— Губернатор Иркутской области подписал договор с организаторами акции. Онкология — вторая после сердечно-сосудистых заболеваний отрасль медицины и по заболеваемости, и по смертности. Кроме того, лечение онкологических заболеваний с применением химиотерапии стоит очень и очень дорого. Стоимость лечения одного пациента качественными препаратами приближается в среднем к миллиону рублей. Понятно, что такое положение сразу ставит перед нами целый комплекс проблем.

Согласно существующему законодательству, обеспечить это лечение должна администрация субъектов. То есть вся онкология находится под крылом областного бюджета. Объективная ситуация такова, что администрация в регионах практически не может обеспечить лечение. Препараты для химиотерапии требуются импортные. Они тоже бывают разные. Качественные, матричные препараты, очищенные от токсинов, стоят очень дорого. Дешевле обходятся лекарства, которые производятся по патентам в Индии и других странах. Они дешевле, но более токсичны и гораздо хуже переносятся организмом.

— А бюджетных средств на качественные препараты не хватает…

— Не хватает. И мы вынуждены лечить производными от них. Грубо говоря, получается эдакая экономия по-российски: если у пациента есть деньги, он оплачивает лечение дорогими препаратами, нет денег — лечится дешёвыми лекарствами. Зная это, одна из лучших компаний-производителей и создала программу «Равное право на жизнь». Суть её в том, что фармацевтические компании хотят компенсировать те затраты, которые несёт бюджет при закупке дорогих препаратов. Мы лечим пациентов хорошими препаратами. А производители этих препаратов поставляют оборудование, реактивы, организуют санитарно-просветительную работу, подготовку кадров.

— Ещё какие-то условия есть, которые вы должны выполнить?

— Нет. Единственное условие организаторов — высококвалифицированное лечение качественными препаратами. Иркутская область пошла на это. То есть теперь администрация обязуется обеспечить лечение всех наших пациентов качественными лекарствами. А онкологическая служба получает дополнительный бонус на развитие.

Это своего рода компенсация. На сегодня нам поставлено оборудование, прошли обучение врачи-морфологи. Поставлены реактивы для проведения исследований. Кстати, это исследования мирового уровня, в России мы пятая территория, которая исследует опухоль по всем морфологическим тонкостям. Помогаем соседним регионам. Выделены средства для ремонта процедурных кабинетов. Два доктора вернулись из Парижа с семинара. Программа долгосрочная. Пока подписали на год.

— Почему Иркутская область выбрана территорией реализации программы?

— Конечно, наш регион выбран не случайно. Наш онкологический диспансер известен по всей России. Все методики диагностики и лечения, применяемые в стране, применяются и у нас. Практически вся известная патология лечится в Иркутске. Сейчас запущен межрегиональный проект — лечение опухоли костей — совместно с Томском и Москвой. То есть людям не нужно куда-то ехать, тратить деньги. Всю помощь можно получить здесь. Очень серьёзная болезнь — меланома. Для того, чтобы продлить жизнь пациентам, мы совместно с Новосибирским институтом иммунологии проводим вакцинотерапию. Сейчас строится новое здание, будет улучшена наша материально-техническая база. Это обстоятельство тоже сыграло свою роль. Одним словом, у нас есть необходимая база.

— Качественные препараты и новое оборудование способны снизить смертность от рака? Насколько они могут гарантировать благоприятный исход заболевания?

— Благоприятный исход заболевания в большой степени зависит от ранней диагностики. К нам за прошлый год поступило только 40% пациентов с ранней стадией болезни. Остальные 60% — с 3-4 стадией. Очень малая группа онкологических заболеваний на ранней стадии нуждается в сложном и самом дорогом химиотерапевтическом лечении. Оно подключается на второй стадии. Здесь уже каждый второй получает химиотерапию. Могу сказать, что лечить ранний рак значительно дешевле, чем запущенную форму. Суммы возрастают в тысячи.

Если болезнь запущена, виноват в этом либо сам пациент, который не хочет обращаться в больницу и дотягивает до такого состояния, когда помочь ему уже очень трудно, либо человек обращается в поликлинику, но квалификация врача не позволяет распознать заболевание на ранней стадии. Поэтому получается, что мы должны развивать два направления. Во-первых, это профилактика, и во-вторых, повышение грамотности населения и культуры отношения к своему здоровью.

