Путешествие совершенно безопасно, поскольку оно виртуально, так же как виртуален и сам батискаф. Но иллюзия реальности настолько сильна, что уже через минуту-другую после того, как был задраен люк и оператор с берега голосом Фиалкова по громкой радиосвязи дал разрешение на погружение, я почувствовал, как качнулась под ногами палуба. В иллюминаторах справа стал удаляться причал, а слева шире открылась панорама байкальского берега. Но ненадолго. Скоро иллюминаторы погрузились в прозрачную воду, и стали хорошо видны галечное дно, рыбья молодь, испуганно шарахающаяся блестящими фейерверками в стороны от батискафа, ярко-зелёные байкальские губки, похожие на причудливые деревца или древовидные кактусы, только размером поменьше.

Некоторое время мы, первые пассажиры виртуального батискафа, молча рассматриваем подводные байкальские пейзажи. Батискаф скользит у самого дна. На дисплее глубиномера меняются цифры. Два, пять, восемь метров. Пологое дно неожиданно круто проваливается вниз. Становится темнее. Капитан, управляющий батискафом, включает внешние прожекторы. На глубине около 400 метров видим последний косячок омулей. Капитан поясняет, что опуститься глубже этой рыбе не позволяет давление воды. А вот голомянки изредка продолжают появляться в лучах прожектора то слева, то справа от нашего батискафа. Встретившийся ещё ниже пологий участок дна — уступ подводного склона — «заляпан» какими-то белыми «кляксами».

— Это тоже байкальские губки, — объясняют нам. — Только здесь они не имеют окраски, потому что на такую глубину солнечный свет не в состоянии пробиться даже сквозь прозрачную байкальскую воду.

На глубине более километра, где, казалось бы, нормальной жизни и быть-то уже не может, в этой вечной темноте, при фантастическом давлении, превращающем в плоские лепёшки специальные ёмкости лимнологов для забора глубинной воды озера на анализ, слева по борту мы увидели… байкальского бычка. То ли испугавшись луча прожектора, то ли в поисках корма он, как мне показалось, пытался закопаться в донный ил, но ему мешал какой-то плоский камешек. А с другой стороны батискафа голомянки поднимали фонтанчики ила, выгоняя из-под камешков, как поросята рыльцами, ракообразную мелкоту себе на прокорм…

— Байкальскому музею и нам всем повезло, что здесь оказался Владимир Фиалков, — говорит председатель президиума Иркутского научного центра академик Михаил Кузьмин. — Он очень хороший специалист, учёный, обладающий широким спектром разнообразных лимнологических, гидрологических, географических знаний. Он знает Байкал. Очень важно, что он оказался ещё и прекрасным организатором именно музейной работы. Благодаря его идеям и нестандартному подходу наш музей становится не просто хорошим, а уникальным.

Я пытался навести справки, выяснить, есть ли что-то подобное хоть где-то в мире. Но, даже расспросив знакомых учёных, часто бывающих за границей, и перелопатив Интернет, не нашёл ни одной ссылки на такие вот виртуальные путешествия, почти не отличающиеся от настоящих. Похоже, что в музейном и в природоохранном деле это наше, байкальское, ноу-хау. Эксклюзив Владимира Фиалкова.

Мы находимся в самом глубоком месте Байкала. Готовимся лечь на дно, чтобы осмотреться. Иллюминаторы заволакивают клубы ила, поднятого со дна корпусом нашей виртуальной подводной лодки, а я непроизвольно чуть сгибаю ноги в коленях, ожидая толчка: до чего же всё-таки сильна иллюзия реального погружения. Несколько секунд ждём, пока осядет ил. Видимость скоро восстанавливается, но здесь, в отличие от мелководья, дно больше напоминает пустыню: вокруг, насколько хватает прожекторного луча, прорезающего вечную темноту, — белёсый от электрического света ил, скопившийся на дне колодца планеты то ли за 20, то ли за 25 миллионов лет.

