Двое в форме полицейских стремительно вбежали в лавку, и сейчас же началась потасовка. Хозяин лавки Се Зу Ча заскочил за прилавок и зажмурился, а когда он открыл глаза, только двое (из тех, что вбежали) были в форме полицейских.

Оказалось, представлявшийся помощником пристава 3-й части на самом деле — крестьянин из Хомутово Михаил Востоков. И городовые тоже ненастоящие, а крестьянин Кежемской волости Яков Прохоров и ссыльный Иван Харитонов. Но арестовали их самые настоящие полицейские — исполняющий должность пристава 2-й части Макаров и его помощник Шаншай. Се Зу Ча не узнал их сразу, потому что в иркутской полиции много новых людей.

Невидимая рука

С отъездом иркутского полицмейстера фон Виганта и уходом Добронравова, Ширяева, Москальчука началась кадровая неразбериха: из губернского правления присылали кандидатов на должность приставов и их помощников, тут же забирали обратно, прикомандировывали других, опять-таки ненадолго. Продолжалось это весь 1895 год. Но волна преступности странным образом не захлестнула Иркутск, предполагавшееся «весеннее наступление» не состоялось ни летом, ни осенью. Исключая набеги на обозы с чаем, происшествия сместились на бытовую почву и случались, как правило, после неумеренного употребления спиртного.

Злые умыслы не то чтобы перестали вынашиваться, но чья-то опытная, умелая и невидимая рука вовремя разрушала их, не желая при этом быть замеченной и вознаграждённой: из хроники происшествий совершенно исчезли сообщения об облавах, обходах, арестах и обысках. Но след всё-таки остался: в одном из майских номеров «Иркутских губернских ведомостей» среди прочего не затерялось обязательное для публикации сообщение: «Высочайшим указом от 21 апреля 1895 года канцелярский служитель Иркутского городского полицейского управления Миловзоров назначен на должность помощника полицейского пристава г. Иркутска с 22 февраля 1895 года».

[ title=»» pos=»abs» width=»40%»]
Все взыскания полицейским по службе, вплоть до мелких и, может быть, незаслуженных замечаний, отражались в официальной газете «Иркутские губернские ведомости». Власть, как видно, не опасалась, что от гласности проиграет её и полиции авторитет. Иркутянам вряд ли было приятно читать о нарушениях и злоупотреблениях, но уж явно приятнее, чем подозревать, как один из авторов газеты «Сибирь»: «Нет ли в городе нашем организации, обеспечивающей жуликам свободное отправление их профессии?»

В этом крошечном сообщении заключались две странности. Прежде всего, вызывало недоумение, отчего это должность помощника пристава утверждалась высочайшим указом. Во-вторых: если требовался высочайший указ, почему Миловзорова допустили к работе ещё за два месяца до его выхода? В сущности, указом была лишь зафиксирована уже сложившаяся ситуация. Почему?

Объяснения мы находим в подшивке «Иркутских губернских ведомостей» за 1892 год. Тогда приказом иркутского губернатора был уволен пристав Дмитрий Васильевич Миловзоров, им же не единожды награждавшийся «за усердно-ревностную службу, часто с риском для жизни». Со стороны губернатора это было явно нежеланной, неприятной, но вынужденной мерой: в 1892-м Миловзоров был привлечён к суду, и хоть серьёзное дело против него не состоялось, оставлять его на оперативной работе было, конечно, нельзя.

Видимо, и сам Дмитрий Васильевич это хорошо понимал, так же как понимали Ширяев, Добронравов, Москалевич. Огромнейшим напряжением сил иркутские полицейские сдерживали волны преступности, часто ещё в зародыше разрушая злые умыслы, надо ли говорить, что при этом и в них самих что-то разрушалось? Погони, аресты, ночные обходы – вся эта изнаночная сторона жизни, увы, была для них собственно жизнью. И конечно, такое психическое напряжение требовало выхода, и чем дольше сдерживалось оно, тем сильнее выплёскивалось потом — на войне как на войне.

27 марта 1892 года в 7 часов вечера в Знаменской полицейской будке городовой Просекин застрелил собственную жену. Полицейский пристав Москалевич, в январе 1894 года награждённый орденом св. Станислава, несколькими месяцами спустя был отправлен на гауптвахту — «за непристойное поведение при исполнении служебных обязанностей». Нет, совсем неудивительно, что в январе 1895 года и Москалевич, и Ширяев, и Добронравов ушли с оперативной работы.

