Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу.

В два часа пополудни в доме на Медведниковской пятнадцатилетний Борис Бланк выстрелил себе в правый висок — но странным образом остался жив и даже, к немалому изумлению врачей, не потерял сознание.

В девять вечера почтово-телеграфный чиновник Пежемский вышел из дому и наткнулся на лежащего за порогом младенца. Мальчик оказался жив и здоров. Можно было просто заявить об этом в полицию, но по дороге Пежемский решил взять ребёнка на воспитание.

Редкий номер «Иркутских губернских ведомостей» обходился без сообщений о подкидышах. Так было и в прежние годы, но в 1892-м такие объявления печатали по три-четыре кряду.

В 1892-м по России загуляла холера. К ней прибавился голод: в лето 1891-го во многих губерниях не родился хлеб. Иркутск был наполнен тревожным ожиданием — тем не менее именно в эту пору возросло число незаконнорождённых и желающих взять их на воспитание. 24 марта 1892 года мещанин Марцелевич обратился в полицию с заявлением, что к квартире его по Жандармской улице подкинута новорождённая девочка, которую он желает удочерить. Неделю спустя иркутский купец И.С.Шишелов сообщил, что усыновляет грудного ребёнка, оставленного у его калитки в ночь на 29 марта.

«Впредь до особого распоряжения»

Матери-одиночки «снаряжали» крещёных или некрещёных детей (кто в одеяльце, кто в шаль, а кто — просто в тряпки) и в сгущающейся темноте, постучавшись в чужое окошко, прятались за углом. Кто-то делал это достаточно хладнокровно, кто-то — с болью, неловко, выдавая себя. 25 мая 1892 года в 10 часов вечера к дому мещанина Котовщикова, что на Верхне-Амурской улице, был подкинут грудной ребёнок, девочка. Подозрение пало на крестьянку Уриковской волости Акулину Гагольскую, и она сразу же созналась, расплакавшись. Но ребёнок остался в воспитательном доме — у Акулины не было ни денег, ни жилья.

Такие случайные мамы норовили подбросить детей одиноким, бездетным — с тайною надеждою на удачу, но везло всё-таки немногим, чаще подкидышей отправляли в воспитательный дом. Осенью 1892-го в Иркутске разразился кризис: переполненный воспитательный дом уже не принимал детей, а их продолжали и продолжали оставлять — у калиток, на ступеньках крыльца, на брёвнах строящихся домов. В ночь на 24 сентября новорождённую девочку, обнаруженную у дома Васильева в Знаменском предместье, доставили во 2-ю полицейскую часть, под присмотр приставов. 6 октября сюда же привезли новорождённого мальчика, оставленного на углу Дворянской и Харинской. Работа полицейских оказалась под угрозой. Решили эту проблему простым, можно сказать, домашним способом: грудничков передали на попечение жены полицейского служащего Усова — «впредь до особого распоряжения».

Иркутский воспитательный дом, рассчитанный на 60 детей, не принял бы и малой доли подкидышей, если бы на ту пору не сложилась система их дальнейшего распределения. Через Иркутский приказ общественного призрения иркутянам регулярно предлагалось подработать на уходе за детьми. «Овчинка» стоила выделки: в Иркутске плата была много выше установленной императорскими воспитательными домами. И тут самое время сказать, что Иркутский воспитательный дом не был собственно государственным — он открылся на средства иркутского купца Ивана Ивановича Базанова, с его помощью и содержался, получая средства и на усиленное питание, и на доплату служащим, и на доплату семьям, принимавшим детей на воспитание.

По базановской мерке

Так, в Москве и Петербурге каждой такой семье выплачивалось по 2 рубля 50 копеек в месяц в течение первого года, после чего плата понижалась до 1 рубля в месяц. В Иркутске же платили по 8 рублей каждый месяц в течение четырёх лет, и только после этого планка опускалась до 2 рублей 25 копеек.

Кормилиц тоже нанимали за хорошую плату — 12 рублей в месяц, при готовом платье и полном содержании. Желающих, естественно, находилось немало, и при выборе кормилиц воспитательный дом устанавливал высокую планку.

