Раз — ступенька, два — ступенька…

— Вы от рядового милиционера дослужились до генерала. Декорации, на фоне которых проходила и проходит ваша служба, не очень-то приятны. Что вас в ней привлекало? Карьера? Или романтика?

— Я начинал служить в пограничных войсках, когда разворачивались известные события на Даманском: с одной стороны — хунвэйбины, «вооружённые» цитатниками Мао и готовые к провокациям, с другой — безоружные советские солдатики, стоящие живой стеной на рубеже Родины. Я тогда решил: «Погоны больше не надену».

Однако, как видите, служу уже 35 лет. Характер у меня, наверное, такой… Я не привык рядиться, приказы обсуждать, дожидаться должности повыгоднее. Куда меня направляли, туда и шёл работать. Начальству, думаю, виднее, где я больше пользы могу принести. А романтики в моей работе было, действительно, много. Я в милиции отслужил 33 года. И самыми запоминающимися, счастливыми из них были первые пять лет в Хабаровске, когда я работал, как у нас говорят, «на земле»: сыщиком, начальником уголовного розыска. Сутками, без выходных… Зато если удавалось наконец раскрыть запутанное преступление, задержать очередную группу — такое испытывал чувство удовлетворения! Когда из райотдела меня перевели в городское УВД, работа была тоже живая, не кабинетная: приходилась много ездить, оказывать помощь в раскрытии самых сложных, тяжких, резонансных преступлений.

А карьера двигалась потихоньку, сама собой. Больших рывков у меня не было. Девять лет я в райотделе поднимался со ступеньки на ступеньку, ещё столько же в городском управлении милиции, потом — в краевом УВД. Пока не предложили перейти в Госнаркоконтроль.

— До этого вам приходилось близко сталкиваться с проблемой наркомании?

— Ещё в 70-е годы, когда был зональным опером, мне дали «в нагрузку» линию борьбы с наркотиками. Речь тогда шла только о «травке», но я понял, что это проблема серьёзная. В конце 90-х годов у меня, начальника криминальной милиции края, в подчинении было управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. В то время, с распадом Союза, повсюду начался бурный всплеск наркомании. Но такой ситуации с героином, как в Иркутске, на Дальнем Востоке нет и сейчас. Там больше распространены наркотики каннабисной группы. Крупные партии опиатов сложно и рискованно завозить самолётами и поездами.

Середина земли

— А предложение возглавить борьбу с наркотиками в Приангарье как встретили?

— Не могу сказать, что с большим энтузиазмом. Я знал, что криминальная обстановка в регионе сложная, наркобизнес процветает, организовать работу по пресечению каналов поступления героина будет непросто. Иркутск ведь расположен в самом сердце России, это очень удобная перевалочная база. Но отказываться от предложения не стал. Мы — люди военные, у нас нет слова «нет», когда речь идёт о службе.

— А супруга и дети как отнеслись к вашему назначению?

— С супругой мы вместе уже 34 года. Она всегда меня поддерживала. Когда я позвонил ей из Москвы и «обрадовал», что поедем работать в Иркутск, она спросила только: «Это куда декабристов ссылали?». Пришлось ей последовать примеру жён декабристов.

— Так говорите, как будто на Дальнем Востоке живётся лучше, чем в Сибири.

— В Хабаровске тоже раньше была пересыльная база, через неё заключённых гнали дальше в Магадан. Оседало, как и в Иркутске, много человеческой «накипи». Но криминальная обстановка там всё же менее напряжённая.

— А первое впечатление от нашего города? Иркутск вам понравился?

— Поначалу я привыкал с трудом, но вот прошло два года, и я понял, что сроднился с Иркутском. Климат, например, здесь лучше: давление не скачет, влажности большой нет. Физически чувствуешь себя здесь более комфортно. Да и воздух изумительный — видимо оттого, что вокруг хвойные леса. А самое ценное в этом краю — вода. Первый раз наполнил ванну (я жил тогда в общежитии), стоял и смотрел: никогда ещё не видел такой прозрачной воды. У нас-то в Хабаровске она жёлтая, с примесями. А в Иркутске я пью её прямо из-под крана.

— Как вы устроились? Решили жилищный вопрос?

— После переезда семь месяцев прожил в общежитии. Потом квартиру купил: 50 процентов её стоимости выплачено из федерального бюджета, а другую половину суммы я внёс сам.

— А в каком районе живёте, если не секрет? Я к тому, что вряд ли вы представляете, как люди страдают в наркоманских районах, если сами живёте в коттедже за городом.