Что касается профилактики, она на сегодняшний день в России может осуществляться только за счёт самого населения. Есть форма профилактических осмотров, но она, согласно национальному проекту, чётко определена по бюджетной сфере. Уже это хорошо. Но есть ещё и производства. Раньше руководители предприятий были обязаны проводить профилактические осмотры. Сейчас этого нет, и работники внебюджетной сферы должны думать о себе сами. По сути, профилактическая работа остаётся за рамками системы здравоохранения и ложится на плечи населения.

— С другой стороны, у нас очень низкая культура населения по отношению к собственному здоровью.

— Низкая культура и масса мифов о раке. «Рак» воспринимается как приговор. Я не устаю повторять: это не приговор, это — диагноз. Примерно 80% опухолей излечимы, и только 20% мы не можем вылечить.

Возьмите любую европейскую страну. Если там человек вылечился от рака, он будет всем рассказывать об этом: «Я вылечился, я здоров». Существует масса обществ излечившихся от рака. У нас же излечившийся человек молчит, «чтобы не сглазили». Есть общества излечившихся наркоманов, алкоголиков. Но по пальцам можно перечесть общества онкологических больных.

В итоге мы имеем то, что имеем: больше половины пациентов — с 3 и 4 стадией рака. Опухоль уже не просто кричит, она заняла главенство в организме, поработила его. Она берёт из организма всё и в конечном счёте так изматывает человека, что он всё равно придёт к нам. А организм уже перестал справляться с опухолью. И мы начинаем лечить. Какие-то опухоли поддадутся лечению даже в этой стадии. Но говорить о полном излечении уже не приходится. Мы пытаемся уменьшить опухоль, приостановить её рост. Для этого опять же нужна очень дорогостоящая лекарственная химиотерапия. А химиотерапия по сути то же самое химическое оружие. Она действует на больные клетки, но и на здоровые тоже. Задача производителей во всём мире — создать такие препараты, которые будут максимально действовать на опухолевую клетку, не повреждая при этом здоровую. А лечение человека спасёт. Он будет жить, работать, воспитывать детей. Конечно, такого лечения не потребуется, если диагноз поставлен на ранней стадии. Оно будет дешевле и проще для организма.

Больной не должен идти в железнодорожную больницу или в областную, потому что боится нашего здания. Когда больной начинает выбирать и метаться, пытаясь убежать от страшного слова — «рак», он просто теряет время. Даже если его оперируют в другом месте, потом встаёт вопрос: а как дальше лечить? Как удалили, что удалили, какая гистология, мы этого не знаем. В итоге уходит время на разбор истории болезни и диагностику. Когда пациент сразу попадает в онкологию, начинает работать система. Сначала этап обследования, постановка диагноза и прогнозирование течения болезни — и собственно лечение. Когда мы комплексно попали в точку диагноза, больной будет излечен. Если мы теряем время, относимся к злокачественной опухоли неграмотно, она прогрессирует. Вылечить этих пациентов мы не можем.

Можно говорить об онкологических заболеваниях как о хронических. Точно так же, как о гипертонической болезни, как о язвенной болезни. Она хроническая, но с ней можно жить полной жизнью.

— Кто у нас занимается ранней диагностикой?

— Ранняя диагностика злокачественных образований — удел учреждений общей лечебной сети. Поликлиники, фельдшерские пункты, все муниципальные образования. То есть все учреждения, где доктор впервые сталкивается с пациентом. Доктору не нужно знать всю онкологию, но ему не нравится образование в молочной железе или тёмная бородавка на коже. Есть определённые признаки, которые известны врачам общей практики. Если пациент не хочет выезжать из района на обследование к нам — это его право. Тогда участковый врач обязан организовать консультацию онколога на месте. Не важно, будет это телефонный звонок, телемост или выезд онколога на территорию.

— Выезды на территории вы тоже практикуете?

— Да, но не к одному пациенту. Участковый врач или фельдшер должен собрать группу пациентов и пригласить к ним специалистов. Это предусмотрено бюджетом. Таким образом мы добиваемся ранней диагностики. К сожалению, анализ последних пяти лет показывает, что у нас низкая выявляемость онкологических заболеваний. Люди не хотят из территорий выезжать на обследование. Потому что дорого. И, опять же, тянут до последней возможности.

Например, у бабушки потемнела бородавка. Она же не пойдёт с ней к врачу. А идти надо именно в этот момент. Нет, бабушка дождётся, пока эта «штучка» на лице начнёт болеть, кровить, и тогда дети соберут её в охапку и привезут к нам. Есть территории, которые в этом году на учёт поставили меньше людей, чем в прошлом году. У них уменьшилась заболеваемость. А отчего она уменьшилась? Оснований нет. Могу предположить, что на будущий год все люди, которые не поставлены на учёт в этом году, придут уже с 3-4 стадией. Врачам нужно самим идти в народ, особенно в глубинке.