Каждая кормилица занимала отдельную комнату, светлую, сухую и уютную. Несколько раз в день комнаты проветривали — в это время кормилицы вместе с детьми прогуливались по широкому и красивому коридору. Устав Базановского воспитательного дома не допускал, чтобы в заведении находилось более чем 60 детей. Устав дома предполагал, чтобы каждый ребёнок и каждый служащий находились в поле зрения доктора и начальницы заведения, поэтому оба имели служебные квартиры, предусмотренные проектом здания.

По достижении восьмилетнего возраста детей размещали в школы, а в случае необходимости и в приюты. Расходы на это включались в смету воспитательного дома. Часть воспитанников готовили непосредственно к службе при доме — няньками, прачками, привратницами, надзирательницами. Действительный статский советник П.А.Сиверс, содержавший воспитательный дом после смерти Базанова, озаботился тем, чтобы деньги, потраченные на сирот, пошли впрок, позволяя не просто сохранить подкидышам жизнь, но и «поставить их в стороне от беды», как писали «Иркутские губернские ведомости». В устав заведения как раз и были заложены «механизмы и рычаги», позволяющие добиваться этого. П.А.Сиверс специально командировал доктора медицины Г.И.Губкина в европейскую Россию — изучить всё лучшее в этом смысле, чтобы перенести его на иркутскую почву.

Работа над ошибками

В 1865 году нерчинский купец Михаил Егорович Капараки, будучи по делам в Иркутске, пожертвовал сумму в 500 рублей серебром «на улучшение здания Александринского детского приюта». Михаилу Егоровичу официально была выражена благодарность через «Иркутские губернские ведомости», но по большому-то счёту этот жест никого и не удивил: иркутские купцы были попечителями детских приютов и в Кяхте, и в Великом Устюге. Иркутский Базановский воспитательный дом не только призревал подкидышей, но и брал на себя безвозмездное прививание против оспы.

К началу девяностых годов девятнадцатого столетия можно было уже говорить об истории иркутской благотворительности, её находках и, конечно, ошибках. Ведь, давая крупные суммы на благотворительность, предприниматели порой не имели времени вникнуть, проследить, как же именно тратятся отпущенные на благотворительность деньги. Разумеется, находились недобросовестные люди, которые этим пользовались. В 1883 году генерал-губернатор Носович посетил Базановский воспитательный дом и нашёл кормилиц очень плохо питающимися, детей — плохо одетыми и грязными. В ту послепожарную пору многие переживали трудности, но здесь-то было откровенное нерадение и не менее откровенное воровство. Потрясённый губернатор назначил немедленное расследование.

Иван Иванович Базанов вскоре после этого умер. Наследники же его повели уже новую линию, справедливо полагая, что «желать помогать людям и иметь на то средства недостаточно — надо уметь это делать». Берясь полностью содержать воспитательный дом, они ставили непременным условием, чтобы специальный комитет следил за соблюдением устава, а также за порядком вообще. П.А Сиверс вызвался сам провести заготовки для воспитательного дома, чтобы определить действительные расходы. Он же подобрал толковую начальницу и отличного доктора. Кстати, доктор этот позже стал членом попечительского совета всех иркутских приютов, то есть проводником хорошего опыта.

Таким образом, к началу девяностых годов девятнадцатого столетия можно было уже говорить не только о традициях меценатства в Иркутске, но и о «технологиях» меценатства, наработанных опытом.

Возвращение Акулины

С постройкой в Иркутске образцового воспитательного дома (его здание и сейчас украшает Иркутск на скрещении улиц Свердлова и Ленина), как ни странно, ухудшилась статистика детской смертности. На этот счёт газета «Иркутские губернские ведомости» высказывала такое предположение: с появлением новых служащих в отчётах стало отражаться не мнимое, а реальное положение дел. Реалии же девятнадцатого столетия таковы, что смертность детей до одного года была весьма и весьма велика — медицина той поры всё-таки значительно уступала сегодняшней. И в здоровых, благополучных семьях младенцы умирали достаточно часто, что уж тут говорить о подкидышах!

Зато в отчётах Базановского воспитательного дома всегда радовала графа о числе детей, возвращённых матерям. Да, их всегда было много — Акулины, смотревшие из-за угла, как чужие люди поднимают их кричащие свёртки, возвращались-таки. В вечной схватке с Тьмой Христос снова торжествовал победу.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.