(Окончание. Начало в номере «ВСП» от 18 сентября 2007)

Наш корреспондент беседует с председателем Иркутской областной общественной организации охотников и рыболовов Алексеем Трубниковым.

– Вопреки расхожему мнению о якобы непоправимом уроне популяции соболя численность его, тем не менее, растёт. И довольно приличными темпами: с 99,9 тысячи в 2004 г. до 139,6 тысячи – в 2007-м.

В минувшем промысловом сезоне появилось любопытное новшество. Теперь охотник должен приобретать лицензию на добычу каждого отдельного соболя, а не на десять, как было раньше. По мнению специалистов, это позволит упорядочить оборот пушнины на территории как области и округа, так и страны в целом. Снизит объёмы браконьерских заготовок. Ведь старая практика имела много изъянов. Вам это новшество по душе?

– То, что охотника обязали брать лицензию на добычу каждого соболя, больше помогает в работе охотнадзору. Легче контролировать. Для нас же, охотпользователей, важно другое. Теперь, чтобы реализовать пушнину на аукционе или вывезти по прямому контракту за рубеж, надо на каждую шкурку соболя тоже иметь лицензию.

Вот эта мера реально позволяет уменьшить незаконный промысел. Браконьер в такой ситуации может рассчитывать сбыть свой товар только на чёрном рынке внутри страны. Или отдать перекупщикам за бесценок. Делать это ему, конечно же, невыгодно. Так что сама жизнь подталкивает его теперь вести промысел законно.

Быть честным добытчику становится при таких правилах финансово выгодно, потому что стоимость меха на аукционах намного выше, а значит, и доход его будет больше. У нас ведь как привыкли бороться с браконьерством? Репрессивными мерами. Но к каждому нарушителю правил охоты госинспектора, егеря или милиционера не приставишь. Во всём мире такую задачу решают по большей части экономически. Вот и нам так надо делать. Создавать такие экономические условия, чтобы нарушать закон человеку было совершенно невыгодно.

– Разве прежде на пушных аукционах, ярмарках, при распродажах не требовали доказательств законности добычи?

– Нет, к сожалению. В результате количество проданных соболиных шкурок превышало порой общероссийский лимит на добычу этого ценного зверька в два раза. То есть налицо был перепромысел.

У троих «нянек» зверь без глазу

– Давайте немного поговорим об охране диких зверей и птиц. Раньше, до выхода в свет федерального закона № 258, этим занимался Россельхознадзор. Так же как и контролем и регулированием использования промысловых животных. Сейчас, после реорганизации отрасли, у него останутся только надзорные функции. Одни утверждают, что теперь охранять обитателей тайги должен сам охотпользователь. Другие — что делать это должно охотуправление при обладминистрации. Так кто же, Алексей Владимирович, сегодня охраняет?

– Да никто по большому счёту. Эти функции переданы вновь создаваемому при обладминистрации охотуправлению по охране, воспроизводству и использованию охотничьих животных. Но поскольку его ещё нет, то наряду с госинспекторами Россельхознадзора охраной занимаются и охотпользователи. Хотя, честно говоря, мы этим всегда занимались и будем заниматься. Охот-угодья ведь наши. Мы их хозяева и заинтересованы, разумеется, чтобы в них был порядок.

Беда в том, что прав нам для этого никаких не дали. Наоборот – отобрали даже те, что были. Наши егеря, охотоведы, другие специалисты сегодня ничего не могут. Ни задержать нарушителей правил охоты, ни досмотреть их транспорт или рюкзаки, ни составить протокол. Отобрали табельное оружие.

– А что можете?

– Жаловаться можем… Ещё – организовать охрану с привлечением специально уполномоченных на то государством лиц – инспекторов отдела охотнадзора, сотрудников правоохранительной системы.

Но попробуй собери их вместе. То одни заняты, то другие. В итоге реальной государственной охраны диких животных нет. Или, если она и есть, то малоэффективна. Пока сообщим, пока приедут, пока дело дойдёт до составления протокола и принятия мер, браконьеры все улики уничтожат.

Однако нельзя сказать, что мы опустили в этой ситуации руки. Действуем по мере сил и возможностей. Наши егеря и охотоведы умудряются всё же ловить браконьеров.

Одному – всё, другому – ничего

– До сих пор много споров идёт о том, нужна ли в тайге частная собственность. Сегодня наши законы позволяют охотничьим хозяйствам заниматься разведением дичи и использовать полученную от этого продукцию. Иными словами, такое промысловое хозяйство становится фактически частной собственностью, имеет целый ряд налоговых льгот.

Бери участок тайги, дерзай, пробуй… Дело вроде бы выгодное, перспективное. Но почему такое хозяйство в Приангарье всего одно – «Даниловка» в Баяндаевском районе?

– Хочу вас поправить: у нас таких частных хозяйств не одно, а несколько. И они работают эффективно. Частник заинтересован в успехе, что совершенно очевидно. Но, с другой стороны, плохо, когда такое хозяйство становится индивидуальным. Там что получается? Один человек забрал себе все охотничьи ресурсы. Ведёт добычу один или с друзьями. Привозит из города на промысел «нужных» людей. А куда пойти побаловаться с ружьишком местным жителям? Особенно если их много, а территория охотничьих угодий мала.

