Адвокат. Учёный. Писатель. Наш земляк Марк КРУТЕР в одном лице успешно совмещает три рода деятельности, каждый из которых ревниво требует всей жизни. Золотая медаль Ф. Плевако и медаль А. Кони – весомые свидетельства признания адвокатской ипостаси заслуженного юриста РФ, действительного члена Российской академии адвокатуры.

Недавний орден М. Ломоносова вручён Национальным комитетом общественных наград за большие заслуги и вклад в развитие и укрепление государства доктора юридических наук, профессора, члена Экспертного совета Госдумы России. Наконец, целая стопка художественно-документальных книг члена Союза писателей России – лучшее доказательство служения Марка Крутера литературе. Главное же – это просто большой (не только по физическим параметрам), доверчивый человек с отзывчивым и памятливым на добро сердцем. Великодушный, умеющий прощать.

И вот ещё о чём важно сказать, предваряя интервью. Едва ли не с первых шагов профессиональной деятельности на ниве юриспруденции его имя стал сопровождать шлейф загадок, слухов и мифов. Так что отстаивать чью-то невиновность, а значит, защищать честь и достоинство других, не исключая и самого себя, Марку Крутеру приходится не от случая к случаю. Несмотря на все высокие регалии, он по сей день не покидает поле сражения за истину и справедливость. Жизнь, так уж повелось с детства, продолжает испытывать его на прочность, то и дело зовя к барьеру. А вопиющему беззаконию он и сам дерзко бросает перчатку.

– Марк Соломонович, как началась ваша, теперь уже можно сказать пожизненная, дружба со старейшей газетой Приангарья?

– В 1959 году шла Вторая Спартакиада народов России, я там второе место занял среди юношей, а на следующий год играл с американцами в настольный теннис с братом Яшей уже за сборную России. А тогда в здании «Восточно-Сибирской правды», напротив ресторана «Арктика», стоял теннисный стол, и мы приходили туда играть. Там и сдружились: Новгородов Боря, Козловский, Вадик Козлов, были ещё Коваленко, Юра Скоп… Чуть позже, в первой половине 60-х, я поступил на юрфак и начал уже пописывать.

Появились в газете первые мои судебные очерки – безусловно, с помощью людей, которые симпатизировали нам с братом, а мы их тренировали. Азартные все, особенно Борис Новгородов – красавец, всегда элегантен, побрит, отутюжен. И до конца его дней поддерживали с ним отношения; на турнире, посвящённом брату Яше, Борис Нилович всегда был почётным гостем. Жизнелюб, любил и выпить, и поухаживать за прекрасным полом, имел своё достоинство, своё лицо, не давал себя обижать, утверждая свою жизненную позицию.

Яркое впечатление у меня от «Восточки»! Потому что она мне дала путёвку в жизнь. Козловский тоже из числа красивых людей, по-отцовски ко мне относился, у него дочь Маринка – моя ровесница. К этим людям можно было идти со своими проблемами. А со Скопом однажды курьёз вышел. Он, Юра, когда выпивал, становился агрессивным. Начал как-то ко мне приставать, драка пошла, он же здоровый парень был, тут из-за угла появляется мой брат-близнец Яша, и Скоп растерянно заморгал: думал, спьяну в глазах двоится! Я ему только что (3 августа. – В. Ф.) звонил в Рим. Говорит: «Да, братьев Крутеров-хулиганов помню!» Мы же «бродовские» были, кто с улицы Карла Маркса, а Говорин Борис был маратовский – по названию предместья, с ним, кстати, тоже дрались будь здоров, Боря тоже хулиганить любил в юности. С Юрой Скопом долго, час целый, сейчас разговаривали. Он абсолютно не пьёт, женился на популярной итальянской актрисе, звезде, по-моему, оперетты, занимается сельским хозяйством, ранчо у него. В Москву он приезжает только к одному человеку – Валентину Распутину.

– Литературой-то занимается?

– Говорит, пишет только для себя. Хорошо знаю Володю Ходия, мы в Москве много раз встречались, когда он приезжал здесь учиться. С его тёзкой Володей Ивашковским мы подружились ещё в 63-м году. На очередной Спартакиаде народов России, в Горьком, он вдруг подошёл к нашей команде: «Ребята, давайте знакомиться – меня распределили в Иркутск». Тоже оригинальный, своеобразный был человек.

– Один другого талантливей!

– Да, практически мы были вхожи в «Восточку», как в свой дом. Вначале как спарринг-партнёры, чтобы поиграть в теннис, потренировать. В газете была дисциплина, Елена Ивановна Яковлева держала крепко всех, её боялись. И вот там я начал писать, а теперь член Союза писателей уже, у меня добрые, душевные отношения с Юрием Поляковым сложились, главным редактором «Литературки». И потом я с «Востсибправдой» поддерживал контакт, много публиковался, редакция уже переехала тогда на Советскую, 109.