Николай Добронравов девять месяцев замещал земского заседателя 4 участка Иркутского округа, а потом был отозван в штат Иркутского общего губернского правления. Евгений Москалевич тоже был причислен к Иркутскому общему губернскому правлению, а в конце апреля того же 1895 года определён секретарём в штат Иркутского окружного полицейского правления. Что до Ширяева, то в начале 1895 года на улице Арсенальской (Дзержинского), в доме под номером 48, принадлежащем Игнатьевой, открылась контора частного поверенного, специализирующегося на уголовных делах, Алексея Ивановича Ширяева.

Что же до Дмитрия Васильевича Миловзорова, то почти сразу же после его увольнения полицмейстер и городская управа начали хлопотать перед генерал-губернатором о разрешении поручить ему надзор за санитарным состоянием Иркутска. А два года спустя, когда ушли лучшие сыщики Добронравов, Ширяев и Москалевич, Миловзоров был призван на самый трудный участок – во 2-ю полицейскую часть. Разумеется, случай с Миловзоровым был особый, требовалось высочайшее одобрение, а значит, хлопоты в Петербурге, хожденье бумаг, запросы, ответы, дополнительные запросы — всё это забирало немало времени. Ситуация же в Иркутске была такова, что срочно требовался опытный, крепкий оперативник – и Миловзоров принял на себя эту роль. А губернатор взял на себя ответственность, не дожидаясь высочайшего одобрения. Видимо, это было непростое решение. Но оно было принято, и для Дмитрия Миловзорова началась будничная круглосуточная работа вместе с верными городовыми — Адрианом Константиновым, Егором Ведерниковым, Ефимом Варлаковым, Евгением Догадкиным, а также конными стражниками Степаном Малых, Устином Давыдовым, Илларионом Чувылиным, Никитой Кутькиным, Петром Сизиковым…

Правду и только правду!

Этих полицейских знали и ценили в Иркутске. Иное дело господа Стоцкие и Хруцкие, промышлявшие в должности помощников по канцелярской части, под тихий скрип перьев набивавшие собственные карманы. За выстрелами-погонями до таких не всегда доходили руки, но когда доходили, то сор сразу же выносился из избы. «Иркутские губернские ведомости» без промедления сообщали: «29 апреля 1893 года Иркутским городским полицейским управлением наложено запрещение на недвижимое имущество бывшего помощника пристава 2 части Иркутска Николая Ивановича Стоцкого в обеспечение растраты казённых и иных денег, взысканных им с разных лиц в сумме 1692 руб. 48 коп». Не умолчали и о том, что «14 июня 1893 г. в Иркутском губернском суде слушалось дело по обвинению бывшего помощника полицейского пристава 3 части г. Иркутска Василия Хруцкого. А годом раньше, в 1892-м, «Иркутские губернские ведомости» подробно рассказали об обвинениях, предъявленных бывшему помощнику иркутского полицмейстера Николаю Малиновскому, секретарю Иркутского городского полицейского управления Николаю Винокурову и столоначальнику Антонию Ведерникову.

Все взыскания полицейским по службе, вплоть до мелких и, может быть, незаслуженных замечаний, отражались в официальной газете «Иркутские губернские ведомости». Власть, как видно, не опасалась, что от гласности проиграет её и полиции авторитет. Иркутянам вряд ли было приятно читать о нарушениях и злоупотреблениях, но уж явно приятнее, чем подозревать, как один из авторов газеты «Сибирь»: «Нет ли в городе нашем организации, обеспечивающей жуликам свободное отправление их профессии?»

«А по части арестуемой птицы сообщаю следующее…»

В конце девятнадцатого столетия ходил по Иркутску анекдот, впрочем, имевший под собой жизненную основу: одному из акцизных чиновников виноторговец прислал в подарок прекрасного индийского петуха. Чиновника не случилось в ту пору дома, но прислуга безо всяких сомнений приняла красавца-петуха. Хозяин, вернувшись домой, увидел петуха, испугался обвинения в получении взятки и распорядился препроводить «сей презент» в полицейское управление.

Господин полицмейстер отсутствовал, но дежурный городовой безо всяких сомнений принял индийского петуха. Возвратясь, господин полицмейстер осмотрел «поступившую птицу», подумал и направил акцизному чиновнику письмо: «Мест для арестуемых птиц при полиции не имеется, а также не отпускается сумм на содержание таковых».

Как утверждала газета «Иркутские губернские ведомости», история эта случилась далеко от Иркутска. Однако же иркутяне охотно пересказывали её, смеясь, но вместе с тем задаваясь вопросом: а как у нас «по интендантской части»?

Об этом – в следующий раз.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.