Своеобразной кульминацией концертного вечера, пришедшейся на его «точку золотого сечения», стало сочинение Рахманинова с Константином Сероватовым в качестве солиста. Среди высказываний крупных музыкантов можно встретить уподобление роли исполнителя, по большому счёту, роли медиума, доносящего до слушателя откровение, внутренний голос композитора. Исполнительское творчество оказывается в этом случае сродни магии, волшебству.

«Рапсодия на тему Паганини» — сочинение сложное. К. Сероватова, как известно, не только не останавливают, но, скорее, привлекают трудности постижения, освоения такого рода произведений. Сложившийся в «Рапсодии» тандем Рахманинов — Паганини символичен. В «Рапсодии» словно оживает легенда о Паганини, продавшем душу дьяволу, что соответствовало замыслу композитора. Музыка Рахманинова подразумевает инфернальный смысл, превращаясь порой в сущую дьяволиаду. Форма вариаций позволяет обнаружить разные грани темы-явления, которые и были впечатляюще представлены Сероватовым. В его интерпретации соседствовали, соизмерялись демоничность и панихидность (в тонко очерченном пересечении-прорастании мелодики Каприса, древнерусских песнопений и средневековой католической секвенции смерти Dies irae); ощущение власти инфернального (исступлённость постоянных ударов — остинато) и проникновенной лирики; бездонности печали и иных, невыразимых словом душевных измерений.

Именно постижение музыкантом глубинного смысла произведения породило архитектоническую стройность, абсолютную точность штриха, качества звука (что предполагает, конечно, безупречное владение инструментом). Отсюда — воля, сила убеждения пианиста, которая оборачивается для слушателя силой внушения, магией исполнительского искусства.

Прозвучавший сверх программы этюд-картина Рахманинова вписывался в эмоциональную атмосферу «Рапсодии» — мятежностью, характерно рахманиновской скерцозностью (завершение пьесы) — в духе «насмешливого рока».

Эммануэль Ледюк-Баром (Франция), не раз выступавший в Иркутске, зарекомендовал себя как талантливый дирижёр, яркий интерпретатор сочинений разного стиля, в том числе современных (Онеггера, Р. Штрауса, Бартока, Шнитке и др.). Работая одновременно во Франции и России, гастролируя в странах Европы и США, в том числе в ансамбле с выдающимися солистами, он получил признание широкой публики и высокие оценки критики. Профессиональное мастерство дирижёра, его выверенный жест, владение музыкой разных стилей раскрылись и в нынешнем концерте. Единственной помехой для слушателя было впечатление, что оркестру не хватило времени на тщательную проработку планируемого репертуара. Он не всегда отвечал уровню требований дирижёра. Романтически опоэтизированная симфония Прокофьева № 7 легко воспринималась публикой. Но, к сожалению, в её воспроизведении оркестром присутствовали, пользуясь колоритным выражением самого композитора, «недотыки»: нестройность, асинхронность звучания, небрежность исполнения партий артистами духовых групп. В диалоге солиста и оркестра («Рапсодия на тему Паганини»), в целом состоявшемся, порой недоставало рельефности, дифференцированности оркестровых планов.

Заявленные в программе «Озорные частушки» Щедрина были заменены более простыми «Половецкими плясками» Бородина. Уверенное исполнение их оркестром преобразовалось в эмоциональную свободу и выразительность, завершив концерт на оптимистической ноте.