали молодёжь, которую надо ещё учить работать.

— А как вы относитесь к объединению с милицейским следствием, которое намечается, говорят, в будущем году?

— Помните, сколько говорили о создании следственного комитета при прокуратуре? Лет 15, если не больше, пока до дела не дошло. Я думаю, если и будут создавать федеральную службу расследования, пройдёт ещё немало времени.

— Вас все знают как принципиального и жёсткого руководителя, который не пойдёт на сделку с совестью. И который умеет управлять следователями и милиционерами. Дома вы тоже командуете мужчинами?

— Я вообще-то привыкла, чтобы меня мужики слушались. Но дома и командовать не приходится. С мужем у нас взаимопонимание. Он прекрасный кулинар, любит готовить. У него хорошо получаются соленья, варенья. Сын тоже, глядя на отца, иногда пробует силы в кулинарии. Из моих произведений они, правда, рульки хвалят и запечённую в духовке курицу. А в основном моя задача – съездить на рынок, купить ведро огурцов, помидоров и на дачу мужу привезти. А то у нас там ничего не растёт почему-то, кроме травы.

— Сын не хочет пойти по вашим стопам — стать следователем?

— Иван учится в юридическом институте госуниверситета. Но в следователи не собирается. Насмотрелся, видимо, на мою работу с детства. Он ведь всё время, пока маленький был, если не на продлёнке, то с мамой в прокуратуре. Пусть сам выбирает, где работать. Я его ломать не собираюсь.

— А муж как относится к тому, что вы всё время на работе пропадаете?

— Он прекрасно понимает, что с моей работой по-другому нельзя. Мы с ним познакомились, когда он работал в Ленинской милиции участковым. Вместе на трупы выезжали. После третьего выезда на место преступления начали дружить. Муж всем знакомым рассказывает: «Мы с Аллочкой познакомились на трупе». Сейчас он на пенсии.

— А свободное время вы как всё-таки проводите, когда оно случается?

— Летом в выходные езжу на дачу. Романы любовные читаю, лирические стихи. Люблю Есенина, Тушнову. С Альбиной Ковалёвой в театры ходим, она меня частенько приглашает на премьеры и презентации. Проблемы нет, как свободное время провести – потому что и времени-то свободного почти нет. Такая работа.

Фото Николая БРИЛЯ

НИКОНОВА Алла Ивановна родилась в 1961 году в посёлке Могоёнок Аларского района. В 1978 году окончила школу N 13 Иркутска, поступила учиться на заочное отделение юридического факультета Читинского филиала Иркутского госуниверситета и устроилась на работу в следственный изолятор N 1 инспектором спецчасти. В 1979 году – инспектор отдела кадров информцентра Главвостоксибстроя. В 1980 году – секретарь-машинистка и инспектор отдела кадров ДК профсоюзов. В 1981 году – старший инспектор отдела кадров прокуратуры Иркутской области. С1982 по 1988 год работала в Ленинской прокуратуре города Иркутска – стажёром, следователем, старшим следователем. С января 1989 года – в прокуратуре города Иркутска: помощник, старший следователь, заместитель, первый заместитель прокурора. В 2002 году назначена начальником отдела областной прокуратуры по расследованию особо важных дел по Иркутску. С октября 2006 года – заместитель прокурора Иркутской области по следствию.

С 7 сентября 2007 года – руководитель следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Иркутской области и УОБАО.

Старший советник юстиции. Почётный работник прокуратуры РФ.

Замужем, взрослый сын.