Почин для чина
Октябрьским вечером 1875 года в Иркутском театре давали водевиль. И пока остальные зрители не спеша подъезжали, подходили, у театра построились зрители в мундирах, касках и при оружии. Едва только открылись входные двери, они организованно прошли в зал, заняли обозначенные в билетах места — и только потом уже оглядели «диспозицию».
Смотреть по рангу!
Нижние чины унтер-офицерского звания разместились в этот вечер в ложах и в креслах; но в ложах — никак не ниже второго яруса, а в креслах — никак не ближе седьмого ряда. Заглядевшийся на портьеру усач прошёл до шестого, но сейчас же был одернут товарищами и конфузливо отступил в восьмой ряд.
— Ничего, — успокоил его товарищ, — мы-то, как ты ни погляди, в креслицах разместились, а рядовые вон где, под са-а-амым потолком.
— По правилам сели, — кивнул собеседник.
В 1875 году по войскам объявлено было Высочайшее разрешение посещать театры; с приложением — «Правилами по занятию мест».
Для гражданских чинов таких правил не существовало, однако же и они размещались согласно субординации. Ведь билеты в театр весьма различались в цене — от 5 рублей до 25 копеек, так что как-то само собой получалось, что губернский архитектор располагался у сцены, а журналист — в третьем ярусе. К слову, журналистами в девятнадцатом веке называли канцелярских служащих, ведущих журналы регистрации. Если переписка была небольшая, добавлялись ещё и обязанности архивариуса. Но в любом случае жалованье журналиста было вдвое меньше, чем жалованье рядового бухгалтера. Кстати, власти в ту пору совершенно открыто — через «Иркутские губернские ведомости» — представляли штаты своих учреждений.
Глазами Фунтикова
Самый что ни на есть рядовой чиновник, скажем, живший в ту пору Егор Иванович Фунтиков, мог открыть газету и пройтись по «проспектам и закоулкам» губернского штатного расписания. Взять, к примеру, графу «Квартирные деньги». Совершенно пустая графа, если, скажем, с конца списка смотреть или же с середины; зато в самом начале, против строчки «Председатель губернского правления» эти самые «квартирные» выявляются в полной мере.
Есть ещё и графа под названием «Столовые деньги». Тоже, в общем, довесок к жалованью, только очень разный. Например, гражданский губернатор Иркутска может кушать за счёт казны аж на 2000 руб. годовых, окружной же врач — только на 250 руб. У губернского архитектора на прокорм — половина тысячи, а у редактора «Иркутских губернских ведомостей» — вдвое меньше. А лекарям-ученикам кушать вовсе не полагается — таковы «Высочайше утверждённые 11.11.1874 года штаты учреждений Восточной Сибири ведомства МВД».
Сколько ж времени минует, пока Егор Иванович Фунтиков перейдёт из титулярных советников в коллежские асессоры, а из асессоров — в надворные советники, а из надворных — в коллежские советники и только после этого в статские, если успеет. Кажется, самым многочисленным был отряд коллежских асессоров.
Когда в Киренске умер Аверкий Поротов, отставной коллежский асессор, окружное полицейское управление объявило розыск наследников, а в наследство Поротов оставил ношеную-переношеную одежду, простую домашнюю утварь, а также небольшой запас дров, крупы, муки, масла на общую сумму в 36 рублей. А надворный советник Васильевский, снимавший квартиру в Иркутске на Саломатовской, нажил шубу енотовую, серебряные часы, фрак и маленький органчик. Занимавший «очень хорошее место» губернский секретарь Григорий Головня оставил племяннику небольшой деревянный дом с маленькою лавкой.
Казна не могла дать достойного обеспечения многочисленной армии чиновников. Казна даже присутственные места в отдалённой Сибири содержала с трудом. В 1870 году Иркутское губернское правление размещалось в повреждённом здании, требующем капитального ремонта. Но денег не было, и правление просто переехало в здание публичной библиотеки.