Но даже здесь, оказывается, есть жизнь. Вон, что-то блеснуло в иллюминаторе справа. Впереди, в главном иллюминаторе, шевельнулся мелкий, как пудра, ил. Похоже, что кто-то очень маленький закопался в него, оставив на ровной поверхности крохотную воронку.

— Владимир Фиалков из тех людей, на которых держится новая идеология сохранения экосистемы, — делится впечатлениями Александр Антипов, директор Института географии СО РАН. — Его идеология не зана-учена, как это часто бывает в нашей среде. Она публична. Всё, что делает Фиалков, — ясно, прозрачно и понятно всем. Он пытается охранять природу не через высокие законы и не через научные публикации. В первую очередь он делает это через простых людей, через их удивление окружающим миром.

— Он на самом деле особый человек, — подтверждает Леонид Корытный, заместитель Антипова в Институте географии. И с улыбкой добавляет: «Не надо забывать, что в первую очередь он профессиональный географ, потому что свою кандидатскую диссертацию защищал в диссертационном совете нашего института. И мы этим гордимся. Мы с ним много сотрудничаем, потому что география, лимнология, гидрология, подводные исследования — Байкал связал всё это вместе».

С 1993 года Байкальский музей, бывший музей Лимнологического института, является самостоятельной научно-исследовательской организацией Иркутского научного центра СО РАН. И как раз с этой трудной для России поры, вопреки объективным экономическим, политическим, социальным проблемам, придавившим науку и всё общество, Байкальский музей переходит на качественно новый этап развития. Не утратив, не потеряв ни одной доброй музейной традиции, заложенной предшественниками, музей стал приобретать ещё и уникальные качества, не используемые другими музеями.

— Первое, что он сделал потрясающе, — это аквариумный комплекс и нерпинарий, которые дают людям возможность увидеть то, что есть на Байкале в живой форме, а не в традиционной стендовой экспозиции, — говорит Михаил Кузьмин. — Это, я считаю, была первая большая заслуга нашего коллеги, его успех. А новая виртуальная экспозиция, дающая возможность «спуститься» на дно Байкала и посмотреть, что там происходит, — это второй логический шаг, окончательно превративший музей в изюминку нашей области.

Михаил Иванович не сомневается, что благодаря Фиалкову и его небольшому коллективу Байкальский музей ещё не раз удивит мир. Он сделает и третий, и последующие шаги с использованием совершенно новых идей и ультрасовременных технологий.

— При этом очень важно, что наш коллега не выбрасывает устоявшиеся музейные традиции как старый хлам, — говорит академик. — Он совершенствует их в соответствии со временем и новыми возможностями. Ещё важнее, что он не забывает своих предшественников — Ладейщикова, Галазия, других байкаловедов, которых уже нет с нами, но без которых не могло бы быть и Байкальского музея в его сегодняшнем виде.

Всякий, кто хотя бы раз побывал в этом музее на экскурсии, которую вела Валентина Ивановна Галкина, пусть было это хоть 25 лет назад, наверняка запомнил эту удивительную женщину. Таких людей, я думаю, уж сотни тысяч. Не только в области и не только в России — по всему миру. Поэтому и представлять её нет необходимости. Она душа Байкальского музея, и все догадываются, что Байкал всегда в её душе.

— Вы же помните то время — перестройка, перекличка, передел, не знаю, что ещё. Страна рушится. А у него не было такого настроя, что в стране всё плохо, — вспоминает Валентина Ивановна первые годы руководства музеем Владимира Фиалкова. — Он собрал коллектив и сказал: мы должны думать и делать, потому что жизнь продолжается. В поздравительных адресах в честь 65-летия его многие называют единомышленником. Вот у него талант такой — сплотить вокруг себя единомышленников.

Валентина Ивановна рассказывает, что Фиалков — человек гордый. Он никогда и ни у кого не просит помощи в содержании и развитии музея. Он просто рассказывает о музее, о его значении, о его проблемах, о его возможных перспективах. И люди, с которыми он говорит, становятся его единомышленниками. Сегодня они везде — в науке, в бизнесе, в политике. В России и далеко за её пределами.

