Так случилось и с Н. Эрдманом, так оно и должно было про-изойти, ибо уже был разгром театра Таирова, уже расправа при-ближалась к Мейерхольду, уже был Маяковский, и великое счастье Эрдмана в том, что он, пройдя лагеря, остался живой и смог впоследствии безымянно, но творить и для театра, и для кино.

Прошли годы, и театры в условиях новых ветров свободы творчества обращаются к этой последней пьесе Николая Эрдмана «Само-убийца», относя её к разряду классики и стремясь ею обозначить горестное созвучие «века нынешнего» с «веком минувшим». Что же, на то она и классика, в ней есть всё, и требуется умный, ищущий творец, который силами искусства изыщет эти созвучия, придав им художественную значимость и зрительскую остроту.

Спектакль «Самоубийца» на сцене Иркутского академического драматического театра им. Н. Охлопкова поставил засл. арт. России Геннадий Гущин. С ним связаны многие постановки, которые стали для нашего театра открытиями новых авторов, и даже известным пьесам Гущин умеет придавать своё нестандартное толкование. Во многих своих постановках Г. Гущин, на мой взгляд, стремился убедить зрителя в романтической направленности своего прочтения пьес (стоит вспомнить его Сирано), но романтика Гущина, на мой взгляд, была сознательно заземлённой, в ней практически не было лёгкой воздушной поэзии, которая даже прозаический текст может насытить ритмом и рифмой, трепетанием сердца и безграничным полётом безоблачного воображения. И это не недостаток творческой натуры Гущина — такова одна из самобытных граней его таланта. Ему свойственна тяга к комедийному драматургическому жанру, и он умеет в этих комедиях реализовать и лёгкость воспроизведения, и необычно яркие режиссёрские находки (стоит вспомнить изобретённый им персонаж собаки в спектакле «Сидеть, стоять…»). И что мне особенно импонирует в творчестве Гущина — это уважение его к автору, умение, не переиначивая, не навязываясь в соавторы, увидеть, понять и представить на суд зрителя задуманное автором. Сегодня, пожалуй, это дорогого стоит!

Вот и в новой своей работе — «Самоубийца» Н. Эрдмана — Геннадий Гущин свободно сочетает и элементы бытовой комедии, и откровенный гротеск, а некоторые его сценические персонажи — выраженный графический портрет коллективного мещанства.

Отсутствие режиссёрской ультимативности создаёт иллюзию актёрского самотворчества, что не мешает, а подчёркивает ансамблевость постановки яркими и интересными образами.

Чрезвычайно интересно сцено-графическое решение спектакля. Неистощимый в своей фантазии, главный художник театра засл. деятель искусств России Александр Плинт нашёл удивительное созвучие российской коммуналки с плацкартным вагоном, где практически все жильцы друг у друга на виду, где на всех один туалет и на всех одна неухоженная судьба временно проживающих. В этом вагоне-коммуналке поселились (с учётом приходящих) практически все социальные слои российской советской республики: творческая интеллигенция и интеллигенция в широком смысле, торговый работник и священник, модистка и дамы полусвета. Каждый из них с помощью возможного самоубийства Сени Подсекальникова стремится (как сейчас бы сказали) пропиарить свою социальную значимость, чтобы потом выглядеть как бы «всем вместе», «в едином порыве». И когда трюк с Сеней рухнул, они вместо Сени счастливо и неожиданно обретают самоубийцу Федю и в радости бросаются на очередную пиар-акцию, чтобы опять «всем вместе» и «в едином порыве».

И нет к ним и тени симпатии. Отвратителен в своей самозначимости писатель Виктор Викторович, откровенный эксплуататор поэтической рифмы и чужого текста. Засл. арт. России Булдаков рисует его подчёркнуто гротесково, наделяя избитыми позами и интонационными штампами. Более реалистичен мясник Пугачёв в исполнении засл. арт. России В. Сидорченко — этакая «вещь в себе», он дождётся момента, чтобы предъявить свои притязания на роль в этом обществе. Страшен в своём риторическом пустозвонстве Аристарх Гранд-Скубик (арт. Н. Константинов), ярок и примитивен стукач-самоучка Егорушка, претендующий на право быть выразителем масс (засл. арт. России И. Чирва).

Прекрасен в своей актёрской интерпретации букет женских образов — этот коллективный убийственный памятник воинствующего мещанства с примитивным умственным развитием, жеманством и позёрством, низменностью чувств и желаний. Это Маргарита Ивановна (засл. арт. России Т. Двинская), это колоритная в своей монументальности Клеопатра (арт. В. Инадворская), модистка (арт. А. Шинкаренко), Раиса (арт. М. Антипина), Зинка (арт. С. Светлакова) и старушки-сплетницы (засл. арт. России Т. Панасюк и арт. Т. Кулакова).

Среди этого ансамбля хороших творческих работ мне хочется выделить великолепные актёрские воплощения тёщи Серафимы и жены Подсекальникова Марии. Засл. арт. России Елена Мазуренко в образе Серафимы демонстрирует высокий класс бытовой комедии, когда в портретности — социальный тип рядовой женщины той эпохи, умеющей быстро и при минимуме страданий переходить из одного состояния в другое и быть одинаково искренней, честной, во всё верящей и оттого удивительно привлекательной. В творческом решении ощутим чуть осязаемый гражданский подтекст решения образа, несомненное владение знанием эпохи и убедительности. Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что роль Серафимы и особенно первый акт спектакля — это бенефис Елены Мазуренко.

И рядом — очень естественная, «по-бабьи» домашняя, хотя, как истинная женщина, не лишённая претензий на яркую обеспеченную жизнь, по-хорошему забавная и по-доброму существующая Мария Подсекальникова в талантливом исполнении арт. М. Елиной.

И, наконец, тот, кто воплощает интригу авторского замысла — герой спектакля «Самоубийца» Семён Семёнович Подсекальников. Засл. арт. России Николай Дубаков относится к числу артистов охлопковского театра, чьё появление на сцене в любом спектакле и в любой роли для зрителя всегда желаемо и ожидаемо. Это обусловлено всегдашней убедительностью создаваемых им на сцене образов, какой-то врождённой обаятельностью, умением актёра неизменно вовлекать зрительный зал в сотворчество.

Роль Подсекальникова, на мой взгляд, располагает к некоему ёрничеству, к эдакой эстрадности, где всё чуть-чуть не всерьёз, где может господствовать стихия розыгрыша. Но эта идея не для Дубакова и Гущина. Они проповедуют всерьёз величайшую обязанность любого государства, любой социальной стихии уважать человеческое достоинство индивидуума, которому нравственный покой, достойная зарплата и житейское постоянство выше и дороже всяческих революций. Это психология человека, который получает однажды жизнь и стремится её прожить без глубоких потрясений. Это понятно, объяснимо, спорно и уважительно, и это воплощает на сцене засл. арт. России Н. Дубаков.

Однако, как всем нам известно, «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». И на это трудно возразить.