Такая картина складывается, например, в Ольхонском районе, где одним – всё, а другим – ничего. К тому же подобные индивидуальные частные хозяйства обычно мелкие. Занимают небольшие территории, на которых практически невозможно рационально вести охотничье хозяйство. Заниматься, скажем, учётом лося, который за сутки в поисках корма может миновать границы нескольких таких хозяйств. Все, конечно, записывают рогатого в «свою» численность и просят затем у Россельхознадзора лицензию на его добычу.

Каждому индивидуальному хозяину надо выдать хотя бы по 1-2 лицензии на отстрел лося, изюбря, косули. Иначе какой смысл иметь своё охотничье угодье? А в итоге получается перепромысел зверя на территории того или иного района. Хотя, если подходить к этому делу строго и точно считать, то на одного индивидуального хозяина может приходиться всего 0,2 или 0,5 единицы дикого животного. Владельцам небольших охотугодий в таком случае надо объединяться и брать одну лицензию на несколько человек. Но они никогда не объединятся. Да и не было у нас пока такой практики.

В итоге в том же Ольхонском районе численность копытных из года в год сокращается. Зверей просто безжалостно выбивают. Под защитной вывеской «Частное индивидуальное охотничье хозяйство».

Раздолье для хищников

– С поддержанием популяции копытных на должном уровне всегда была напряжёнка. Чего не скажешь о хищниках – волках и медведях. Почему охотники так слабо используют этот ресурс? Численность этих хищников в Приангарье неимоверно возросла в течение последних лет. По волкам колеблется в пределах 2,5 – 3,3 тысячи, что превышает оптимально допустимые нормы в 1,5 – 2 раза. Медведей в 2006–2007 годах насчитали и того больше. Их предпромысловая численность составила 8-9 тысяч.

– Я согласен с вами: «волчий» и «медвежий» ресурсы используются охотниками явно недостаточно. Причины высокой численности волка хорошо известны: запрет на использование в приманках яда – фторацетата бария (разрешение на его применение мы не получили до сих пор) и небольшая премия за сданную шкуру этого хищника. Вот объёмы добычи серого и упали. Если я не ошибаюсь, то на всей территории области и округа в 2006 – 2007 годах добыли, по официальной статистике, всего 136 голов. Тогда как в 90-е эта цифра была в 2,5 — 3 раза больше.

Но сейчас, думаю, ситуация может измениться в лучшую сторону, так как Законодательное собрание выделило достаточно финансовых средств на регулирование численности волка в 2007 году, увеличило недавно размер премии за сданную шкуру взрослого зверя с 3 до 5, а щенка – с 2 до 3 тысяч рублей.

– В минувшем охотничьем сезоне значительная часть денег, отпущенных обладминистрацией на борьбу с серыми разбойниками, так и осталась неиспользованной. Не случится ли подобное снова?

– Такая опасность есть. В 2006 году финансовые средства мы не смогли полностью освоить из-за того, что получили их слишком поздно. Нынче в обладминистрации вроде бы своевременно запланировали их выделение нашей общественной охотничьей организации. Но уже конец третьего квартала, а денег до сих пор нет.

– Это правда, что правительство Якутии платит за шкуру каждого добытого взрослого волка 7 тысяч рублей?

– Да. Но мы и 5 тысячам рады. По сравнению с прежней премией увеличение значительное. Уверен, что оно будет лучше стимулировать охотников добывать серого в больших объёмах.

Что касается медведя, то ситуация здесь вот какая. В отличие от волка, охота на которого разрешена круглый год, медведь не отнесён к разряду вредных хищников, и промысел его строго лимитируется. Как по времени года, так и по количеству. Лимит, правда, Москва даёт Иркутской области большой. В год можно добывать 350–400 голов. Но вот лицензий охотники берут в три раза меньше, в среднем 125, а добывают, по официальным данным, и того меньше – 50–80.

Причин этому тоже две. Первая: велика цена лицензии – 3 тысячи рублей, что в два раза выше, чем стоит добыча лося или благородного оленя. Вторая: у нас пока ещё не развита культура охоты на медведя. Особенно охота спортивная и любительская. На встречу с «хозяином тайги» чаще выходят профессионалы. А их не так уж и много. К тому же добыча медведя – занятие очень трудоёмкое и небезопасное. Этому ремеслу людей надо учить, заблаговременно подготавливать.

В целом охота на лесных мишек – дело перспективное. Стоимость продукции, полученной из медведя, постоянно растёт. Особенно высоко ценится желчь. Мы намерены более широко развернуть этот вид охоты. Будем активнее привлекать иностранцев и гостей из европейской части России. Хотя и раньше никому не отказывали.

– У вас есть предложение, как кардинально, в разы увеличить добычу медведей? Ведь их стало в Приангарье так много, что в некоторых районах они нередко представляют серьёзную опасность для людей. Охотнадзор вынужден вмешиваться в такие ситуации, выдавая ежегодно специальные разрешения на вынужденный отстрел.

– Надо добиваться от Москвы полной отмены лицензий на добычу медведей в Сибири. Дороговизна лицензии отпугивает охотников. Или, по крайней мере, стоимость лицензии значительно удешевить.

Фото из архива организации