И вот нынче у него сольный концерт на сцене ИМТ им. Н. Загурского, на которой в «незабвенную эпоху» Н.В. Печерской звучали «Травиата», «Кармен», «Дон Паскуале», «Алеко» и т.д. Лауреат разных конкурсов вокалистов, Е. Алейников артист опытный, как говорится, «тёртый». Партий спето им немало. На концерте голос его для уха меломанов был приятен крепкими чистыми «стальными» тонами в среднем регистре и благородной «бархатистостью» оттенков. Но уже высокие ноты в известных ариях он берёт, грубо форсируя, подчас «перескакивая» в крик. В целом голосоведение у Алейникова сейчас лишено певучей музыкальности (кантиленности), эмиссия звука — часто «стреляющая».

За что, однако, должно быть ему благодарным — пригласил он в свой концерт некоторых «загурсковцев». Тех, кто помимо мюзиклов и оперетт изредка «грешит» и в опере. «Севильский цирюльник», дававшийся, жаль, лишь один, прошлый, сезон в ИМТ, несмотря на избыточное «режиссёрничание» постановщика, свидетельствовал: порох-то (вокальный) в наших пороховницах есть. Е. Алейников предложил нашим солистам партнёрство в крупных фрагментах знаменитых опер, «блоки» из двух арий, речитативов-дуэтов.

Вот после арии князя Игоря (Алейникова) появляется на сцене и начинает: «Что приуныл, князь?..» — Андрей Данилов. Данный от природы сочный, красивейшего тембра бас благодатно ложится в роскошную арию Кончака, хана половецкого. Артист не «играет образ», нет, не те обстоятельства. Он окунается в великолепие музыки А. Бородина, дарит её, столь знакомую, нам ещё раз, трепетно, словно дароносицу, несёт мелодическое диво (помарки крохотные: два-три рывка — сфорцандо)… И вспомнилось восхищение певческой манерой Андрея Данилова в арии Базилио из прошлогоднего «Цирюльника» Дж. Россини…

Сцена Ренато и Амелии из «Бала-маскарада» Дж. Верди. У Елены Беляевой, что называется, голос «небесный» — «хрустальный», высокий, звонкий и будто по-весеннему утренний, чуть холодноватый. Но и как он благозвучно драгоценен в среднем и даже (колоратура ведь!) нижнем регистрах. Певица, правда, «скупится» на трели, форшлаги и другие вокальные украшения. И в её исполнении ария Амелии (III акт) — живое страдание души, мука и отчаянье женщины (такой хрупкой!), подозреваемой в измене мужу. Образ щемяще трогательный…

Светлана Лунюшкина в своём вокальном существе — «земная». Краски её голосу придаёт, я думаю, эмоциональная сфера её ролей. А уж её Джильда из «Риголетто» Дж. Верди — раздавленная, обесчещенная (II акт), когда бросается к обезумевшему от позора отцу (у Е. Алейникова ария Риголетто — самый яркий, почти безупречный из номеров его программы, пожалуй), а потом поёт «исповедь» — она так жалостна, но и возвышенна (ибо всё ещё любит обольстителя), что глаза увлажняются… И явлено это в сплаве певческо-актёрских средств. А в коде presto финального дуэта отца и дочери С. Лунюшкина, выждав паузу, бесстрашно берёт «бесконечную» ноту — полный восторг!..

Обе певицы были и превосходными «севильскими» Розинами в сезон 2005/06 гг. Там же запомнилась и роль Берты у Елены Барабошкиной. У солистки привлекательное «матовое» меццо-сопрано, грудные обертоново-объёмные переливы, сдержанная, но внутренне властная подача звука. Напрасно она, поволновавшись, сделала купюры в сцене (весьма сложной, однако) Григория Грязного, опричника, и Любаши из оперы Н. Римского-Корсакова «Царская невеста». Хочется приободрить её: дерзайте, Елена, — и Кармен (она уже поёт Хабанеру), Далила, Азучена будут ваши! Добавим к этому, что нашим вокалистам пока что недостаёт главного — оперной практики (с её жёстким режимом), чем богат Е. Алейников.