Боря Новгородов хоть и на пенсии, работал ответственным секретарём, мастер своего дела был. То есть я фактически на протяжении всей своей жизни сотрудничал с «Восточкой», она основоположник моего творчества. Я там разминал перо, получил первые уроки от мэтров журналистики – людей, которые меня обласкали, отнеслись ко мне по-родственному, с теплотой сибирской. Благодаря им я вырос в нормального человека, вдобавок научившегося писать. Хотя не очень простая адвокатская жизнь у меня, но при первой же возможности берусь за перо: много интересного накопилось.

– Как же вы со спортивной стези на юридическую переключились?

– У меня отец был блестящий адвокат, по отзывам всех знавших его. Но умер, когда ему всего 25 лет было, от приобретённого порока сердца, который сейчас лечится. Мама наша, Александра Васильевна Поварова, бывшая секретарём ГК комсомола, потом судьёй, стала ходить на кладбище и выпивать – просто не могла подняться после его смерти. Уехала из Иркутска и пропала без вести, нас, близнецов, с малолетства воспитывали дедушка и бабушка.

Я с восьмого класса хотел стать адвокатом. И, окончив школу, поступил на юрфак. Со второго курса забрали в армию, а после неё перевёлся на вечернее отделение: парня ростом 187 см старикам не под силу одеть-обуть. И когда уже на последнем курсе был, знаменитый Владимир Борисович Перцик, профессор, накатил: «Ты юристом будешь или кем?! Ракетку на гвоздик!» Я повесил ракеточку, деваться некуда, стал заниматься диссертацией, и к концу учёбы он дал мне рекомендацию в коллегию адвокатов. Друзья отца, ради светлой памяти его, приняли меня в Центральную консультацию, о чём никто на моём месте тогда и мечтать не смел: выпускников юрфака распределяли исключительно в глубинку.

– Начинать везде сложно, наверно.

– В России адвокаты делятся надвое: есть стряпчие…

– Которые стряпают дела, как в пьесах Сухово-Кобылина?

– Именно. А есть адвокаты, о которых коллега Грудинин написал:

Мы, адвокаты, как солдаты:

Всегда в бою, всегда в строю

За истину, за справедливость,

За репутацию свою.

Я сейчас, вернувшись из Новосибирска, подготовил статью «Территория беззакония». Воюю там со взяточниками и коррупционерами, которым наступил на горло, разворошив этот муравейник. Меня, понятно, сразу стали выводить из игры, чтобы я не мешался. «Бодался телёнок с дубом» – ситуация не прошлого, а самого что ни есть настоящего: меня пытаются держать под колпаком. Но это не сегодня началось и не завтра, увы, кончится. Так что полагаюсь на свою закалку.

– Вспоминаете нашумевшее дело по Братскгэсстрою?

– Не только. Когда стал защищать Япончика, тоже предупреждали, что не надо за него браться. Не послушался – на сыне отыгрались: он, студент юрфака, тоже должен был играть за сборную РСФСР в Японии, а его не выпустили, отправили вместо соревнований в колхоз.

– Так и сын у вас теннисист?

– И тоже мастер спорта, у Игоря Зусмана тренировался. Теперь ему под сорок, построил деревообрабатывающий завод, занимается лесом.

– Он в Иркутске остался, вы в Москве осели. Сколько вы здесь уже живёте?

– Десять лет ровно в этом году. В Москве жизнь непростая, вы знаете. У меня своя консультация № 153, большинство в ней иркутяне работают. Но сейчас трудно работается. Дореволюционная Россия имела 10 процентов оправдательных приговоров. Сейчас у нас перестройка, мы говорим о демократии, мы говорим о законности, о правопорядке, о независимости судов – нет даже одного процента оправдательных приговоров! Такая вот статистика. Вот в чём проблема. Кричать хочется, сталкиваясь с этим.

– Вы затронули, Марк Соломонович, тему, которая требует отдельного разговора. Давайте попробуем её конкретизировать на примере Япончика, которого вам довелось защищать. Книга-то ваша читается на одном дыхании, а вот если коротко?

– Тогда меня в очередной раз исключили из коллегии адвокатов, из партии. Япончик сидел в Тулунской колонии, и там целая история вышла. Надзиратель разорвал письмо его матери и фотографии детей – святое для заключённого. А Япончик был парень дерзкий и нашёл возможность, находясь в медчасти, отомстить надзирателю, ударив его табуреткой по голове. Позвонили Генриху Падве, а он сказал: «Чего я полечу? Там Крутер есть». И Япончик написал мне доверенность, она в книге чётко воспроизведена: «Я, Иваньков Вячеслав Кириллович, в соответствии со статьёй такой-то, доверяю защиту своих интересов в суде…» и т.д. Защитил я его в том процессе нормально.

