Именитые прогульщики

Думу, избранную в 1885-м, называли «адвокатско-инженерно-купеческой». На должность городского головы претендовали 22 человека, а избран был Владимир Сукачёв, дворянин, уроженец Иркутска, внук городского головы Никанора Трапезникова.

Хозяйство досталось ему весьма и весьма запущенное. Вернувшись на родину после двух университетов, обнаружил он, что иркутяне по-прежнему выливают помои посреди улиц; город всё так же горит, а съездов к ангарской воде как не было, так и нет. Иркутск так и обходится без водопровода, без канализации; фонари чуть горят, кладбища не огорожены, в устье Ушаковки — скотобойня. В общем, дел невпроворот, а «заседание думы по обыкновению не состоялось».

«Прогуливала», как правило, купеческая часть думы, особенно в пору ярмарок. Купцы стремились участвовать в городском управлении, ведь оно, кроме прочего, помогало им добывать подряды и откупа; но для кропотливой работы у них не было времени. Что уж там говорить о комиссиях, если даже на думские заседания поспевали лишь к вечеру. Раньше семи заседания и не начинались, а заканчивались к полуночи. И не всем такой ритм был под силу. В 1878-м насчитывалось 9 гласных, в течение года не посетивших думу ни разу. Однажды, после четырёх несостоявшихся заседаний, дума сошлась наконец, но уже в разгар выступления о бараках выяснилось, что гласные почти все разошлись. Тогда вышел на сцену думский сторож Михеич, протянул оратору ключ и сказал: «Кончите — так замкните».

В 1918-м Михеича не было, вероятно, в живых, но нашлись другие младшие служащие, поднявшие против гласных настоящую забастовку. Впрочем, это отдельная история.

Кошель, откройся!

В заседании думы 5 сентября 1888 года среди прочего обсуждался отпуск городского врача Казанцева. Как награду за многолетнюю службу, он просил сохранения содержания. Услышав об этом, гласные просто впали в недоумение.

— Этак, пожалуй, и членам управы придётся платить! — возмутился гласный Пясецкий.

Эпизод показателен — в том смысле, что и в богатом городе, каковым считался Иркутск, бюджет бывал в роли короткого одеяла. Нужно было искать новые источники доходов, а значит, заседать в комиссиях, думать, спорить, ждать, когда заработает найденный механизм, а потом исправлять его, пробовать снова… Это требовало напряжения сил и немалых познаний — коммерсантам же проще было открыть кошельки. Скажем, в 1858-м городской голова Катышевцов объявил подписку на ремонт тротуаров — и первым сделал взнос. Катышевцова поддержал купец 1-й гильдии Хаминов, а Хаминова — Пестерев, Малков. Нигде не записывалось, но при этом подразумевалось: у иркутского городского головы должен быть большой и всегда открытый карман. Если, скажем, голова Сукачёв выступал за открытие нового училища, то никто и не сомневался, что часть расходов он возьмёт на себя. Кстати, благодарные иркутяне воздавали им должное — с их лёгкой руки гимназии, улицы, больницы, сады получали имена не почивших ещё отцов города.

В начале шестидесятых годов иркутские доктора открыли бесплатную лечебницу для нуждающихся больных всех сословий, от поселенцев до дворян. 400 рублей на лечебницу давал город, но основную часть расходов нёс попечитель, иркутский 1-й гильдии купец М.В.Михеев — он передал 10 000 руб. для открытия при лечебнице бесплатной аптеки и пожертвовал двухэтажный каменный дом с флигелями для устройства родовспомогательного заведения и больницы. А в 1865-м и содержатель вольной аптеки Л.С.Ф.Шульц передал в лечебницу бес-платных лекарств на 1000 руб. серебром; мало того, через газету «Иркутские губернские ведомости» он заверил, что будет делать это и впредь. Иностранец-аптекарь вольно или невольно следовал установившимся в Иркутске правилам, пусть и неписаным.

Следуя этим же правилам, при главном управлении Восточной Сибири собиралось пособие бедным. Пополнялось оно подпиской перед праздниками Рождества и Пасхи, лотереей «аллегри». Жёны коммерсантов организовывали благотворительные спектакли и вечера, торговали фруктами на лотереях в пользу бедных. В 1861-м двенадцать именитых дам вошли в комитет для вспомоществования нуждающимся жителям Иркутска. В результате город поделили на 12 участков и в каждом выявляли бедных, в особенности тех, кто стыдился просить о помощи. Дамы-распорядительницы обеспечивали больных медицинскою помощью, престарелых определяли в богоугодные заведения, детей-сирот отдавали в сиропитательный дом или на выучку ремесленникам, наблюдая за ними и там. А взрослым трудоспособным людям, естественно, находили работу. В 1864-м и при Иркутском тюремном комитете открылось специальное, дамское, отделение — оно взяло на себя попечительство над заключёнными женщинами и их детьми.

В начале восьмидесятых годов в Иркутске открылась дешёвая столовая, где за 10 копеек давали щи с мясом, хлеб и квас. Добавив ещё 7 копеек, можно было взять и жаркое или котлету. Характерно, что открыли столовую на деньги, вырученные с любительского спектакля, добавив к ним 300 руб., пожертвованные тётей городского головы.

Незавершённое при жизни купцов доделывал их капитал, оставляемый городу в наследство. Так, в сентябре 1888-го, когда назрела необходимость открыть при гимназии подготовительный класс, директор запросил из бюджета дополнительные 550 руб. годовых. Такое решение требовало полного состава гласных, а надежда собрать их в ближайшее время была слишком мала. Выручил трапезниковский капитал, завещанный на нужды образования, — из него-то и взяли доплату за первый год.

Под сенью «Уложения»

Семидесятые-восьмидесятые годы девятнадцатого столетия представляются расцветом российского самоуправления: Городовое «Уложение», принятое в 1870 году, дало гласным весьма большие права, и они этим не преминули воспользоваться. Вот и в Иркутске в ту пору поднимались проблемы государственного масштаба — например, отмена уголовной ссылки в Сибирь. Кстати, такие важные заседания заставляли забыть о торговле даже самых занятых из коммерсантов — дума собиралась тогда в полном составе.

Городовое «Уложение» в 1892 году урезало права гласных и ужесточило их обязанности, в том числе и обязанность посещать заседания. Наступала другая пора, требовавшая иных механизмов управления и иного поведения гласных. В Иркутске этот последний период дореволюционного самоуправления продолжался до 1920 года. Естественно, не обошлось без коллизий — от думского отряда самообороны до троекратного роспуска гласных.

Нынешний год считается едва ли не юбилейным для иркутского самоуправления (ему 220 лет): организуются выставки, пишутся доклады для торжественных заседаний. Лет через тридцать, то есть действительно к юбилею, издадут, надо думать, серьёзный труд. Может быть, и нескучный. И явно поучительный.