— Думаю, что я как раз хорошо это представляю. У меня небольшая двухкомнатная квартира недалеко от остановки «Помяловского», рядом с пресловутым Третьим посёлком ГЭС. Это бывшая мекка для наркоманов — место моих пеших прогулок. Так что обстановка в Третьем посёлке менялась у меня на глазах. Раньше там действительно торговали героином на каждом шагу — сейчас стационарных точек сбыта в этом районе практически не осталось.

Цыганский табор уходит в «зону»

— Никогда не думала, что этого можно добиться в районе, сплошь заселённом цыганскими семьями, где сбытом чеков заняты все, начиная с малышей. В милиции всегда говорили, что цыган «прижать» невозможно. А теперь что происходит? Они покинули свои особняки?

— Почему же? Живут, где жили. Однако нам удалось привлечь к уголовной ответственности две большие организованные преступные группировки. Ваша газета рассказывала о деле Облясовой, которое рассматривается сейчас в областном суде. Ей вменяют статью 210 Уголовного кодекса — организация многоуровневого преступного сообщества. Арестованы также некие Рубина и Арина — мать с дочерью, имевшие в Третьем посёлке целую сеть сбыта наркотиков. Семейным бизнесом они безнаказанно занимались не один десяток лет.

Да и сейчас у цыганок хватает защитников. Экспертиза, которая проводилась в областном психоневрологическом диспансере, установила частичную невменяемость пациентки. При этом в амбулаторной карте все записи были сделаны одной ручкой. Пришлось нам этапировать обвиняемую в Новосибирск для проведения независимой экспертизы. Там Рубину признали психически здоровой.

Вот так, повязав две основные группировки, нам удалось нарушить годами устоявшуюся систему распространения наркотиков в Третьем посёлке ГЭС Иркутска. А на создание новой схемы нужно время.

Давайте жить дружно

— В последнее время местную наркополицию подвергают острой критике на заседаниях общественного совета при губернаторе по борьбе с наркоманией. Правильно ли я понимаю, что от вас требуют закрытия всех стационарных точек по сбыту героина? Вы принимаете эту критику?

— Для меня важнее всего оценка населения. Когда проводилась акция «Поезд в будущее», на «круглом столе» выступила директор энергоколледжа, которая сказала всего несколько слов: «Спасибо сотрудникам наркополиции за то, что навели порядок в нашем районе». Вот эти слова для меня дорогого стоят.

Другая объективная оценка работы подразделения, которая меня интересует, — наше место в рейтинговой таблице. Из 79 территориальных управлений страны иркутское занимает сегодня 7 строчку, а в Сибирском федеральном округе мы на четвёртом месте. Руководство федеральной службы оценивает итог деятельности иркутской наркополиции достаточно высоко.

А что до закрытия абсолютно всех точек сбыта… У нас всего 140 оперативников на всю область. Да и это не главное. Для нас сейчас первоочередная задача — перекрыть основные каналы доставки героина в регион. Порошок поступает из ближнего зарубежья — Казахстана, Таджикистана. Сегодня в поле зрения оперативников достаточно информации. Работа идёт, и результаты будут. Поставщикам приходится постоянно менять тактику. Груз стал приходить небольшими партиями, в основном автомобильным транспортом: его заваривают в трубы, делают тайники в машинах, иногда используют для перевозок бабушек или матерей с детьми. В пелёнки, например, заворачивают пакеты с порошком.

И вторая наша задача — выявление преступных сообществ, имеющих крупные сети распространения героина. По нашей информации, сейчас наркомафия, которую потеснили из областного центра, вынуждена искать новые каналы сбыта порошка, перебираться в Ангарск, Братск, Усть-Илимск. Вот для того, чтобы доказать организацию крупной сети распространения героина и посадить лидеров, главарей, нам, конечно, важно выявить всю цепочку розничных наркоторговцев. Так что на отдельные точки сбыта мы всё равно выходим. Но для нас важнее не по хвостам бить, больных людей, торгующих мелкими партиями, сажать в кутузку, а начинать с головы — организаторов бизнеса. Это принципиально разный подход. И впредь мы будем реализовывать те меры, которые, на наш взгляд, дадут нужный эффект.

— Вас обвиняют в том, что ежегодно в Приангарье потребляется тонна героина. Расчёты, сделанные заведующей кафедрой уголовного права и криминологии БГУЭП Анной Репецкой, перечёркивают все перечисленные вами достижения. Или вы не согласны с этими расчётами?

— Если исходить из количества состоящих на учёте наркозависимых (а их в области около 13 тысяч), то в год потребляется примерно 39-40 килограммов чистого порошка. С этим выводом можно, конечно, тоже спорить. И главным образом потому, что у нас в области не налажен как следует медицинский учёт больных наркоманией.

