«Бил безвинно и беспощадно своими руками напрасно»

В бесчисленных воеводских наказах служилым людям предписывалось не бражничать, но при этом их то и дело наталкивали на бражничество. Винное дело с давних пор играло заметную роль в экономике (как играет оно и теперь). Доходностью этого промысла стремились воспользоваться и государство в целом, и отдельные граждане. Приказчик Яков Сенотрусов, принявший в 1702 году управление Бирюльской волостью, первым делом прибрал к рукам хмельное производство и, как писали крестьяне в своей челобитной, «держал нас, чтоб мы пили многие дни». Тех, кто отказывался, Сенотрусов «бил безвинно и беспощадно своими руками напрасно».

Церковнослужители, устраивая свои хозяйственные дела, также делали ставку на тайный, но доходный промысел. Особенно на широкую ногу вёл дела усть-киренский священник Андрей Данилов, впоследствии сосланный на… запад, в Тобольск. Данилов использовал труд окрестных крестьян и сколотил столь основательную недвижимость, что опись её попала в историко-экономический труд Вадима Шерстобоева «Илимская пашня».

Новые «реки»

В начале шестидесятых годов девятнадцатого столетия близ Иркутска был один Александровский винокуренный завод, но прошло двадцать лет, и «винные реки» потекли в Нижнеудинском округе, Верхоленском, Балаганском, в Тельме. В Александровском заводе даже хлебные магазины были завалены бочками с вином. В народе же говорили, что прежде реки выходили из берегов, а теперь, не дай Бог, утонем в вине. Спирт, производимый в Иркутской губернии, не только удовлетворял местный спрос, но и шёл в Якутскую область, где не было ни одного винокуренного завода, и отчасти в Забайкальскую область.

В этом был известный парадокс: Иркутская губерния не обеспечивала своё население хлебом, но при этом обеспечивала получаемым из хлеба спиртом. Когда речь заходила о сельском хозяйстве, вспоминали о непогоде и о том, что «губерния наша вообще не отличается плодородием». Поставщики зерна молились об избавлении не только от засухи и от града, но и от «супостатов, превращающих хлеб в вино». Впрочем, были и совсем другие суждения, в том числе и в печати, – о том, что частные винокурни разовьют хлебопашество, установят хорошие цены на хлеб.

Когда из Томской, Енисейской губерний направлялись к нам спекулянты со спиртом, местные заводчики быстро сбрасывались, откупаясь десятками тысяч рублей. Чтобы вскоре вернуть их – уже из кармана потребителя.

Напоить народ, увы, всегда было дешевле, чем накормить, обуть и одеть. Деньги, вложенные в стеклянные, фарфоровые, суконные фабрики, не оборачивались столь быстро, и затраты должны были постоянно расти, чтобы в ярмарочном изобилии наши товары не утратили конкурентоспособность. Удивительно ли, что тарелки, чашки, стаканы, стёкла в домах иркутян чаще были привозные?

В юности иркутский предприниматель Александр Сибиряков увлёкся производством стекла и с января 1873 года начал принимать заказы. Но всего лишь четыре года спустя, 25 января 1877 года, в тех же «Иркутских губернских ведомостях» появилось сообщение: «Продаётся стеклянный завод А.М.Сибирякова, стоящий на берегу Байкала, в 18 верстах от Лиственничного». Сам Александр Михайлович был уже далеко – в новых мыслях и проектах, более интересных и перспективных.

Скорый капитал

Уповая на скорый винный капитал, предприимчивые люди заводили паровые и водяные мельницы, возводили постройки для рабочих и запасались зерном – главным образом рожью и ярицей. Пшеница (как более дорогая) бралась редко, но при этом заводчики не смущались называть получаемый спирт пшеничным. Потому что потребителю было известно: пшеница даёт более чистый спирт.

Самой лучшей в Иркутской губернии считалась продукция Ново-Александровского завода, на котором установлен был дорогой и потому редкий даже в европейской России аппарат Коффея, хорошо очищающий спирт от сивушного масла. Увы, это удорожало продукт, привозной же спирт был ещё более дорог, и потому большинство выбирало дешёвую сивушную водку.