– Вора в законе? Многих этот факт смущает, что ни говорите…

– Он гражданин России прежде всего. Любой человек должен быть обеспечен защитой. Я принципиально отстаиваю позицию закона. У меня есть право выбора, и я берусь за те дела, где люди незаконно осуждены, обижены. А во второй раз, когда мне предложили защищать Япончика дальше, я вынужден был передать его дело Макаровой Ольге Александровне: сын заканчивал юридический факультет, и я не вправе был вновь создавать проблемы ему или своему другу Саше Смирнову, тогда проректору Иркутского университета, мы с ним были трёхкратными чемпионами по теннису. Япончик после этого эмигрировал в Америку, поскольку существовала реальная угроза его жизни из-за чеченцев. Помог ему Ролан Быков, между прочим: включил в свою съёмочную группу осветителем и вывез, тоже хулиганить любил. Факт жареный, конечно, но так было. И когда с Япончиком в Америке произошли эти события и его арестовали, то он попросил, чтобы я приехал туда.

– Вашего бывшего подзащитного обвиняли, по-моему, в организации русской мафии?

– Нет, его обвинили в вымогательстве. А рэкет для них в США страшнее, чем убийство, чтоб вы знали. На самом деле было что? Когда лопнул банк «Чара», вот это тоже будет для вас интересно, то Иосиф Кобзон вылетел к Япончику: «Слава, – говорит, – посмотри, артистов пустили по миру два молодых проходимца!» А эти типы, Волков и Волошин, которые сейчас засекречены американским правосудием, взяли 2,3 – 3,5 миллиона долларов с этого банка «Чара», и он рухнул. Оба выпускники МГУ, кстати говоря.

– Юристы?

– Нет, физмат. Япончик на просьбу Кобзона сразу откликнулся. Встретился с ними, и они пообещали отдать присвоенное. А отдавать-то им было нечего, они уже всё прокутили. Понимая это, они обратились в ФБР: спасите нас! Те поставили Иванькова на прослушку. И когда эти двое начали бегать от него, он сделал один телефонный звонок, сказав Волошину, который взял трубку: «Господа, вам придётся рассчитаться». Точка. И вот обвинительный приговор был построен на этой фразе, больше ничего против Япончика не было, никаких улик.

– Невероятно!

– Я был на этом процессе как адвокат и родственник. Он написал, что я его дальний родственник, чтобы я мог прилететь к нему. Но защищать его, не будучи гражданином США, я в суде не мог. Просто привёз много документов и морально поддерживал. Сидел он в Лейк-Плесиде, там тюрьма для особо опасных. Тысяча заключённых, четыре машины вокруг курсируют круглосуточно, и когда я проходил, мне ставили «чекуху» – специальный браслет, чтобы он светился и кто-то другой вместо меня не вышел. И вот я несколько раз был у него там. Очень интересный человек! Человек, который читал по 14 часов в сутки, две книжки он сейчас детских написал…

– А где сейчас живёт-то?

– Под Москвой. Настолько у него, понимаете, жизнь сложная: к нему ездят все официальные службы, все воры к нему лезут – он изолировался, как в ракушке. Встречается с кем ему надо, с кем считает нужным, через посредников, но как раньше был открыт для многих – это уже в прошлом. Не всякий и в состоянии поддержать разговор с ним, когда он спрашивает, как тебе нравится, допустим, «Ночь нежна» Фицджеральда, как ты относишься к философии Ильина… Начитанный очень, со своей позицией. Конечно, его не назовёшь ангелом, но сама жизнь, сама система наша сделала его таким. И 14 присяжных вынесли вердикт: виновен. Но поскольку он въехал в Америку незаконно, его депортировали, этапировав сюда, в столицу. А здесь ему предъявили обвинение, якобы он расстрелял трёх турок. Ну, чушь навешали: боялись выпустить Япончика. И защита доказала это, добившись оправдательного приговора. В июле 2005 года Иванькова освободили. Московский городской суд подтвердил, что он не виновен.

– Почему же Кобзону запрещён въезд в США?

– Кобзон бросил в урну пустую пачку из-под сигарет, на которой был написан телефон Япончика и две буквы: В. К.

– Вячеслав Кириллович?

– Да. Там ребята из ФБР не дремлют! И Кобзона внесли в список тех, кто связан с мафией.

– Что ж, Марк Соломонович, интересная у вас жизнь, но не сладкая, коли, как я поняла, и адвокаты нуждаются в защите. Вам приходится всё время быть в бойцовской стойке?

– Мне не привыкать. Как писал в стихах Слава Филиппов, «мы уже на тех позициях, с которых отступать нельзя». Именно этому меня смолоду учила «Восточно-Сибирская правда» и те журналисты, которые не за страх, а за совесть делали любимую газету.

Беседовала Вера ФИЛИППОВА