— А нам особенно приятно, — откровенничает Валентина Ивановна, — что… Ну, вот у каждого же человека бывают в жизни очень тяжёлые минуты. Так вот наш директор в такие моменты всегда поддержит. Как бы он не относился к человеку по работе. Все люди разные, бывают и не очень добросовестные, но если кому-то трудно, он обязательно поддержит, обязательно приласкает, окажет и материальную, и любую другую помощь. И все чувствуют, что от души, а не по обязанности. Нам очень крупно повезло с таким директором.

Когда семья Фиалковых — жена Лариса и две дочки — перебрались в Листвянку, Валентина Ивановна присутствовала при их знакомстве с главой администрации. И даже сейчас, по прошествии более 10 лет, вспоминает тот день с особой нежностью, хотя не было в том знакомстве совершенно ничего необычного.

— Там дело было не в словах, а в интонации, в отношении, — говорит В. Галкина. — Он сказал просто: «А это Лариса. Моя жена. Моя любимая жена!» — Но, знаете, сказал так, что будто это про меня говорит мой покойный муж. И мне было до того светло целый день от того, что в то сумасшедшее и всякое разное время сохранились люди, которые так нежно и бережно относятся к своим супругам. Вот тогда я почувствовала его душу. И не ошиблась. Его дочки, Машенька и Юлечка, росли вместе с моими внуками. Так они своего папу не просто слушали, они взгляд его ловили, чтобы угадать желание и сделать для него что-то хорошее.

— Он любящий муж, любящий отец и дед. Очень любит заботиться о нас, — говорит о Фиалкове жена. — Но главным в жизни для него всегда, с тех пор, как мы стали вместе, была и остаётся работа. Бывало, что он уезжал в экспедиции, оставляя меня с маленьким ребёнком. Иногда даже обида появлялась, но я всегда его отпускала, потому что знала: без работы он просто не выживет. Вот, знаете, как цветок сорвёшь — он, конечно, может постоять в воде и некоторое время будет радовать красотой. А потом завянет. И я всегда считала, что без настоящей, активной работы он тоже завянет.

Владимир Фиалков приехал на Байкал в 1963 году из Харькова. Вначале только на одно лето, чтобы посмотреть чудо-озеро и чуть-чуть поработать. Спрашиваю, помнит ли он, когда впервые узнал про Байкал, и почему появилось желание тащиться из Харькова в такую даль, в Сибирь, если тёплое Чёрное море к дому гораздо ближе. Он смеётся: «Помню, только признаться стыдно…».

Оказалось, что совсем маленьким мальчишкой увидел он пачку папирос с красивой картинкой: пенный гребень волны и летящая чайка. И написано непонятное слово «Байкал». И вот запомнилось ему почему-то это слово сразу и на всю жизнь. Потом узнал, что есть такое озеро в Сибири. Потом, когда подрос немного, из книжки Г. Кунгурова про Артамошку Лузина узнал, что рядом с Байкалом есть город Иркутск. А когда стал студентом-заочником Ленинградского гидрологического института, списался (подумать только!) с самим М.М. Кожовым и напросился к нему на лето поработать водолазом, потому что давно и серьёзно занимался подводным плаванием, имел необходимую квалификацию. Приехал, поработал и уже на следующий год приехал снова. Насовсем. И поступил в Иркутский госуниверситет…

— Наша старая экспозиция, основа Байкальского музея, заложенная ещё во времена лимнологической станции, существует уже более сорока лет, — отмечает Фиалков. — Она даже физически износилась. И мы хотим на её основе создать принципиально новую, с использованием современных компьютерных и ГИС-технологий. Чтобы можно было не только услышать, но и увидеть, как возникла наша земля. Как возникла жизнь на планете и как она изменялась с течением времени. Как возник Байкал, и почему в нём сохранились эндемики. Попытаемся сделать прогноз и на основе современных научных гипотез показать, что ждёт Байкал в будущем. И, конечно же, показать со-временный Байкал, его дальние труднодоступные уголки в режиме он-лайн. Поставим, к примеру, камеру на Ушканьих островах и будем наблюдать за жизнью нерпы прямо из зала музея…