В 1890 году в Иркутске располагался Сибирский пивоваренный завод А.Н.Сошникова. На Большой, в доме Маркевич, находился его оптовый склад, откуда предлагались пиво, портер, мёд. В ренсковых погребах на Амурской и Большой предлагался роскошный портер «Аллекок» и «Лучший». В знаменитой бархатной гостиной Ивана Степановича Хаминова подавались прекрасные марочные вина, привезённые хозяином из Гамбурга. В буфетной Коммерческого клуба в Иркутске собиралась коллекция – от водок завода Швайе до ликёров завода Штридтера. Но коллекции эти оставались доступными только для меньшинства.

На съезде российских психиатров, проходившем в 1887 году в Петербурге, доктор В.А.Брянцев, заведующий отделением для душевнобольных при иркутской Кузнецовской больнице, констатировал: «Водка местных заводов содержит много сивушного масла, неудивительно, что в Сибири психозы от злоупотребления алкоголем весьма часты. Меланхолии и мании, которые я здесь встретил и наблюдал, несомненно, носят дегенеративный отпечаток. А пьющих запоем в Иркутске, как в интеллигенции, так и в простом народе, такая масса, что просто разводишь руками. Особенно в Иркутске поражает развитие пьянства между женщинами».

Иркутские полицейские могли бы добавить: на «пьяных улицах» (таких как Подгорная, Сарайная) чаще всего стреляются, принимают раствор фосфорных спичек, обкрадывают, убивают. Такие пьяные улицы, слободки были по всей России, но в Иркутске беда усугублялась постоянным притоком ссыльных и каторжан.

Закрыть нельзя. Ограничить!

Традиционно ограничения в винной торговле вводило Министерство внутренних дел, но с усилением городского самоуправления уже думы определяют режим работы питейных заведений. Скажем, в Иркутске начиная с 1875 года в воскресные и праздничные дни все питейные заведения должны были закрываться не позднее 9 часов вечера, открываться же – не ранее 11 часов и во всяком случае после совершаемых в эти дни божественных литургий.

В купеческой Иркутской думе достаточно многие были прямо заинтересованы в расширении и углублении «винных русел»; к счастью, розничная продажа крепких спиртных напитков регламентировалась и утверждалась Иркутским губернским по городским делам присутствием, с обязательной публикацией обо всех изменениях в «Иркутских губернских ведомостях».

Чем более развивался и обустраивался Иркутск, тем более раздвигались границы «зачистки» от проявлений пьянства. Так, на 1891 год не дозволялось открытие питейных заведений с розничной продажей крепких напитков на улицах Большой, Амурской, Ланинской, Тихвинской, Пестеревской, Арсенальской (между Благовещенской и 5-й Солдатской), Преображенской, с включением Казарменной до берега р. Ангары, Ивановской (от Большой до Соборной площади), а также в переулках и улицах, прилегающих к площадям: Тихвинской, Сенной, Успенской. В улицах же и переулках, выходящих на эти площади, питейные заведения допускались не ближе 40 саженей от границы площади. Также не разрешалось открытие питейных заведений с розничной продажей спиртных напитков по обе стороны перевозов и во все стороны от застав (на 100 саженей).

Такими мерами власть добилась того, что к концу девятнадцатого века центр города выглядел трезвым и достаточно безопасным. Воровство (и особенно в гостиницах) оставалось, но хроника «пьяных преступлений» сместилась на окраины.

Однако в целом виноторговля была весьма и весьма широкой. На 1891 год узаконено было 57 заведений: 39 ренсковых погребов (из которых 1 – с продажею распивочно и на вынос, и 38 – только на вынос), 12 питейных домов, 4 водочных магазина, 1 штофная лавка и 1 шинок.

Государство обманывало самоё себя: одною рукою раскрывало карманы для винных налогов, а другою прикрывало следы запоя и вырождения.

Всякий раз, испытывая нужду в деньгах, государство прибегало к испытанному способу, демонстрируя поразительную близорукость. А потом, словно бы устыдившись, впадало в другую крайность, объявляя трезвость любой ценой. Так, из крайности в крайность, и качается наша история – будто пьяная.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела краеведческой литературы и библио-графии областной библиотеки им. Молчанова-Сибирского.