В репертуаре этого дня — комедия «На всякого мудреца…» по пьесе А.Н. Островского. Егора Глумова, главного её героя, играет бенефициант. Значит, Владимир Николаевич тщательно сбреет привычную для себя и окружающих растительность на лице: усы и борода молодости не добавляют. А роль-то и без того, как говорят театралы, на преодоление. Физическое и психологическое. В ней надо не только выглядеть молодым, но и вновь ощутить свою молодость, энергию, безоглядность.

— От Глумова я получаю не столько удовольствие, сколько кураж. Сама роль мне поначалу была просто не интересна. Мне бы лет в 30 её сыграть. А сейчас я бы уже не Гамлета, а Клавдия предпочёл. Потому что «быть или не быть?» — не стоит передо мной вопрос, как и дилемма, противиться ли злу и чем его наказывать? В себе ли, в других ли. К моим годам я уже с этим определился.

— Как именно?

— Быть! И злу противостоять. Другое дело — какими средствами. И так же с Глумовым. Он ведь воспринимает себя как человека умного, не оценённого другими. И мне нужно достоверно показать распахнутость молодости, её жадность к восприятию мира и новым впечатлениям, когда впору по-молодому задохнуться от перспективы попасть из грязи в князи. Причём только благодаря своей смётке, гибкому языку, умению при-спосабливаться и угождать. Очень современный, на мой взгляд, персонаж. Он тонкий психолог, играет только на слабостях человеческих. Тип прямо нынешнего времени. И трудный для воплощения. Но момент сотворения художественного образа приносит эмоции, не сравнимые даже с бурными овациями, которые приятны, безусловно, но воспринимаются уже как должное. Кураж — не эквивалент счастья. Но актёр, получающий кураж от роли, в эти минуты счастлив. Потом-то, конечно, досадуешь: здесь недотянул, тут недоработал, там просто текст рассказал, чтобы быстрее проскочить, потому что впереди сцена интереснее…

Всё правильно. Без самоедства, без взыскательности к себе, наверно, не бывает творческого человека. Владимир Привалов убеждён: «Актёр всю жизнь себя строит! А если решил, что процесс завершён и всё уже умеет, — сразу скучно смотреть. И самому скучно».

Теперь попробуйте припомнить, в какой из множества ролей вам было не интересно следить за этим исполнителем. Сомнительно, чтобы такая нашлась. Даже если это роль второго плана или просто эпизод. Двойственная природа обаяния позволяет Привалову выявлять себя в широком ролевом диапазоне. Его персонажи совершенно полярные по масштабу, краскам, характеру, драматургии. От героико-лирических и острохарактерных до сказочных, со всевозможными вариациями. Гаев в «Вишнёвом саде» Чехова, Актёр в «На дне» Горького, Муромский в «Браке по расчёту» («Свадьба Кречинского») Сухово-Кобылина. Меркуцио в «Ромео и Джульетте» и Мальволио в «Двенадцатой ночи» Шекспира, Бусыгин в «Предместье», а следом Сильва в «Старшем сыне» Вампилова. Пьеро в «Приключении Буратино» и крыса Мельхиседек в «Принцессе Кру»… Учит любая роль, и каждая по-своему дорога, говорит юбиляр.

Завзятому театралу такая репертуарная обойма без комментариев много скажет об актёре, которому доступны и сценическая мягкость, и лиризм, и властность интеллектуала, и гротеск. И который, что теперь удивительно слышать, вовсе не помышлял об этой профессии. Заканчивая школу, параллельно ходил на курсы, готовясь к поступлению либо в мединститут, либо в институт иностранных языков, ставший лингвистическим университетом, где сейчас учится его сын, которому Владимир передал своё увлечение английским. Одни курсы оплачивала бабушка, другие — отец, работавший слесарем-ремонтником на иркутской мебельной фабрике «Байкал». Мама, техничка (так раньше называли уборщиц), тоже к театру отношения не имела.

— Социальное происхождение у меня очень хорошее. Надёжное! (Ненавязчивый юмор Владимира Привалова вампиловцы ценят по достоинству, особенно во время «капустников). Дед был председателем колхоза в уральской деревне. Их обязывали развивать самодеятельность на селе, и дед не только организатором выступал, но и сам активно участвовал в спектаклях. А поскольку часы и наган были единственно у него и доверить их он никому не мог даже на краткое время, то ему приходилось играть либо буржуев, либо белогвардейцев. Идейных врагов, словом. За что и попадало от власти: дискредитация должности! В самодеятельности и мне нравилось выступать, с малых лет стихи читал. У меня был самый низкий голос, и в детсаде я медведей изображал.

«Углядел» Володю на школьном смотре руководитель театра «Юность» Алексей Худяков, которого многие иркутские актёры справедливо считают своим крёстным. Подышав атмосферой Дворца пионеров, паренёк решил: язык или медицина — это просто работа, которая даёт средства к существованию. А здесь ещё душа подключается. И в конце концов ведь тоже не бесплатно! Всё тот же Худяков подсказал идти в театральное училище.

