Интерпретация произведений Шопена, казалось бы, хорошо известных, доступных широкой публике, на деле ставит перед музыкантом сложные задачи. Искусству Шопена свойственно соединение несоединимого: воли, твёрдости, силы — и хрупкости, утончённости, изысканности. По словам французского пианиста Альфреда Корто, много игравшего сочинения великого поляка, «в хрупком Шопене жила энергия бойца. Его природа — застывшая сталь». Романтику Шопену чужда романтическая неистовость.

Он сдержан и строг. Шуман именовал его преемником Бетховена. Перевес одного из начал, что нередко встречается у исполнителей Шопена, вуалирует неповторимость его художественной индивидуальности. Цель музыканта — достижение органического синтеза.

Константин Сероватов — пианист, находящийся в постоянном творческом поиске, открывший для себя и слушателя новые пласты фортепианной музыки, ищущий адекватную трактовку сочинения — как авторскому замыслу, так и ментальности человека нового времени. Почтение Сероватовым Концерта ми минор Шопена, чуждое внешней аффектации, предстало убедительно и впечатляюще.

Три части Концерта раскрыли разные стороны художественного мира композитора. В первой части — это обречённость, граничащая с покоем, «на который способны только печальные и остывающие сердца» (А. Ивашкевич); это образ романтического идеала в его немыслимой, запредельной красоте, абсолютной чистоте. Лирика второй, медленной, части интеллектуализирована. (Классическая логика, логика старых мастеров обычно отмечается в творчестве Шопена). Пианист раздвигает рамки привычного «ноктюрна». Здесь поёт не только чувство, но и мысль. Выразительная, «говорящая» интонация, в принципе свойственная исполнительскому стилю К. Сероватова, приобретает порой черты речитации. В финале Концерта картина народного празднества (если следовать его расхожей трактовке) дана пианистом опосредованно, отмечена отстранённостью, иллюзорностью. Она сплошь и рядом разрушается эмоциональными диссонансами. Комментируя игру Сероватова, нет нужды вспоминать о технике. Она совершенна. И всё же хочется сказать об особом качестве звука, найденном пианистом, его специфической красоте, посредством которой раскрывается духовный аристократизм Шопена.

Оркестр — важнейшая составляющая Концерта — образовал ансамбль с фортепиано. Дирижёр (Е. Волынский) и пианист были едины в преподнесении музыки — в «дуэтах», взаимодействии, развитии драматургических линий.

Симфония № 5 Сергея Прокофьева — сочинение масштабное по размерам и замыслу (создано в годы Великой Отечественной войны) — требует для её воспроизведения солидной профессиональной базы. Она была освоена музыкантами в целом на должном уровне. Оркестр звучал ярко, слаженно, подчиняясь творческой воле дирижёра. Симфония воспринималась с интересом от начала до конца во многом благодаря оригинальной трактовке её Е. Волынским. Дирижёр живо откликнулся на характерную черту инструментального стиля Прокофьева — театральность: присутствие актёрского жеста, узнаваемость персонажей из сценической музыки самого Прокофьева. Образность симфонии, решённой в этом ключе дирижёром, обрела особую рельефность, броскость. Симфония же в целом — дополнительную красочность, многомерность.

Лирически насыщенный вальс (3-я часть) невольно ассоциировался с балетными адажио. Остро юмористическая тема финала — с клоунадой Меркуцио из балета «Ромео и Джульетта». Драматический диалог (середина 3-й части), эпика среднего эпизода финала, — с военными сценами из оперы «Война и мир». Реприза Скерцо (2-я часть), восходящая к живописному жанру «плясок смерти», — со сценой смерти Меркуцио.

Характер каждой части симфонии, линии развития были чётко прочерчены дирижёром.

Впечатление, оставшееся от концерта, можно определить как радость — радость от общения с крупными мастерами, от знакомства с глубокой, неординарной интерпретацией музыки.