Генерал на бумажном фронте
Убогие стены и скудное жалованье не вдохновляли на канцелярские подвиги. Константин Николаевич Шелашников, военный и гражданский губернатор Иркутска, заступив в эту должность в середине семидесятых годов, насчитал тысячи нерешённых дел и бумаги. «Равнодушие, с которым чины полиции и сельские власти относятся к своим прямым обязанностям, с совершенным молчанием на запросы по несколько лет сряду, превосходит всякое вероятие», — писал он в «Иркутских губернских ведомостях». Как военный и, мало того, генерал, Константин Николаевич начал с кнута. В циркулярах 1875 года он грозился посылать эстафету за счёт виновных; заведующих делопроизводством в Иркутске арестовывать, удалять от должности и от службы — смотря по степени их вины. Не помогло, и Шелашников начал думать над тем, как улучшить дело, сократить прохождение бумаг, избежать волокиты — и опять-таки через газету стал обращаться к чиновникам, советовать и предлагать. Не помогло. И тогда Шелашников создал для разбора бумажных завалов ударную группу из коллежского советника Ржевина, коллежского асессора Красикова, коллежского секретаря Раткевича, коллежского регистратора Звягина и канцелярского служащего Кржижановского. Каждый из них получил свой шанс сделать доброе дело и при этом продвинуться по служебной лестнице. И каждый этим шансом воспользовался — за сентябрь 1875 года просмотрено было 1580 дел, 1339 из них были благополучно решены, а 241 дали законный ход.
«Конюшни» расчистили, но, как показало будущее, ненадолго. Хоть, конечно, были среди чиновников и замечательные исключения.
Не порезав пальца, не потратив рубля
7 марта 1875 года генерал-губернатор Восточной Сибири генерал-адъютант барон Фредерикс выехал для осмотра в Александровскую центральную тюрьму и нашёл её в совершенном порядке: надзиратели обмундированы образцово, арестанты кормятся отлично, для них устроена столярная мастерская, открыто училище, приготовлен огород и даже проведён внутренний телеграф. Самое же любопытное, что на это не потрачено ни единой копеечки из казны. И достигнуто всё исключительно распорядительностью и усердием коллежского советника Длотовского. Распорядительность и усердие — как это, в сущности, просто, но при этом непереводимо на язык циркуляра, обязательного к исполнению. Кстати, о циркулярах: в середине семидесятых годов девятнадцатого столетия Министерство внутренних дел рассылало чиновникам разъяснительные циркуляры, начинавшиеся со слов «Многие спрашивают…» или «По поводу возбуждённого одним из губернаторов вопроса сообщаем»…
Губернатор был действительно ключевою фигурой, чиновником номер один. Местных кадров такого масштаба тогда не взращивали, а у приезжих был свежий взгляд, европейская мерка и желание в краткий срок пребывания здесь оставить-таки свой след.
Возьмите в долг, пожалуйста!
Весной 1864 года был запущен проект бывшего начальника губернии генерал-майора Николая Фёдоровича Щербатского. На собственные деньги он создал при Иркутском губернском правлении вспомогательную кассу для нижних чинов. Разработал и правила пользования, весьма удобные. Скажем, долг нужно было гасить небольшими вычетами из жалованья. При этом проценты (на сто рублей 4% годовых) выплачивались вперёд. Со временем, то есть по мере накопления капитала, предполагалось увеличить размер займа, а процент за услугу — уменьшить.
Касса сразу же оказалась востребованной, вызвала интерес начинающих чиновников и сочувствие отставников. В июле 1865 году отставной поручик Пётр Фёдорович Индустриус пожертвовал в кассу 30 руб. серебром. Застарелых взяточников, сторонников утончённого казнокрадства это вряд ли растрогало и, тем более, остановило. Впрочем, ходил в ту пору по газетам анекдот: старый взяточник в смятении от внушения бросил мундир свой и шляпу в Ушаковку.