— На первом туре я с испугом смотрел: вокруг меня ходили сплошь гении, у каждого свой взгляд на сценическое искусство, они уже знают, что и как будут играть. Но почему-то гении не прошли. Мы с Олегом Ивановичем Тупицей были в одной десятке, но он после восьмилетки поступал. На втором туре меня подозвала Клавдия Васильевна Алдохина, педагог по сценречи: «Дитятко, открой рот!» Посмотрела, потом дала мне листочек, там был записан звукоряд: си-се-са-со-су-сы-ша-ши-шо-шу. Велела прочесть. Я прочёл. И пошёл. Решил, что провалился. Она догнала меня в коридоре и сказала, что я только свистящие и шипящие неверно произношу. Показала, как надо правильно язык располагать, и велела: «Ты даже во сне должен си-кать и ши-кать. Иначе осенью отчислят». Я отнёсся к этому очень серьёзно.

Кто-то в ТЮЗе сказал, что Привалов «патологически скромен». Вовлечь его в разговор — больших трудов стоит. Молчун. С детства этим отличался. Но уединяться не любит, предпочитает быть там, где общаются, сам не вступая в беседу, а только слушая и наблюдая. Он никогда не скандалит из-за ролей или зарплаты, не повышает голоса, всем импонирует его ровное, спокойное настроение, выдержка. Что и выдаёт подлинного интеллигента, каким он сделал себя сам.

— Я думаю, что его целеустремлённость и сосредоточенность на самом себе дают поразительный результат. Видишь накопление, — мнение народной артистки России Людмилы Стрижовой. — На сцене он в каждой роли разный, смело пробует какие-то вещи, не боится показаться в новом ракурсе. Не мне судить об актёрских делах, но глаз у него внимательный. Видит сразу всё и всех благодаря несуетности. Очень неравнодушный и участливый. Большой эрудит, перечитывает русскую классику, мемуары — он из категории любознательных и дотошных. Но ему не скажешь: здравствуй, зайка-зазнайка! Так хочется обратиться к тем, кто думает о себе очень хорошо. Что всегда смешно. Из нас ещё в училище звёздную болезнь калёным железом выжигали!

В один голос говорят вампиловцы о человеческой и партнёрской надёжности Владимира Привалова.

— В студенческие годы я даже присматривался к тому, как он работает, — вспоминает однокурсник и друг юбиляра заслуженный артист России Николай Кабаков. — Его отношение к профессии — трепетное. У него очень развито чувство импровизации, без которого театр становится мертвечиной. Воображение оптимальное! В «Маленьком принце» Экзюпери он играл сразу семь или восемь, короче говоря, все мужские роли там Володя играл один, причём все они отличались друг от друга. Разноплановый очень, разносторонний. Считаю, он занимает в труппе достойное место, хотя режиссура не всегда использует его талант в полном объёме.

— Просто потрясающе играл Владимир Николаевич в «Двух стрелах» Володина, — подхватывает Олег Тупица. — Для своего Красноречивого он что придумал: набирал полный рот камешков и сплёвывал их в железную кружку, красивым голосом всё произносил, а камешки громко стучали во время его отличной речи. Критики назвали его работу в этом спектакле гениальной! Ну, мастер, что там говорить. С ним на сцене всегда интересно и легко. Он чувствует сцену, партнёра, театр. Словами это не объяснишь. А вот задумаешься: чёрт возьми, ведь действительно партнёрство — это великое дело. И редкое! Таких партнёров, как Володя, в театре по пальцам перечесть.

Спрашиваю бенефицианта: а не зудит душа, что звания пока нет?

— Звания? — переспросил Привалов. — Звание — это приятно. Но не более того. Потому что в театре к тебе относятся так, как ты того заслуживаешь, вне зависимости, народный ты или просто артист. Я занимаюсь любимым делом. Смею надеяться, что я не самый плохой актёр. Эта профессия требует публичности, даёт возможность самовыражения, познания себя и человеческой культуры через драматургию.

— А чем хочется делиться со зрителями?

— Размышлениями над жизнью. У каждого артиста есть тема, даже если она не сформулирована. Я не буду её озвучивать.

— Хотя бы намекните!

— Это как-то ещё Анна Кузьминична, бабушка по мачехе, говорила: «Вот сделает тебе человек плохо, а ты ему — хорошо. А он всё равно тебе плохо сделает, а ты ему опять хорошо. А он из злости, на вред тебе сделает что-нибудь плохое, а ты ему — снова хорошо! Ему и совестно станет в конце концов…». Я думаю, что нужно любить друг друга, одинок ли ты, худо ли тебе. Всё равно нужно уважать чужое пространство, не только своё.

Фото Александра КНЯЗЕВА