Тонна героина в год — это цифра, явно не соответствующая действительности. Кому выгодно развернуть ситуацию подобным образом: найти крайнего и показать на него пальцем? Наркомания — больная для людей тема. А потому многие политические и общественные деятели используют её для пиара, пытаются таким образом привлечь к себе внимание, поднять собственный статус. Сколько я за два года работы в Иркутске наслушался предвыборных речей на тему наркомании, всяких планов и посулов, а когда доходит до конкретных действий — их нет.

— В чём вам нужна помощь властей, общественных организаций?

— Закон предоставляет возможность выселять из квартир хозяев, которые используют жилплощадь не по назначению. Сейчас у нас возбуждено около 35 уголовных дел, в материалах которых есть доказательства, что квартиры превращены в притоны для наркоманов. Мы направляем эти материалы в администрации районов, которым дано право обращаться в суд с исками о выселении хозяев таких квартир. Но создаётся впечатление, что муниципальные власти заниматься этим не хотят: всего два подобных процесса проходят сейчас в области.

Есть и другая возможность бороться с наркодельцами: незаконно построенные дома, из которых ведётся продажа зелья, можно просто сносить — по решению суда, разумеется. У нас такие «нахаловки» — сплошь и рядом. Но связываться с наркомафией у местных властей желания нет. Легче ведь других критиковать.

То же самое происходит с общественными организациями. Поговорить, поругать кого-то — это пожалуйста. А работать вместе пока не очень получается. Ведь это была наша инициатива — пригласить в Иркутск участников Всероссийской акции «Поезд в будущее». Хотелось, чтобы нам показали, как всем вместе заниматься профилактикой наркомании, научили, кому и что следует делать. Акция, по оценке Москвы, прошла очень успешно, как нигде в других регионах. Следующим шагом должно быть объединение сил, государственных и общественных структур и активная совместная работа.

Жизнь учит терпению

— Как снимаете напряжение?

— Жизнь учит терпению. Я никогда не повышаю голос на подчинённых. А если нервы сдают — уезжаю на рыбалку. Конечно, когда время позволяет. Но раз в две-три недели удаётся.

— У вас есть своя машина?

— Машины нет. Но у знакомого есть катер — рыбачим с ним на Байкале, на Ангаре. Места здесь изумительно красивые.

— Да и рыбы полно.

— Это смотря с чем сравнивать. В Амуре сейчас 141 разновидность рыб. Экологи говорят, в последнее время многие популяции там стали расти. Здесь такого разнообразия нет. Но я ведь не промысла ради, а для души. Однажды вытащил щуку на блесну килограмма на три. А то за раз как-то шесть штук поймал — отдал рабочим, которые дом рядом с нашим строят.

— А ваш рекордный улов?

— Восьмикилограммовый сом на Амуре. Сорок минут его тягал. Домой не повёз, ребятишкам деревенским отдал. Вообще очень люблю отдыхать на природе. Просто любоваться пейзажами, сидеть на берегу Байкала. Часть зарплаты трачу на картины. Все здешние приобретения — байкальские пейзажи, разумеется.

— А дачу не купили?

— Пока нет. Не увлекаемся мы с женой огородничеством, заготовками. А так, для души, хотелось бы в деревянном доме пожить, чтобы баня своя была, цветы под окнами.

— Дети не собираются к вам переезжать?

— Нет, бывали только в гостях, когда мне генеральское звание присвоили. Жаль, конечно, что внучек вижу редко. 28 ноября исполнилось уже два года, как мы с женой поселились в Иркутске.

— Надолго собираетесь задержаться? Пока наркомафию не победите?

— Контракт у меня до 2008 года. А дальше — куда направят. Мы люди военные…

Фото Дмитрия ДМИТРИЕВА

Беклемишев Александр Александрович родился 1 января 1950 года в городе Чапаевске Куйбышевской области. В 1952 году переехал с родителями в г. Хабаровск. В 1967 году призван в армию. В 1970 году — связист штаба военного округа. В 1971 году перешёл на службу в Хабаровское УВД. 1971-1973 гг. — учёба в Хабаровской высшей школе МВД. С 1973 по 1982 год служил в Центральном РОВД г. Хабаровска, пройдя путь от рядового инспектора уголовного розыска до начальника милиции. В августе 1982 года переведён заместителем начальника уголовного розыска вновь созданного УВД города Хабаровска, где дослужился до начальника криминальной милиции. В 1991 году назначен заместителем начальника уголовного розыска в УВД Хабаровского края. 1995 — 2001 годы — начальник оперативно-поискового управления, затем заместитель начальника и начальник криминальной милиции края.

В 2003 году назначен заместителем начальника Главного управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков Дальневосточного федерального округа. С ноября 2004 года возглавляет региональное управление Федеральной службы наркоконтроля по Иркутской области.

Женат, двое детей.