— Как продвигается строительство нового здания онкодиспансера?

— Строительство идёт нормально. Средства выделяются. В 2007 году открываем хирургический корпус, в 2008 планируем завершение строительства. Сейчас всем миром ищем средства на оборудование. И партия «Единая Россия», и депутат Государственной Думы Виталий Борисович Шуба очень помогают. Я очень благодарна губернатору и администрации за помощь. Онкоцентр — действительно один из приоритетных объектов строительства.

До Урала подобных клиник в нашей стране нет. Там предусмотрена совершенно блестящая операционная, где мы сможем начать пересадку печени при метастатических поражениях. Хотим начать оказывать помощь больным с метастатическим поражением мозга, костной патологией. Сейчас мы совершенствуем и отрабатываем у себя новейшие технологии, которые позволят приступить к такому сложному лечению. А если мы запустим радиологический корпус — цены нам не будет. Лечение будет проводиться на современнейшем уровне. Кадры уже готовы. Как только будет введено в эксплуатацию здание, мы сможем приступить к полноценной работе. Нам не потребуется дополнительного времени на обучение. Можно сказать, работаем на опережение. Коллектив живёт ожиданием переезда. И уже теперь пора думать о том, как развиваться дальше. Если мы достигли определённых высот, ни в коем случае нельзя успокаиваться. Только вперёд.

— Вы чувствуете отдачу от своей депутатской деятельности?

— Конечно. Очень важно главному врачу, который занимается очень большой и очень затратной отраслью медицины, иметь возможность лоббировать интересы этой отрасли на региональном уровне. Ведь за мною стоят тысячи и тысячи пациентов. Нужно просто отстаивать бюджет здравоохранения. И каждый шаг вперёд обязательно нужно закрепить законодательно. Это может сделать только грамотный специалист. Иначе может получиться так, что механизм просто откажется работать.

У нас много планов, которые нужно воплощать в жизнь. В ближайшее время собираемся открыть хозрасчётный центр профилактики рака вне диспансера. Если человек морально не готов прийти к нам сюда, пожалуйста, он сможет пройти профосмотр там. Этот центр избавит пациентов от очередей. Квалификация врачей это позволяет. Если по нормативам на осмотр требуется 40 минут, то врач с 30-летней практикой может сделать это гораздо быстрее. Это я говорю как хирург, который до сих пор занимается лечебной работой. Я делаю операции уже 36 лет, и за это время, конечно, отработано каждое движение, каждый жест. Руки сами знают, что делать. Теперь операция на щитовидной железе для меня — симфония.

— Виктория Владимировна, а почему вы до сих пор оперируете? Зачем вам это нужно?

— Я так отдыхаю. Это страсть, которую преодолеть невозможно. Хотя важно вовремя остановиться. У меня много хороших учеников. Иногда они просят прооперировать, когда необходимо сделать это показательно. Иногда просят пациенты. И я делаю. Конечно, каждый день я оперировать не могу. Много другой работы, которая требует времени и сил. Откровенно говоря, я бы всё бросила и ушла в операционную. Но не могу себе этого позволить. Конечно, оперировать — тяжело. Но это приносит ни с чем не сравнимое моральное удовлетворение. В операционной я всё равно устаю меньше, чем от повседневной рутины. Если я сделала операцию — я спасла человека. Если даже не спасла, то сделала всё, что могла. Дальше я живу вместе с ним и вместе с ним умираю.

Виктория Владимировна Дворниченко родилась 4 ноября 1947 г. в Иркутске. В 1972 году с отличием закончила Иркутский государственный медицинский институт. Сразу после окончания интернатуры в 1973 году пришла работать в областной онкологический диспансер, где прошла всю карьерную лестницу от врача-хирурга до главного врача. В 1995 году была назначена на должность главного внештатного онколога Иркутской области. В 2003 году стала главным онкологом Сибирского федерального округа.

Выполняет сложные хирургические операции, активно занимается научно-педагогической деятельностью. С 1981 года работает ассистентом курса онкологии ИГМИ. С 1998 года заведует кафедрой онкологии Иркутского государственного института усовершенствования врачей. В 2001 году ей присвоено учёное звание доцента. В 2004 защитила докторскую диссертацию. С октября 2005 года — депутат Законодательного собрания, член фракции «Единая Россия».

Профессор, заслуженный врач РФ, имеет знак отличия «За заслуги перед Иркутской областью».

Взрослая дочь, двое внуков.